Жесть - Щеголев Александр Геннадьевич - Страница 2

С ружьем Избранный не расставался ни на миг: ружье в руке придавало ему уверенности. Иногда он останавливался и любовался реликвией. В собранном виде двустволка была хороша — не зря некоторые мужчины влюбляются в оружие, как в женщин. Лакировка на ложе в некоторых местах потерлась, но это ничуть не портило впечатление… Стволы были расположены классически, в горизонтальной плоскости. На ствольной коробке — аж три клейма, говорящих об испытаниях как дымным, так и бездымным порохом. К цевью привинчена серебряная пластина, на которой было выгравировано: «Fur Kurt von Heinrich mit Liebe. Den 1. September, 1940»[1].

С боеприпасами проблем не возникло: патроны обнаружились там, где и должны были быть, — в комнате отца. Одна из коробок датировалась позапрошлым годом (что в очередной раз доказывало — братик, плюнув на родовое проклятье, потихоньку пользовал отцовские вещи). Патроны, хоть и современные, были снаряжены дымным порохом: все-таки ружье довоенного изготовления. Зачем рисковать? Ещё лишишься при выстреле пальцев…

Он вошел в спальню дочки.

Долго смотрел, как ребенок спит. Восемь лет человечку, каково ей будет выдержать испытание?.. Он переломил ружье и загнал в стволы по патрону. Еще смотрел некоторое время… и перешел в другую комнату — к себе.

Жена по-прежнему дрыхла. Смешно она спала — зажав одеяло между ног и выставив напоказ голую задницу. Молодая красивая женщина, моложе супруга почти на десять лет… он заставил себя отвести взгляд. Похоть, пусть и мысленная, не делала чести Избранному.

Выглянул в окно.

И тут же увидел… тут же напрягся, заиграл желваками. Бесовская тварь рыскала по грядкам возле парника!

Он тихонько открыл раму. Взвел оба курка. Выстрелил — раз! Сизовато-белое облако вырвалось из ружья; ложа зло толкнула охотника в плечо. Дробовой снаряд сломал твари заднюю ногу — она заверещала, попыталась убежать, споткнулась, упала набок… Два! Вторым выстрелом ей разнесло живот. Она полизала раненое место, потом, высоко задрав хвост, уткнулась носом в землю и поползла ко входу в парник…

Жена вскочила, со сна ничего не понимая.

Примчалась встрепанная дочь.

Нескольких секунд хватило, чтобы ужас появился в глазах обеих… А дочь, похоже, больше всего испугалась вовсе не ружья и не выстрелов. Просто она впервые видела папу голым. Собственно, она вообще впервые видела голого мужчину — не в кино, не на картинке, а живьем. Так близко, что дотронуться можно…

…На выстрелы никто из соседей не отреагировал. Возможно, после ночного грохота попросту не обратили внимания. Или никого вокруг не осталось?

Никого из живых.

Соседи — они ведь не были Избранными…

…Сидели на балюстраде, на полу у стены. Возле зеркала. Возле Входа. Женщина молча плакала, девочка сосредоточенно причесывалась. Ангел объяснил Избранному, что тот должен делать, и что вообще происходит; теперь он объяснял это жене и дочери. Зеркало — на самом деле Вход, который откроется ближайшей ночью. Надо дождаться. Вокруг дома — чужой враждебный мир. Он, Избранный, защитит их. На нем — колоссальная ответственность. А ночью, когда Вход откроется, они уйдут…

Куда? В Рай.

— Алексей… Лёшенька… Тебе плохо? — спросила жена.

— Мне никогда не было так хорошо.

— Папа, я не хочу в рай, — сказала дочка.

— Тебе понравится, деточка, вот увидишь.

— Мы договаривались с Риткой в кино сходить. На Гарри По-о-оттера… — девочка прерывисто всхлипнула.

— Ничего, ничего. Нет больше ни кино, ни Гарри Поттера.

— Как это?

— Вокруг одни мертвецы.

— Почему?

— Потому что мир умер.

Жена ничего больше не говорила. На лице ее застыл смертельный ужас. Из глаз всё текли и текли слезы.

— Папа, я в туалет хочу…

Алексей кивнул. Поднял обеих и повел вниз — с ружьем наготове. Он был готов ко всему. Дождался, когда женщина с девочкой справят естественные надобности и отконвоировал их обратно. Сам он терпел, не имел права покинуть пост.

Вдруг сообразил:

— Раздевайтесь.

