Богатырщина. Русские былины в пересказе Ильи Бояшова - Бояшов Илья Владимирович - Страница 29

Исчез старичок – как его и не было. Садко же у гуселышек струночки повыдернул, шпинчики повыломал. Не стали играть яровчатые гуселышки, и море синее успокоилось.

Морской царь спрашивает:

– Что же ты замолчал, Садко, купец новгородский?

Отвечает Садко:

– Струнки у моих гуселышек повырвались, шпинчики у них повыломались.

Тогда вновь Морской царь спрашивает:

– Не угодно ли тебе жениться, Садко, в синем море на красной девушке?

Говорит Садко:

– Твоя воля, царь.

Царь сказывает:

– Что же, выбирай, Садко, себе красную девицу по уму своему да по разуму.

Как наутро повели мимо Садка первых триста девиц – он стоит себе, не почешется. Провели и второе стадо – Садко от девиц отворачивается. А как третье повели, смотрит он – идёт девушка по имени Чернавушка. Он Чернавушку и взял за себя в замужество.

Говорит Морской царь таковы слова:

– Умел ты жениться, купец новгородский, в синем море!

И пошло у них столование, покатился свадебный пир. Постелили им спаленку, только не творил Садко блуда с молодой женой: положил посередке яровчатые гуселышки, крепко спал всю ночь, а проснулся уже под новгородскими стенами. Мимо ходит народ, здоровается, на Святую Софию крестится, а под боком у гусляра жена Чернавушка. Бегут корабли по Волхову, на них верные слуги поминают Садка добрым словом – глядь: он сам их кличет с берега.

Приказал Садко дружине скатить с кораблей бочки с чистым серебром, с красным золотом. На всю свою заморскую выручку построил Садко Новгородский соборную церковь старичку Николе Можайскому, а другую церковь – Пресвятой Богородице.

Поездка Бермяты к богатырям

Киеве старый Бермята в путь собирается – велит подвести себе коня. Взялся боярин жеребца справлять по-дорожному: положил потнички на потнички, затем на них седло черкасское, малоезженое, подвязал шелковые золочёные стремена – всё не для красы, а ради крепости.

Поначалу он в Ростов отправился к младшему Алёше Поповичу. Сидит Алёша в белокаменной палате, в светлой гридне на дубовой лавке за дубовым столом, пьёт из чары зелено вино, заедает печатным пряником. Бермята с каменного крыльца на иконы крестится, поклоны кладёт по-учёному, однако Алёша Бермяту встретил неприветливо, от боярина отвернулся, вина гостю не налил, печатного пряника ему не предложил.

Говорит Бермята:

– Ты, Алёша, сын попа соборного Фёдора, поезжай-ка обратно к князю Владимиру на почестен пир. Остался Киев без богатырей, все они нынче по домам разъехались. Не ради себя прошу, ради малых деточек, ради беспомощных жёнок.

Отвечает Алёша Попович старому Бермяте:

– Меня Владимир, киевский князь, как щенка со двора метлой погнал, обругал меня, словно подворотную собаку. Не поеду я в Киев стоять за Владимира.

Поворотил тогда Бермята коня в Рязань – спешит боярин к среднему Добрыне Никитинцу. Сидит Добрыня Никитинец в деревянном тереме на сосновой лавке за сосновым столом, пьёт из чары пьяный мёд, заедает бел-крупчатым калачом. Бермята с крылечка на иконы крестится, поклоны кладёт по-учёному, однако Добрыня Бермяту встретил неприветливо, боярину не поклонился, в сторону отвернулся, не посадил рядом с собой, мёда гостю не налил, калача ему не предложил.

Говорит Бермята Васильевич:

– Ты, Добрынюшка, сын Офимьи Тимофеевны, поезжай-ка к князю Владимиру на почестен пир. Все богатыри из Киева разъехались, все теперь по домам сидят. Не ради себя прошу, ради малых деточек, ради беспомощных жёнок.

Отвечает Добрыня:

– Не пойду я к князю киевскому: не позвал он Муромца на почестен пир, позабыл старого товарища. Я Илье брат названый, считай, и меня обидели. Не поеду я в Киев стоять за Владимира.

