Времена не выбирают - Мах Макс - Страница 123

«Я в воде? Под водой?»

И в этот момент Лика осознала, что одета в космическую броню – а вопрос «почему?» ей и в голову не пришел – и мысленно приказала вычислителю включить прожектор. Прожектор включился, но не сразу, что Лика отметила краем сознания, как нечто аномальное, и светил так слабо, что, даже не задумываясь о том, что бы это могло означать, она испытала приступ острого раздражения. Однако прожектор все-таки ожил, и в его свете Лика увидела, что действительно находится под водой, причем, по-видимому, на большой глубине, потому что вода, во-первых, была очень холодной – Лика, наконец, обратила внимание на дисплей с выведенными на него данными внешних детекторов – а во-вторых, вокруг было подозрительно темно. Ущербный луч света, исходивший из надлобного возвышения ее шлема, едва пробивал зеленоватый мрак на два, максимум на три метра.

Между тем дышать стало уже практически нечем, и Лика постаралась как можно быстрее выбраться на поверхность. Тут, однако, она узнала о существовании еще нескольких серьезных проблем. Тяжелая броня флотского образца – а Лика отчего-то точно знала, что это именно «Пингвин» – называлась тяжелой не зря. Она действительно была несколько более тяжелой и громоздкой, чем хотелось бы, если ты намереваешься действовать не в открытом космосе и даже не по горам переть, а плавать в море. Теоретически этот недостаток боевого скафандра вполне компенсировался наличием экзоскелета и реактивных толкателей в сапогах и спинном горбе. Однако толкатели, как сразу же стало ясно, не работали вообще, а экзоскелет если пока и тянул, то явно действовал в замедленном темпе и хорошо если в треть своей стандартной мощности. Он был какой-то вялый и неуклюжий и запоздало реагировал на приказы ее тела. Впрочем, и с телом происходило что-то неладное, думать о чем сейчас просто не было ни сил, ни времени. Если правая рука работала вполне сносно, с силой загребая темную, пузырящуюся воду, то левая, наоборот, практически не действовала, так что и без того «больной и увечный» экзоскелет едва-едва двигал Лику вверх, не столько помогая плыть, сколько мешая. С ногами тоже был непорядок, но правая – тяжелая и какая-то ватно-вялая – все же действовала, хоть отчасти облегчая нечеловеческий труд Лики, пытавшейся, несмотря ни на что, выбраться на поверхность. Ей было очень трудно, и все-таки она упорно шла вверх, карабкалась изо всех сил, прорываясь, вернее, протискиваясь сквозь плотную темную воду, продавливая сквозь нее свое тяжелое, неловкое тело. В ушах стоял глухой гул, сквозь который частили барабанные удары надрывающегося в упорной борьбе сердца, а глаза застилало кровавое марево. Лика уже ни о чем не думала, если даже допустить, что минуту назад, очнувшись под водой, все-таки хоть что-то воспринимала сознательно. Вверх, к поверхности, к воздуху ее вели сейчас одни только инстинкты, звериная воля к жизни, отчаянная сила, обитавшая, кажется, даже не в мозгу Лики, стремительно теряющем последние остатки осознанного контроля над чем бы то ни было, а в ее безумно гордом сердце.

