Последняя Пасха - Бушков Александр Александрович - Страница 8

– Вы же не будете отрицать, что вашего продавца арестовали за торговлю оружием?

– Это вас кто-то обманул, – светски улыбаясь, поведал Смолин. – Никто моего продавца и не думал арестовывать, он на свободе пребывает, совершенно как мы с вами…

– Но он торговал оружием?

– Каким? – ласково, благожелательно спросил Смолин. – Уточните, пожалуйста. Оружие бывает огнестрельное и холодное, газовое и травматическое, спортивное, боевое и гражданское, составляющее принадлежность национального костюма. Есть еще категория предметов, оружием с точки зрения закона не являющаяся, но становящаяся таковым исключительно после того, как с помощью этих предметов было совершено деяние, подпадающее под категорию уголовного преступления…

Телезвездочка таращилась на него прямо-таки очумело – то, что Смолин говорил, явно не умещалось в пространстве ее немногочисленных извилин. Нетрудно было догадаться, что выстроенная ею нехитрая тема разговора пошла насмарку.

Смолин ждал, сияя улыбкой. От собаки бежать ни в коем случае нельзя – цапнет за ногу. Точно так же весьма чревато уходить быстрым шагом от какого-нибудь шакала телекамеры – снимет твою удаляющуюся спину и прокомментирует, как его левой пятке, угодно. Нам скрывать нечего, мы люди контактные и с прессой всегда готовые общаться живейшим образом…

После недолгого промедления Чучина вновь ринулась в атаку:

– Ваш продавец нож кому-то продал?

– У меня приличное заведение, – обиделся Смолин, – и продавец у меня – парнишка приличный, с высшим образованием, интеллигент в первом поколении, можно сказать. Ножами сроду не торговал, вас, точно, обманул кто-то…

– Кортик! – обрадованно взвизгнула репортерша, что-то определенно припомнив и вернув себе некоторую уверенность. – Он морской кортик продал!

– Да не продавал он никаких кортиков, – с величайшим терпением и нетускнеющей голливудской улыбкой сообщил Смолин. – Разве что дал кому-то посмотреть кортик, а на него зачем-то дело завели…

– В милиции говорят, что он торговал оружием…

– Говорят, в городе Рязани пироги с глазами, – резвился Смолин, – их едять, а они глядять…

– Я вас серьезно спрашиваю.

– А я вам серьезно отвечаю, мадемуазель: я же не служу в милиции и не могу знать, что там говорят…

– Но вас же только что допрашивали по этому делу?

– И тут вы что-то путаете, право, – вздохнул Смолин. – Я сюда заходил узнать, как документы на охотничье ружье выправляют. Решил вот на старости лет рябчиков пострелять, говорят, супец получается классный…

Он имел все основания чуточку гордиться собой: за все это время так и не ляпнул ни одной неосторожной фразы, которую можно было, выдравши из записи, интерпретировать гнусным образом. И сохранял полнейшее спокойствие, хотя так и подмывало высказать этой выдре все, что он о ней думает. Он помнил прошлогоднюю зимнюю передачу с участием Чучи – в центре, в арке кого-то застрелили в ходе неких разборок, и эта дура, стоя на том месте, где лежал труп, преспокойнейшим образом разгребала сапожком нападавший снег, чтобы явить взору телезрителей темное пятно заледенелой крови. Дело тут не в душевной черствости – просто такая уж дура по жизни…

– Задавайте ваши вопросы, – с той же простодушной готовностью сказал Смолин.

– Я и спрашиваю: в вашем магазине торговали оружием?

– Никогда в жизни.

– А как насчет кортика?

– Я же только что объяснил, в чем там было дело…

– Но в милиции говорят…

– Это их гражданское право – говорить, – парировал Смолин.

– Значит, вы хотите сказать, что у нас в Шантарске нет антикварной мафии?

– Да откуда ж ей взяться? – Смолин пожал плечами. – Экие вы страсти говорите. Откуда у нас антикварная мафия? Ужасы какие…

– И оружием вы не торгуете?

– Хотел я во время индо-пакистанского конфликта продать одной из сторон с дюжину танков, – сказал Смолин. – Но танков под рукой не нашлось, да и плохо представлял я, как такие дела проворачиваются…

Тот, что стоял со связкой кабелей, откровенно ухмылялся, предусмотрительно отвернув физиономию в сторону. Смолин благожелательно улыбался. Телезвездочка, дураку понятно, оказалась в тупике, что, похоже, сама понимала.

