Замок - Гурвич Владимир Моисеевич - Страница 79

Мазуревичуте поспешно сделала несколько шагов назад. Успокойся, попросила она себя. Это воспоминания ее так взбудоражили. Вот она и потеряла контроль над собой. К тому же день сегодня необычный, Феликсу семьдесят лет…

— Вы решили, Рута, поиграть со мной, — с откровенной обидой произнес Лагунов.

— Простите, Сережа, я повела себя неправильно.

— И только-то, — теперь разочарованно произнес Лагунов.

— Да, только — подтвердила Мазуревичуте. — Женщины в моем возрасте иногда ведут себя необдуманно. Трудно бывает смириться, что молодость ушла и никогда не вернется. Некоторым хочется от этого выть.

— Но не вам же?

— Не мне, — согласилась она. — Но горечь никуда не деть. Лет через пятнадцать вы лучше меня поймете.

— Поверьте, когда я смотрю на вас, то воспринимаю вас исключительно молодой.

— Верю в то, что вы ко мне не объективны, Сережа, — улыбнулась Мазуревичуте. — Но это пройдет.

— Ни за что! — заверил Лагунов.

— А знаете, вы тоже не совсем сейчас похожи на себя, — сказала Мазуревичуте. — Сегодня все тут немножечко другие.

— Почему?

— А кто его знает. На человека так много всего влияет, что не всегда определишь причины. Когда мы жили вместе с Феликсом, он любил повторять, что мы самые зависящие от внешних сил существа. И никогда до конца не знаем, как поступим в следующий миг. Отсюда потенциальная постоянная опасность, которая идет от каждого из нас. Что-то мы с вами заговорились.

— Я бы хотел поговорить еще.

— На данный момент достаточно. Вместо нашего разговора подумайте о том периоде, в который хочется мысленно возвратиться. Я бы сильно огорчилась, если бы у меня его не было. До встречи на юбилее.

Мазуревичуте вышла с террасы, сопровождаемая грустным взглядом Лагунова.

104

После завтрака Антон решил зайти к матери. Что-то в ее поведение вызывало у него беспокойства, хотя, что именно определить не мог. Когда он вошел к ней в номер, Анастасия Владимировна выбирала наряд. Вещи были разложены на кровати, и их было очень много. Он и не знал, что она привезла с собой целый гардероб.

— Я все выбираю, Тошенька, в чем пойти на юбилей, — сообщила она. — Не подскажешь.

— Нет, мама, я в этом не спец, решай сама. — Заниматься выбором наряда для матери ему совершенно не хотелось.

Анастасия Владимировна кивнула головой.

— Да, я знаю, но все же ты мужчина. Что тебе тут понравилось?

— Мне нравится все, — ответил Антон, даже не посмотрев на разложенные на кровати наряды.

Анастасия Владимировна улыбнулась.

— Я понимаю тебя, Феликс всегда хвалил мой вкус. Однажды он мне даже сказал, что обратил на меня внимание потому, что я была на курсе лучше всех одета. И я всегда старалась поддерживать этот свой имидж.

— Это тебе не помогло, — невольно вырвалось у Антона.

Анастасия Владимировна быстро посмотрела на сына.

— Так получилось, ничего не поделаешь.

— Вот именно. — Антон сел на стул. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Почему ты спрашиваешь?

— Ну, так, в твоем возрасте не всегда хорошо себя чувствуешь.

Анастасия Владимировна несколько секунд молчала.

— Я хочу тебя попросить, Антон.

— И о чем, мама?

— Я знаю, ты недоволен отцом. Но он все же твой отец. Поэтому веди себя сдержанно.

— Ты называешь его отцом! — вдруг вскипел Антон. — Он бросил меня ребенком. Все его отцовство состоит в том, что однажды его сперматозоид соединился с твоей яйцеклеткой. Вот и вся его заслуга.

— То, что ты говоришь, ужасно, Антон.

— Но так все оно и есть. Всем я обязан только тебе. И я это помню.

— Я сделала, что могла. И я всегда воспитывала тебя в уважении к отцу. Я переживаю, когда вижу между вами разлад. Не порть ему юбилей, Тошенька. Я хочу, чтобы все прошло хорошо.

— Как уж получится, мама, как получится.

На глазах женщины появились слезы.

— Ты совсем меня не слушаешь, я для тебя давно никто.

