Жесть - Щеголев Александр Геннадьевич - Страница 30

Однако не слишком ли жестокая кара постигла в итоге неудавшуюся самоубийцу?

Среда, первая половина дня. ВЛЕЧЕНИЕ

— О чем задумались? — спросил Павел.

— Простите… Так, по работе.

— У вас лицо было, как будто червивое яблоко надкусили.

— Ох, знаете! Я такие яблоки каждый день дюжинами жру. А червяки — та же клетчатка, переварю как-нибудь. При моей профессии гурманом не станешь.

— При моей — тоже…

Хорошая была у Павла машина: просторная, ходкая. Да и водил он лихо. За окном мелькали поля, перелески и яркие пятна типа бензоколонок. Дорожные правила не для ментов писаны — он гнал по осевой, беспрерывно сигналя попутным и встречным. Дух захватывало. То ли перед дамой выделывался, то ли всегда такой.

— Вы извините, я там, в больнице, на вас наехал.

— Да нет, я же все понимаю. Это, наверное, нелегко дается, когда нужно всех строить…

— Быстро входит в привычку.

— Привычка — вторая натура?

— Не знаю… — мрачно подытожил Павел.

Что же я делаю, ужасалась Марина сама себе. Королева Рока… девочка, сломанная давним проклятьем… тебе нужен Шестой?

Мужик ей определенно нравился. Не потому, что похож на Вадима (да не похож вовсе, совершенно другой!), а просто — нравился. Симпатичный, и все тут. И что теперь? Специально тормозить себя, превращать симпатию в профессиональное, рассчитанное кокетство? Ровно это она и пыталась делать… Хотя, с какой стати?! Хочу! — топнула она ногой, мысленно, конечно.

А если… (не думать об этом!)… что-нибудь случиться?.. (не думать!!!)… а вдруг? Кто будет виноват?..

Чудовищный выбор.

Надежды и страхи. Компот из чувств…

— Злым быть проще, да? — игриво спросила Марина.

— Нам положено… Не злым, а строгим… — Он засмеялся.

По рискованной дуге — выехав на правую обочину, — он обогнал автопоезд, везущий лес. Шикарный вираж! Отчаянный мужчина! Ах и ох…

— Вы правда из РУБОПа?

— Есть такое дело.

— Из какого отдела?

— Убойный.

— А фамилия ваша?

— Я майор Больших и Малых милицейских Домов. А фамилия моя слишком известна, чтобы называть ее вслух.

Похоже, офицера понесло. То ли от безудержной гонки, то ли от порученного ему дела. А может, виной тому женщина, сидящая рядом.

— Уголовный розыск что, не участвует в охоте?

— Главк-то? Все участвуют. Только приз один. Второго и третьего места здесь не будет.

— Простите, если я задам неприятный вопрос. Вы ловили этого маньяка… прошлой осенью, когда он только начал куролесить?

— Все ловили, как и сейчас. Но тогда приз достался полковнику Лебедеву, начальнику убойного отдела Главка.

— Я знаю полковника Лебедева, — сообщила Марина.

Павел быстро взглянул на нее.

— Знаете? В каком смысле?

— Без всякого смысла. Встречались позавчера в Орехово, при штурме одной дачки.

— А, ну да. Вы там чудеса героизма проявили, — сказал он без тени иронии. — Наслышан. А я было подумал, что вы… — он замолчал.

— Что — я?

— Марина, вы курите, если хотите. Стекло опустите. Нажмите на эту кнопку…

— Спасибо, вы так любезны. (Она вытащила сигареты. Он тут же поднес ей зажигалку. Она со вкусом затянулась). Мне говорили, что майоры РУБОП — настоящие рыцари, в отличие от офицеров других служб. А я не верила, дура… Павел, голубчик, помогите официальную версию сформулировать. Скрыть факт побега уже невозможно, ведь так? Я могу про побег написать в проброс…

— Вот и напишите… В проброс. А мы почитаем…

Поля и перелески закончились. Признаки цивилизации быстро прибывали: коровники, теплоэлектроцентрали, железнодорожные платформы, дома, церкви, кладбища…

— Послушайте, я же не могу написать, что у медсестры Лидуси был день рождения, поэтому никто ничего не помнит.

Павел выразительно хмыкнул.

— Что вы еще знаете?

