Скуф. Маг на отдыхе 2 (СИ) - Злобин Максим - Страница 23

Глава 9

Пришла на землю Удалёнки напасть великая! Невзгода злая! Беда бедовая! Заполонили её вороги зелёные да крикливые! Загнали честной народ на крыши да давай визжать, баб да деток раздражать!

Но вышли тогда из лесу два богатыря один мощней другого — «другой» это Лёха, если кто не понял, а я — тот, который «один».

Так вот…

Вышли два богатыря один мощней другого да приманили главную вражину на трюфель заморский, да дали ей леща отцовского, чтоб неповадно было всяким-таким заниматься.

И померла тотчас вражина. Сдохла, ну да туда ей и дорога. А то, что на самом деле один из богатырей эту самую вражину и породил случайно, так это уже, как говорится, дело десятое.

Так радуйся же, народ! Радуйся и восхваляй героев своих! Пей, гуляй, да…

— Василий Иванович, там какой-то движ нездоровый намечается! — крикнула Шаманка, забравшись на забор, и своим неуместным новоязом напрочь сбила мне весь былинный настрой.

А ведь как хорошо-то в голове всё складывалось. Пришли, всех спасли. Самое время праздновать.

Уж не знаю, что в понимании Шестаковой здоровый движ, а что нездоровый, но проверить на всякий случай стоит.

Чутьё у неё на неприятности прям изрядное. Правда, компенсируется оно почти кошачьим любопытством, из-за чего те самые неприятности больше притягиваются, чем отталкиваются.

В общем, надо на этот движ поглядеть.

Лёха свой терновник пока ещё не убрал, а потому мне пришлось пробираться на улицу прямо тем же путём, которым пришла к нам мама-кабаниха. Выскочив на дорогу сквозь дыру в заборе, я глянул туда, куда указывала шаманка, и немножко опешил.

— В сторону вашего дома идут! — крикнула сверху Шестакова, как будто бы я и сам не догадался.

Итак…

На обычно безлюдную улицу Удалёнки, где встретиться с соседом — целое событие, сейчас высыпала целая толпа. Слаженная такая, плотная, кучная. Кто с вилами наперевес, кто с лопатой, а кто и бензопилу с собой прихватил.

До канона им сейчас не хватало разве что факелов. Хотя к чему они, если зажигалка у каждого первого. И лица у всех такие, что точно не «спасибо» говорить идут.

Пересидев нашествие по домам и не имея возможности выплеснуть свой страх и гнев на истинного врага, жители Удалёнки искали теперь виноватого. И, похоже, нашли.

— Сраный австрияка! — доносились до меня крики негодования. — Это всё он! Его рук дело! На кол козла бородатого! Сжечь его! Машинами порвать напополам!

— Негодуют, — сказал Лёха, глядя мне через плечо.

Друид выбрался на дорогу совершенно бесшумно. Ну так-то оно и понятно, перед ним ведь кусты добровольно расступались.

— Негодуют, — кивнул я. — Кузьмича линчевать хотят.

— Беда, — вздохнул Лёха. — Ну… Я в лес.

— Стоять!

Чего — он не подлый вовсе и не трусливый… ну иначе мы бы явно не дружили. Мужик хороший. И слово своё держит, и за поступки отвечать привык. Да только для него толпа народа уже само по себе испытание.

Тяжело ему с людьми, профдеформация. С медведем и то легче общий язык находит.

А тут целая толпа. Да ещё и шумная. Недовольная.

Она же спрашивать начнёт, а ей в ответ говорить что-то придётся… Убеждать.

— Лёх.

— Чего?

— Ну твой же косяк, да?

— Чего?

— Ой, — поморщился я. — Не прикидывайся, ладно? Косяк, спрашиваю, твой? Навряд ли Кузьмич тебе самовозраждающихся в геометрической прогрессии дендромутантов заказвал?

— Мой косяк, — кивнул друид и тяжко так вздохнул.

— Ну так иди тогда, будь добр, и разрули, — я хлопнул его по плечу. — Да не переживай ты, я рядом постою. Порядок обеспечу.

— Ну… Ну ладно.

Лёха сунул руку в карман, достал горсть семян и рассыпал их прямо по дороге. Поколдовал чутка до полного созревания секунд тридцать, из земли взошёл плотный такой кустарник с россыпью меленьких белых цветов, затем вырвал растение с корнем, отряхнул этот самый корень о колено и засунул в рот.