Бермята тогда в Муром отправился – к старшему седому Муромцу. Сидит Илья в крестьянской избе на простой лавке за дощатым столом, пьёт из чары квас, заедает его хлебным кусом. Бермята из сеней на иконы крестится, поклоны кладёт по-учёному, однако Илья того Бермяту встретил неприветливо, не посадил рядом с собой, не налил ему кваса крестьянского, ржаного хлеба кус ему не дал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Говорит Бермята Илье Ивановичу:

– Поезжай-ка ты, Илья, к князю киевскому. Остался Киев без защитников. Богатыри все по домам сидят. Не ради себя прошу, ради малых деточек, ради беспомощных жёнок.

Отвечает Илья старому Бермяте Васильевичу:

– Не поеду я в Киев стоять за Владимира.

Бермята ни с чем обратно в Киев отправляется, а Илья всё ворочается, места себе не находит.

Говорит он себе таковы слова: «Не поехал бы я к князю киевскому, да только жаль мне беспомощных жёнок и малых детушек».

Взялся Илья седлать Бурушку – кладёт потнички на потнички, а на них богатырское сёдлышко. Есть ещё у его коня тесмяная уздечка, в той уздечке зашито по яхонту – и то не для красы, а для богатырской крепости. Надевает Илья звончатую кольчугу, а на голову шлем сорока пудов, в правую руку берёт он кожаную, перевитую шелепугу, а в левую – богатырскую палицу.

Увидала чёрная ворона, соглядатай царя Калина, как богатырь собирается, и поспешила в Киев-град, к князю Владимиру. Села птица на подоконничек рядом с косящатым окошком и говорит князю:

– Едет сюда Илья Муромец: в правой его руке перевитая шелепуга, а в левой богатырская палица. Хочет он отправить тебя в глубокие погреба, под крепкие замки, а сам сесть князем в Киеве и твою княгинюшку Апраксию замуж брать.

Князь Владимир птицу не слушает.

Говорит ворона во второй након:

– Едет сюда Илья Муромец! В правой его руке шелепуга перевитая, а в левой богатырская палица. Он тебя, князь, отправит в глубокие погреба под крепкие замки, а сам сядет править в Киеве с княгиней Апраксией.

Вновь Владимир её не слушает. Говорит ворона в третий након:

– Коли меня не послушаешь, сидеть тебе до скончания века в сырых погребах за замками-засовами.

Испугался князь:

– Что мне с Ильёй делать? Как от него избавиться?

Птица говорит:

– Ты вот что сделай: как приедет Муромец на широкий двор, как по каменным лесенкам на каменное крылечко поднимется, встречай его весело, ласково кланяйся, проси у него прощеньица. Посади затем его в почестен угол на дубовую лавку, поднеси ему чару зелена вина. Пусть он выпьет в первый раз. Во второй раз поднеси ему чару пьяного мёда. А в третий раз скажи: «Не осталось у меня ни вина, ни мёда – всё нами повыпито. Ты, Илья, спустись-ка в погреба, на своих плечах винную бочку вынеси». Как только он пойдёт в погреба, быстрее затворяй за ним железные двери, закрывай за ним крепкие замки. Коли не погубишь Илью, самому тебе не сносить головы.

Князь так и сделал: как приехал Илья на широкий двор, как поднялся Муромец по каменным лесенкам на каменное крыльцо, Владимир встретил его весело, ласково ему поклонился, попросил у него прощеньица, а затем в почестен угол посадил на дубовую лавку, поднёс чару зелена вина. Выпил Илья ту чару одной рукой. Поднёс ему князь Киевский вторую чару с пьяным мёдом. И ту чару Илья одним духом выпил. Говорит тогда Владимир могучему богатырю:

– Не осталось у меня ни вина, ни мёда – всё нами повыпито. Ты, Илья, ступай-ка в глубокие погреба, принеси на своих плечах винную бочку.

Илья его послушался, отправился в глубокие погреба. Князь тотчас приказал слугам закрыть за ним все железные двери, навесить на них замки и крепко-накрепко наказывал Илью не кормить, не поить, а морить его голодом.

Илья Муромец и Калин-Царь

ри года с той поры минуло, и вновь беда приключилась с Киевом. Подошёл к киевским стенам с несметной ордою собака Калин-царь, хочет он разорить стольный град, чернедь-мужичков повырубить, Божьи церкви на дым пустить, князю Владимиру отсечь голову и сесть на правление с княгиней Апраксией. Подзывает Калин-царь посланника, даёт ему посыльную грамотку и вот что послу наказывает: