Инстинкт тролля (ЛП) - Дюньяк Жан-Клод - Страница 29

— Я сама толком не знаю, чего хочу. — Ее голос едва заметно дрогнул. — Но я была бы рада, если бы ты вернулся со мной в салон.

Я заночевал в одиночестве в одной из пустующих комнат позади салона — тех, что недавно выкопали. Сон долго не шел. В черепе эхом отдавалась дрожь от шахты, смешиваясь с тихим храпом моей троллессы по ту сторону стены. Я мог бы подняться и присоединиться к ней, только ее комната давно уже не «наша».

Засыпая рядом с властительницей своих мыслей, рыцари втыкают меч, чтобы поделить кровать пополам и насильно принудить себя к целомудрию. Предпочитаю не представлять, на что бы это походило в нашем случае.

Растянувшись на спине, я слушаю, как в долину спускается утро. Салон скоро откроется, и возле входа слышна суета.

— Ты с чем хочешь бутерброды? — кричит мне моя троллесса из коридора. — Изумруд или рубин?

— Ни с чем, я на диете.

— И она начинается как раз сегодня, надо думать? — Она входит в комнату и критически оглядывает меня с головы до ног. — Повернись!

Прежде чем я успеваю запротестовать, она добавляет:

— Я помогу тебе приготовиться к свадьбе. У нас мало времени, поэтому выйдет в лучшем случае черновой набросок. Я думаю скроить тебе костюм из первосортного антрацита, с гагатовыми пуговицами. Черный цвет всегда в моде по такому случаю, и у меня есть платьице в тон. Но вот ниже придется кое-что подрезать. Твои ягодицы, в частности, чуточку слишком своеобразны.

— Раньше они тебе нравились.

— Так далеко мои воспоминания не заходят. Жозетта!

В альков заходит молоденькая троллесса, обтирая руки блескучей гоблинской шкурой. Когда она видит меня, лежащего вполоборота на земле, ее улыбка расплывается шире.

— Ты присмотришь за бутиком, а я займусь этим господином. Объем работ внушительный, так что поможешь мне в паузах между клиентами.

— Мне готовить шлифмашину?

Моя троллесса кивает:

— Нам придется привести его в презентабельный вид. Шлифовка, расчистка, кислотная полировка и дымчато-черное покрытие в два слоя. Уголь высшего качества, а не счистки с прошлых клиентов. Не забудь новые щипцы ему на педикюр. Еще что-нибудь тебе приходит в голову?

— Я сделаю ему карту постоянного клиента, — бормочет девчонка, ускользая.

Я набираюсь терпения, на глазах у меня маска, тело обернуто в раскаленную корундовую пыль, которая должна отполировать мою кожу. Моя троллесса тем временем болтает с Жозеттой. Жужжащие звуки и щекотка говорят мне о том, что они зачищают мои расщелины фрезой. Потом, в качестве завершающего штриха, стальной мочалкой. Броня из шлака, которую выковал на мне рудник, недолго выдерживает такую обработку. Мои недавние обретения разбиваются вдребезги и с грохотом валятся на пол.

— Надо было мне взять побольше мешков для мусора, — жалуется Жозетта. — Как вы думаете, есть хоть под всей этой грязью настоящий гранит?

— Когда я его повстречала, он был прекрасен, как менгир.

— Вы непременно хотите отправляться завтра? Я бы с удовольствием добавила ему резьбы ледорубом. Навести хоть какие-нибудь кубики на прессе, понимаете? Потому что, откровенно говоря…

— Я с этим разберусь. Он — моя забота.

Моя троллесса говорит шепотом, но я понимаю каждое слово. Надо полагать, мне как следует прочистили уши. Или она хотела, чтобы я ее услышал.

— Иди и займись клиентами, — говорит она. — Я с ним закончу.

Комнату постепенно наводняет запах кипящего уксуса. Несмотря на закрывающую глаза маску, я разбираю, что она готовит: свой знаменитый кислотный отвар, настоянный на горных травах для придания изысканного аромата. Это секретный рецепт, которым она никогда не хотела со мной поделиться.

— Я думал, ты его только для своих клиенток варишь, — бормочу я, сопротивляясь желанию сбежать.

