Заполярная сказка - Шустов Борис - Страница 25

1

В ожидании посадки на самолет я сидел в здании аэропорта «Надежда» за низким столиком, на котором лежали потрепанные журналы и газеты. Все дни до решения улететь из Полярного меня томило, я подолгу лежал в кровати, смотрел в тесовый потолок балка, смотрел просто так, без всяких мыслей, без жалости к себе и к Юлии и без того душевного трепета, который прежде возникал во мне всякий раз, когда я припоминал далекий неповторимый тот год.

Теперь-то я знал, что все, что мы хотели сказать друг другу, мы сказали восемь лет назад. Правда, мне показалось, что то же самое мы повторяли в балке, но, оказывается, годы не возвращаются, оказывается, есть вещи посильнее первой любви: это тысячи дней и ночей, прожитые рядом, любовь к ребенку, множество мелочей, незаметных для чужого взгляда, но очень важных для двоих. Раньше мне думалось, не уйди я в армию, все могло бы быть иначе, но теперь я усомнился и в этом. Нет. Мы не были бы счастливы. Мы разные люди. У нее своя жизнь, у меня своя. Откуда я мог знать, что она не замужем? Она оставила для себя лазейку, потому что с самого начала не верила в меня. «Какие мы с тобой муж и жена?» – не раз припоминались мне слова, сказанные Юлией давно-давно, под белой высокой березой.

А иной раз, как наяву, слышался мне звонкий радостный крик девочки в прихожей «Мама пришла!», вспоминались большие, удивленные ее глаза, и делалось жутковато от необыкновенно странной мысли – а что, наказал бы нас бог, и в ту буранную ночь с девочкой в самом деле что-нибудь бы случилось. И тогда мне думалось, что Юлия во всем права.

Объявили посадку, и я почувствовал, как медленно сжалось сердце. «А теперь куда? В какие Нарын-Худуки?» – тоскливо подумалось мне. Снова к отцу-матери, домой? Там тихо, морозно, пахнет утренними дымками и по белому полотнищу реки убегает к синему лесу тоненькая стежка лисьего следа. Хорошо там, да не для меня. Отвык я от тишины, покоя, да и что буду делать, где и кем работать. В Синегорки махнуть, к дяде Дмитрию Серафимовичу? Легко мне тогда дышалось, легко бегалось. Нет. Не смогу. Отвык. Видно, суждено мне свой век прожить на чужой стороне, видно, умирать лишь приеду в родные места.

Редкие пассажиры, летящие в Москву, давно уже покинули помещение аэровокзала, и в нем стало пустынно. И в этой пустоте особенно громко прозвучал женский голос, предлагавший мне занять место в самолете. Но я не двинулся с места, непроизвольно сминая в кармане авиационный билет.

Потом я решительно поднялся и вышел на улицу. Было темно и морозно. Мигая сигнальными огнями, выруливал на взлетную полосу мой самолет. Вот он замер на секунду – задребезжали от рева моторов мерзлые стекла аэровокзала, пронеслись мимо круглые иллюминаторы и сразу пропали, завихрилась снежная пыль – и самолет взлетел. Некоторое время я видел красные мигающие фонарики, слышал быстро затихающий гул моторов, а потом самолет исчез в темном беззвездном небе, будто канул в черную воду.

Вытащив из кармана мятый билет, я пораздумывал немного, идти сдать его или выбросить, но в то время из-за угла здания аэровокзала вывернулся юркий «газик». Я швырнул билет в сугроб и поднял руку. «Газик», как и всегда бывает в этих холодных северных краях, остановился сразу…

Ночью мне приснилась июньская тундра. Будто, схватившись за руки, бежали мы с Юлией по ярким жаркам, по зеленой траве, а когда, задохнувшись, упали в цветы и посмотрели в высокое небо, то увидели огромные, могучие валы северного сияния. Синие, красные, голубые, причудливо смешиваясь, они катились по пустому небу, застывали на мгновение и, разламываясь, исчезали за горой Шмидта. И хотя это мне снилось, но даже и во сне я понимал, что такого быть не может: ведь но всем законам природы летом не бывает северных сияний.

Публикация: журнал Москва, X, 1976.