— Ну пошли, — сказал Лёха, с чувством хрустнул корнем, а вершки выкинул на обочину. Изо рта у него тут же пахнуло валерьянкой. Вот только не спиртовой, а такой… приятной и менее агрессивной.

— Буду разруливать, — сказал друид.

Ну мы и двинулись потихоньку вслед за толпой. Я, Лёха, Мишаня, а позади альтушки, кто откуда, в стайку собрались.

Идут, ржут о чём-то своём со спокойной душой. Ну а оно и понятно, почему со спокойной… Косяк-то в кои-то веки не от них прилетел.

Мне им по-хорошему ещё за ловлю кабачков баллы начислять.

А в моей способности разруливать всякое они уже не сомневаются. Так что всё происходящее воспринимается сугубо как развлекательное мероприятие. Этакая дискотека на свежем воздухе. «Опен эйр», только с вилами.

Итак…

Толпа разгневанных селян окружила мой участок. А лидером толпы, как нетрудно догадаться, была Валентина Ивановна, председательская тёща. Она и без того бабка боевая — я бы даже сказал «кровожадная» — а как улучила возможность поруководить бунтом, так и вовсе осатанела.

— Кузьми-и-и-и-и-ич! — орала она похлеще кабачка. — Выходи, паскуда! Держи ответ перед народом, по что нас погубить хотел?

Но вот что приятно, сами на участок люди не заходили.

Вообще ни ногой.

Боятся?

Уважают?

Хм-м-м… Пожалуй, боятся и уважают. А главное, в полной мере осознают последствия любых опрометчивых действий касательно моей собственности.

Так что топтались они возле калитки и всё пытались Кузьмича добром выманить.

А тот, ясен хрен, ни в какую. Он бы и рад, наверное, выйти и объясниться, да только его Фонвизина с Шестаковой к крыльцу садовым шлангом привязали. Трепыхается, бедняга, в шортиках своих на подтяжках, глаза пучит, орёт чего-то оправдательное, а освободиться — никак.

— Выходи, австрияка подлый! Мы знаем, что это всё ты!

— Покайся перед народом, за что ты нас погубить хотел⁈

— Мы ж к тебе, как к родному!

Ситуация, короче говоря, патовая.

— Кхэм-кхэм! — прокашлялся я, подбавив в голос чуток магии, так что до самых громко орущих он дошёл, дождался, пока все взгляды сойдутся на мне, и сказал: — Алексей Михалыч хочет вам всем кое-что сообщить.

Над Удалёнкой повисло молчание.

Тревожное такое, прямо ух.

Не…

Лёху в СНТ, конечно же, знали. И знали хорошо. Видели редко, но это только добавляло его фигуре в глазах селян жутковатого ореола.

Так что поторапливать друида, который, по слухам, — тем самым, которые я сознательно не опровергал — в одиночку выбил армию Лича из захваченной Варшавы, никто не решался.

Ни поторапливать, ни дерзить, ни уж тем более возмущаться из-за возникшей паузы никто не стал. Наоборот, уставились как звезду первой величины, опоздавшую с началом концерта на полтора часа.

— М-м-м-м-м, так, — начал Лёха Чего. — Идите-ка вы все на площадь и разжигайте костёр. Большо-о-о-ой костёр. Хороший.

— А зачем? — вскинула бровь Валентина Ивановна.

— Я вам Кузьмича приведу.

— Отлично! — бабка воздела к небу вилы. — Алексей Михалыч на нашей стороне. Сожжём гада! Сожжём дотла, ведьмака забугорного! За мной, соседушки, за мной!

С тем агрессивно настроенная толпа развернулась и зашагала к площади. На мой немой вопрос Лёха сказал:

— Вы тоже подходите, — и добавил ещё: — Я всё устрою.

Ну…

Ладно…

Раз Лёха сказал, что всё устроит, значит, так оно и будет.

— Группа «Альта», за мной, — скомандовал я. — Пускай Лёха с Кузьмичом сам пообщается.

Точно так же, как и до моего дома, до площади мы с девками шли в арьергарде. И к моменту, когда мы подоспели, Валентина Ивановна уже распорядилась таскать из домов поленья и ломать на дрова всяческий сухостой. Гора получилась на загляденье.

Такие обычно в народе жгут, когда Купалу празднуют.

— У кого есть зажигалка⁈

Кусты и прочая хворостина вспыхнули моментально, август выдался сухим и жарким, ну а через минуту занялись и дрова. Прямо на площади разгорелся кострище; высокий и жаркий. А Валентина Ивановна негодовала по той причине, что в центр костра забыли вставить цельное бревно, а лучше вообще столб…