Когда она все-таки выбралась на поверхность, то была уже в таком состоянии, что даже не поняла, что дело сделано, и какое-то время все еще продолжала «всплывать», пытаясь подняться еще выше, но атмосферный воздух тяжести ее тела выдержать не мог, и она просто бесцельно и беспомощно барахталась в темной воде. Возможно, это и стало бы ее концом, но, на счастье, наружный датчик оценил внешнюю среду, как приемлемую для дыхания, а едва функционирующий вычислитель – в отсутствие каких-либо иных распоряжений – сам открыл доступ воздуха в шлем. Однако прошло еще несколько долгих минут, прежде чем Лика пришла в себя в достаточной степени, чтобы, не задаваясь чрезмерным количеством не актуальных на данный момент вопросов, успокоиться – естественно, лишь до известной степени – и оглядеться вокруг. Как и следовало ожидать, она находилась именно в воде, темнота которой, так испугавшая Лику на глубине, объяснялась всего лишь тем, что «на дворе» стояла глухая ночь. Впрочем, здесь, на поверхности, мрак не был полным. Светила луна в ущербе, и небо было усеяно яркими звездами. В этом неверном свете Лика Разглядела далекий берег и уже хотела было сразу же к нему плыть, когда, сообразив оглядеться по сторонам, увидела, что находится, по-видимому, все-таки не в море, а в пусть и очень большом, но озере, и даже не просто в каком-нибудь озере вообще, а в горном. Собственно, только благодаря горам, некоторые из которых были очень хорошо видны из-за сверкающих в лунном свете ледников, Лика и поняла, что это озеро. А берег, к которому она совсем уже собралась плыть, находился, судя по всему, достаточно далеко. Слева от Лики, там, куда она могла посмотреть, только повернув голову, берег, как оказалось, был гораздо ближе, и именно туда Лика, в конце концов, и поплыла, молясь, чтобы экзоскелет не вышел из строя раньше, чем она выберется на сушу. Снять броню, находясь в воде, она не могла, но и доплыть в ней сама по себе – без помощи сервоприводов – не смогла бы тоже. У нее просто не хватило бы сил, чтобы тащить на себе эту тяжесть, одновременно преодолевая сопротивление жесткой брони и омертвевшего экзоскелета. Лика и так уже плыла на пределе сил, или даже за их пределом, пытаясь компенсировать слабость и беспомощность своего тела нечеловеческим упорством и звериной волей к жизни.

Те триста метров или чуть меньше, которые Лике пришлось проплыть, отняли у нее последние остатки того, что можно было бы назвать энергией, и без того вычерпнутой до капли из тех резервов, о существовании которых она раньше даже не подозревала. Так что, достигнув наконец берега, Лика смогла вытянуть из воды лишь верхнюю часть своего измученного тела, а потом, окончательно обессилев – завод кончился, – ткнулась лобовым щитком шлема в каменистую почву и потеряла сознание.

Очнулась Лика, когда солнце уже поднялось над седловиной двугорбой горы. Впрочем, чтобы увидеть, как восходит солнце, ей пришлось сначала перевернуться на спину, а сделать это оказалось ой как непросто. Экзоскелет издох окончательно, и броня стала тяжелой жесткой шкурой, внутри которой мучительно билась слабая, едва способная двигаться женщина. Все-таки, промучившись несколько минут в бесплодных попытках сделать такое, казалось бы, простое дело, Лика наконец перевернулась и лежала теперь, с трудом переводя дыхание и пытаясь собраться с мыслями, но думать сейчас о чем-нибудь, кроме воды, она не могла. Лика испытывала ужасную, запредельную усталость, страдая в то же время от разных степеней и видов боли, которых оказалось слишком много для одного человека, но при всем при том сильнее всего ее мучила жажда. Пить хотелось так, что перед этим всепоглощающим желанием отступали даже усталость и боль. Между тем вода была совсем рядом, ноги Лики все еще оставались в озере, вот только напиться не представлялось возможным. Однако нет худа без добра. Упорные мысли о воде подсказали Лике следующий шаг: она должна была выбраться из ставшего для нее тюрьмой скафандра. Для этого прежде всего следовало откинуть грудной панцирь. Запирался он парой фиксаторов, находившихся – не иначе как происками врагов – слева, почти под самой подмышкой. Мало того что действовать предстояло одной рукой, но этой и без того тяжело натруженной руке надо было проделать немалый путь, преодолевая сопротивление толстой шкуры скафандра и мертвой тяжести экзоскелета. Впрочем, на свое счастье, оценить по достоинству стоящую перед ней задачу Лика сейчас просто не могла, а потому, как только вспомнила, что ей нужно делать, сразу же бездумно потянула свою единственную действующую руку к груди.