— Ч…чего? — вскинулась жена.

— Ночнушки снимайте, чего.

Глаза у нее полезли на лоб.

— Лешка, дурак! — заверещала она. — Что ж ты делаешь? Дочку хоть не трогай!

Он закричал в ответ:

— Никто вас не тронет, дура! В Рай приходят голыми, открытыми, распахнутыми настежь! Рай защищает тех, кто отбросил всю эту мирскую хрень!

— Ты вчера пил свои таблетки?

— Пил я их, пил! Семь лет, как их пью! И что? Приблизили они меня хоть на шаг к Истине?

— Они лечили тебя… — потерянно, безнадежно сказала жена.

— Они убивали меня. Неужели ты не понимаешь, что случилось чудо? Что все мои страдания — не зря! НЕ ЗРЯ!!!

Алексей двумя движениями разорвал на женщине ночную рубашку.

Дочка разделась сама, дрожа.

— Трусики снимать?

— Обязательно.

— Папа, мне холодно.

— Потерпи, до вечера не околеешь.

Вдруг он спохватился: участок! Пространство вокруг дома абсолютно беззащитно. А там, где появилась одна тварь, непременно появится вторая… Нужно было совершить обход территории.

Вновь Алексей поднял свою семью, заставил спуститься вниз. Поразмыслил секунду-другую, завел домочадцев в кладовку и закрыл дверь снаружи.

В кладовке не было окон.

— Сидите тихо, проверю и вернусь.

— Кушать хочу… — жалобно отозвалась девочка.

Он забрал из гостиной все ключи. Взял из комнаты отца штык-нож. Вышел на крыльцо, запер дом… очень ему не хотелось покидать эти надежные, проверенные стены, но… Избранный не принадлежал себе.

Нырнул в открывшийся ему мир — как в бездну…

И ничего плохого не случилось. Он обогнул автомобиль (старенький «фольксваген» стоял перед домом; водила машину жена) и пошел, крадучись, по двору. Заряженное ружье в одной руке, штык-нож — в другой.

Пригревало взошедшее солнце. Воздух щекотал обнаженное тело.

— Охотимся? — весело крикнул кто-то. — Ворон бьем?

Сосед. Высовывался из окна своего дома. Его участок примыкал слева (если смотреть от дороги). Алексей поморщился и не ответил.

— Что, Лексеич, нудистский сезон открываем? — продолжал неугомонный мужик. — Круто! Я — за! А жинка твоя чего прячется? Пусть тоже не стесняется, я щас свою кликну! Позагораем, солнышко проводим…

Не человек там засел, а тварь бесовская. Алексей выстрелил в сторону чужого окна. До цели — метров тридцать пять — сорок; дробовой сноп разнес стекло вдребезги. Крупная дробь! Сосед исчез, грянули отчаянные вопли. Заголосила баба. Тут же в стену дома — изнутри, — жена Алексея начала колотить чем-то увесистым; стало слышно, как она кричит:

— Помогите! Кто-нибудь! Муж спятил!

В ярости Алексей рванулся назад, к крыльцу. Остановился, передумав, и направился к парнику. Это был парник с помидорами (огуречный располагался дальше) — именно сюда уползла подыхать утренняя тварь. Нужно было проверить, как там и что.

Он вошел, держа ружье наизготовку…

Никого и ничего. Уползла куда-то, бестия. На кустах вызревали сочные плоды — зеленые, бурые, красные. Все цветки жена уже пообрывала. Алексей машинально сорвал спелую помидорину, откусил и бросил. После чего начал кромсать ножом полиэтиленовую пленку — в куски, в лохмотья, — чтоб никто больше не мог спрятаться в этом предательском укрытии. Безопасность — прежде всего. Слишком близко стоял парник от дома — опасно близко… Когда от сооружения остался лишь алюминиевый каркас, Избранный решил, что достаточно.

То же самое он проделал с парником для огурцов.

Жена все надрывалась, дочка ей вторила. «Спасите, помогите…» Тьфу! Дуры бабы, прости Господи.

Алексей обошел дом по периметру, внимательным взглядом изучая окрестности, и только затем вернулся.

Он выволок жену из кладовки и рявкнул:

— Хватит.

— Лешенька!.. — простонала она. — Опомнись!.. Лешенька!..

Он двинул ей прикладом в лицо. Несильно, просто чтобы успокоилась. Она заткнулась на полувдохе — словно выключателем щелкнули. Она скорчилась на полу, под его ногами…