– А что у вас отобрали при обыске?

– У меня? – вновь пожал плечами Смолин. – Ничего у меня не отбирали. Вообще, в нашем законодательстве нет такого понятия «отобрать» применительно к правоохранительным органам.

– Но они у вас забрали…

– И понятия «забрать» тоже нету. Ничего у меня не забирали.

– Но у вас же был обыск?

– У меня? – недоуменно вылупился на нее Смолин. – Не было у меня никакого обыска.

– Я имею в виду, в магазине…

– Ах, в магазине… В магазине имело место…

– А что там забрали?

– Ничего там не забирали. Я же объяснял вам, что понятия «забирать» применительно к…

Тот, что с кабелями, не вытерпел, наклонился к уху начальницы и страшным шепотом подсказал:

– Изъяли…

– Вот! – обрадовалась та. – Что у вас в магазине изъяли?

– Всякую ерунду, – сказал Смолин, – пару-тройку старинных шпаг и тому подобное…

– Вот, а вы говорите, что оружием не торгуете!

– А это никакое не оружие. И я ими не торгую. Обещали посмотреть и вернуть. Нет такого закона, по которому человеку запрещалось бы держать хоть дома, хоть в магазинной подсобке старинные шпаги… У вас будут еще вопросы?

Ей давненько уж хотелось с минимальным уроном для репутации убраться восвояси, и она моментально ухватилась за смолинские слова, проворчала:

– Нет больше вопросов…

И повернулась спиной, раздосадованно сматывая шнур микрофона. Сразу видно, что задуманный ею лихой наскок на подпольного торговца оружием с треском провалился.

Все трое побрели восвояси. Смолин еще успел громко сказать вслед:

– Всегда к вашим услугам, дамы и господа! Свободная пресса – наше завоевание…

Троица и ухом не повела, рысцой удаляясь к серебристой девятке с эмблемой телекомпании и соответствующей надписью во весь борт. Нехорошо прищурясь, Смолин смотрел им вслед. И в эти совпадения он не верил. Кто-то должен был дать им наводку, слить точное время и место… а кому это проще всего сделать, как не грозе преступного мира майору Летягину? Особого вреда от рыжей Чучи не будет, но ручаться можно, что какую-никакую передачку она в эфир запустит, отчего лишний раз нервы позвенят, как гитарные струны…

Отогнав соблазнительное видение – двух бородатых катов в красных рубахах, которые взапуски охаживали Чучу плетюганами по голой тощей заднице, – Смолин печально вздохнул и направился к машине.

Глава 3

Провинциальные сокровища

Давненько уж Смолин не нырял с головой в самую что ни на есть гущу народной жизни – и впечатления были, что скрывать, не из приятных. Разболтанный «пазик», ожесточенно громыхая всеми сочленениями так, словно собирался вот-вот рассыпаться на составные части, катил по раздолбанной дороге, битком набитый всевозможными обитателями райцентра Предивинска. Кто-то вез с собой неподъемные сумки, непонятно чем набитые, кто-то с провинциальной непосредственностью тыкал локтем Смолину то в грудь, то в печенку, еще кто-то непринужденно топтался по ногам. Окошки были распахнуты настежь, но все равно в автобусе витали ядреные ароматы, наглядно свидетельствовавшие, что местные жители отроду на дезодоранты не тратились и даже слова такого буржуйского не слыхивали, а носки меняли исключительно на водку. Порой в эту симфонию вплеталось благоухание технического спирта. Плотно сбитая человеческая масса равнодушно и слаженно подпрыгивала на ухабах, не замечая таковых, не заморачиваясь толкучкой и запахами, попутно ведя оживленные беседы о местных сплетнях, безрадостных перспективах на будущее и, разумеется, разворовавших страну олигархах. Зажатый на задней площадке Смолин стоически терпел всю эту экзотику, отмечая про себя, что Инге все же приходится чуточку полегче – она, бедолажка, пользуется в Шантарске общественным транспортом, а значит, обладает некоторым иммунитетом. Сам же он старательно себе внушал, что не стоит принимать все близко к сердцу – это ненадолго, в конце концов, километров шесть туда и столько же обратно, подумаешь… Угораздило же товарища Евтеева, делавшего первые шаги на скользкой дорожке подпольной торговли антиквариатом, обосноваться не в самом райцентре, а в его, изящно выражаясь, пригороде…