Если гномы меня увидят…

— Пока ты прятался в глубинах шахты, мир изменился. Мужчины тоже имеют право демонстрировать свою утонченность. Скажешь мне, если будет слишком горячо!

Она выливает на низ моего живота целый котел обжигающей жидкости, размазывая ее титановой лопаточкой. Я стискиваю зубы, чтобы не зарычать.

— Помнится мне, ты боишься щекотки, — мечтательно говорит она, запуская шлифовальную машинку.

Кислота просачивается сквозь трещины в моей жизни. Все мои компромиссы, мое приспособленческое малодушие растворяются с треском. Из-под них, кристаллизуясь, выплывают на свет воспоминания, к которым не хотелось бы возвращаться. Когда машинка набрасывается на них, шлифуя до блеска, от них исходит зловоние, которым не погордишься.

Копить воспоминания — настоящая проблема для тролля. Наши головы слишком тверды, чтобы что-то удержать. Наша память — это нагромождение внешних слоев, которые обволакивают нас как броня и защищают от новизны. Тролли мостов хранят лучшие моменты своей жизни в аллювиальных отложениях, которые покрывают их с головы до ног. Именно это придает им тот восхитительный зеленоватый цвет, который так нравится девушкам. Мы, горные тролли, предпочитаем локализованные утолщения. Воспоминания о ночах, проведенных мной в таверне, прикрывают мой пупок и придают мне умиротворяющий вид. По крайней мере, мне нравится так думать.

— Я сейчас ликвидирую это пивное брюхо, — заявляет моя троллесса твердым и решительным тоном, сжимая фрезу. — Потом Жозетта подровняет твои лишайники. На большее нет времени — откровенно говоря, ты запустил себя с той поры, как я больше за тобой не присматриваю. Но с черным цветом в нужных местах некоторую иллюзию приличия ты создашь.

— То есть меня никто не узнает?

— И это тоже. Но на тебя все равно мало кто будет смотреть. Кроме меня.

Когда я прохожу через бутик, стыдливо прикрыв бедра сланцевой набедренной повязкой, то чувствую себя вышедшей из прошлой эпохи окаменелостью, которую извлекла из-под земли ветровая эрозия. Жозетта откладывает журнальчик «Троллинг стоунз» на прилавок и хватается за кусторез.

— Как вас постричь, какой желаете фасон? — Она обходит меня кругом, глаза у нее так и сверкают. — Давайте, не скромничайте, патронесса разошлась вовсю!

Я бросаю взгляд на музыкальный журнал. У подножия осыпи собрались четверо юных троллей и совершенно невероятной внешности троллесса, вооруженные ударными, даже отбойными инструментами. Вероятно, это их последний хит.

— Сделайте что-то среднее между ним, — я указываю на самого симпатичного, — вот этим, — на его соседа с глазами, подведенными дымчато-серым, — и мной.

— Все равно в основном это выйдете вы, — веселится она.

Когда я выхожу из пещеры, день уже на исходе, а я едва узнаю сам себя. Слой блестящего черного угля, с отливом из слюдяных крапинок, образует на мне костюм, в котором я выгляжу почти что утонченным. Растительность у меня на черепе подровняли, а на спине больше ни следа от граффити.

— С твоими глазами мы ничего не смогли поделать, — журчит моя троллесса, склонившись над замерзшим бассейном, который служит мне зеркалом.

Она тоже в черном, но с глубоким вырезом. Я пожимаю плечами.

— Ты готова выходить?

— Я думала… — она поправляется. — Я надеялась провести здесь последнюю ночь. Ты уверен, что…

— Свадьба послезавтра. Являться туда до начала необязательно, но я хочу побеседовать со своим стажером до самой церемонии. Потом изловить Кредебита. Мне нужно разобраться, что происходит.

— Так ты избегаешь смотреть на то, что находится у тебя под носом, — вздыхает она. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?

Бóльшая часть моей душевной брони все еще лежит на полу пещеры, содранная кислотой и фрезою. Несколько клочков липнут к моим бедрам. Я отворачиваюсь от бассейна и смотрю своей троллессе прямо в глаза.