— Это не так, — возразил Антон, но его ответ прозвучал неубедительно. — И очень прошу, не плачь.

Анастасия Владимировна закрыла руками лицо. Ее плечи затряслись.

— Я всегда боялась в старости остаться совсем одной. И вот осталась.

— У тебя есть я, невестка, внуки.

— Невестка мною не интересуется, внуков я вижу редко, а ты занят своими делами. Тебе не до бедной матери.

Антон почувствовал раздражение, он терпеть не мог, когда мать начинала его попрекать. Обычно он вставал и уходил. Он собрался так сделать и сейчас, но в этот момент Анастасия Владимировна уже по-настоящему разрыдалась. Антон пожалел, что не ушел хотя бы минутой раньше, а теперь оставлять мать в таком состоянии невозможно.

— Перестань плакать, — почти приказал он.

— А что мне еще остается делать? — сквозь слезы пробились ее слова.

— Успокоиться. У тебя все хорошо. Послушай, мама, — сделал Антон вид, что к нему только что пришла идея, — а не желаешь устроиться в пансионат?

— Что за пансионат? — удивленно взглянула Анастасия Владимировна на сына заплаканными глазами.

— Ну, не совсем пансионат, это дом престарелых. Есть очень замечательные учреждения, в них прекрасный уход и вообще все условия. И людей там много, будет не скучно и не одиноко.

— Ты хочешь меня туда отдать?

— Совсем нет, я лишь предлагаю подумать. Можно съездить в такое учреждение, все посмотреть. Ни о каком принуждении и речи нет.

— Я знаю, я тебя утомляю.

— Опять ты за свое. Я хочу как лучше.

— Это обычный аргумент, когда один человек хочет избавиться от другого. Лучше бы мне умереть.

— Хватит про смерть! — снова не выдержал Антон, прикрикнув на мать. — Это всегда успеешь. Но ты еще можешь отлично пожить.

— В доме престарелых?

— А почему нет. Мы станет тебя часто навещать.

— Думаешь, не знаю, как только ты отправишь меня туда, сразу же обо мне забудешь.

— Я у тебя такой плохой?

Анастасия Владимировна посмотрела на сына и кивнула головой.

— Ты плохой, Антон, но я тебя люблю. Мне больше некого любить.

— Вот как ты обо мне думаешь. Извини, я пойду.

Не дожидаясь ответной реплики, он вышел из номера. И сразу же почувствовал облегчение. И что он дурак поплелся к ней, да еще проговорился про дом престарелых. Теперь она постоянно станет думать на эту тему. И чем больше, тем негативней относиться к этой идеи. Но ему все очевидней, что с матерью надо что-то решать, иначе у него не хватит надолго терпения переносить ее.

105

Андрей сидел на скамейке и курил подряд уже вторую сигарету. Мысли бесконечно крутились в голове, но как буксующее колесо не приводили ни к какому движению. И что ему делать молодой человек не представлял. С каким бы огромным удовольствием он бы дал деру отсюда прямо сейчас. В паспорте шенгенская виза, можно уехать едва ли не в любую страну Европы. Вот только в кармане полная пустота. А что делать без денег. Все надежды их раздобыть у этого долбоеба Каманина оказались тщетными. А других источников больше не только нет, но и не предвидятся.

Андрей докурил сигарету и бросил ее на землю, хотя рядом стояла урна. Ничего уберут, подумал он.

Андрей увидел, как нему одетый в свою сутану приближается Николай. И какой только черт принес этого монаха, скривился Андрей. Зануда еще тот! Сейчас начнет проповедовать.

Николай остановился в нескольких шагах от Андрея.

— Можно сесть рядом? — спросил Николай.

— Место мною не куплено, садитесь, — хмыкнул Андрей.

Николай сел рядом.

— Я хочу с вами поговорить, Андрей.

— И о чем?

— Это очень важная для вас тема. Я смотрю на вас и ясно вижу, вы — заблудшая душа.

— Что?! — изумился Андрей. — Это как понимать?

Но Николай не спешил с ответом. Он вспоминал свои беседы с наставником. Для него тема заблудших дул была одна из любимых, они подолгу беседовали о них. И Николай хорошо помнил его слова: если встретишь такую душу, не проходи мимо, непременно постарайся помочь и вернуть ее на истинный путь. Вот он, Николай, и подошел к этому парню с этой целью.