Марина честно рассказала все, что успела выяснить и понять. Брови у оперативника с каждым ее словом поднимались выше и выше. Когда она закончила, он спросил:

— Вы что, успели обойти больницу? Да нет, не могли успеть…

— Узнала подробности, пока во двор спускалась.

— Короче, вся больница в курсе?

— В курсе весь цивилизованный мир, — изрекла Марина задумчиво.

Помолчали. Майор заговорил с горечью:

— У них там нет режима, как такового — это ведь не тюрьма. Вохра привыкла работать по зябликам, которые только бакланить и могут по мелочи… Бакланить — ну то есть хулиганить… Когда привозят на освидетельствование людей со взрослыми статьями, вместе с ними приезжает тюремный конвой. Они привыкли держать нормальных зека?. А у маньяка действия неожиданные, реакции необычные, мозг очень извилистый…

— А у конвоя извилины попроще?

— Ничего, начальство понарежет новых.

Оба неожиданно засмеялись.

— Жалко ребят, — сказала Марина

— Чего жалко?! Вот, русские женщины! Раздолбаев вам жалко? А то, что упырь на воле покусает кого?!

— Тоже будет жалко…

— Вас куда везти, к вокзалу?

— А куда хотите, — сказала Марина легкомысленно.

— Куда хочу… куда хочу… — покатал майор во рту, словно искал в этих словах двойной смысл. — Заманчиво звучит. Тогда, с вашего позволения, сначала в районную «управу»…

Въехали в Гатчину. Миниатюрный город с колоссальным историческим прошлым. Старый запущенный парк проскочили быстро, не успев ощутить весь масштаб разрухи. Узкие улочки и ужасающий асфальт больше походили на испытательную трассу. Потянулись бесконечные мелкие магазинчики, ларьки, и вдруг возникла церковь — идеально отреставрированная, с ухоженной пешеходной зоной, с автомобильной стоянкой…

В этот момент заиграл мобильник. Марина принялась лихорадочно рыться в сумочке. Она нашла трубку и с изумлением посмотрела на номер, высветившийся на экране.

— Слушаю вас, Федор Сергеевич, — сказала она.

Пока Марина разговаривала, Павел деликатно помалкивал. Петлял по городу и тихо чертыхался себе под нос. «Где у них этот гребанный околоток? — ворчал он. — Ну и город! Три сосны, два дома, а хрен чего найдешь…» Хрущевские пятиэтажки органично соседствовали с двухэтажными домами, построенными еще немцами, придавая городским видам трогательную провинциальность…

Собственно, разговора-то с Федором Сергеевичем и не было. Диалог с первой же фразы превратился монолог.

…Психиатру было чрезвычайно жаль, что Марина не подождала, пока он освободится. Поэтому он осмелился позвонить сам, отвлекая известную журналистку от работы. Дело в том, что драматическая история Марининой жизни не выходит у него из головы. И в связи с этим он хочет повторить вопрос, который задавал ей вчера: не передумала ли она насчет госпитализации?..

…Ах, нет? В Бехтерева, Мариночка! Что тут стыдного? Вот ведь упрямица! С Роком вы, естественно, бороться не можете, зато со своими невротическими нарушениями — обязаны…

…Оказывается, у Марины выраженный, классический обсессивный синдром, он же синдром навязчивости. («Я и сама это знаю», — попыталась вставить она.) В клинической картине преобладают навязчивые воспоминания, страхи и сомнения, которые возникают помимо ее желания. Причем, она сама отлично сознает их болезненность и бессмысленность, однако преодолеть — не в силах. Это первая беда. Есть и вторая: так называемый аффективный синдром — в форме депрессий и маний. Ее состояние нельзя назвать уникальным, но случай все-таки редкий, потому что типы депрессий, ломающих ей жизнь, постоянно сменяют друг друга. То это тоскливая депрессия, то тревожная, то тоскливо-анестетическая… Классическая маниакальная триада также присутствует, как говорится, в полный рост… И слава Богу, что настроение нашей героини меняется в течение дня — это говорит о легкой форме депрессии, пока легкой.

…Зачем Федор Сергеевич выгрузил Марине все это? Да затем, что кто-то должен был это сделать! Понятно, что она давно и успешно сама ставит себе диагнозы. Но дело не сдвинется, пока она не услышит то же самое ушами — от постороннего человека, которому доверяет. От врача. Доверяйте мне, Марина, сказал Федор Сергеевич. Доверяйте…