Заполярная сказка - Шустов Борис - Страница 19

Путь до города показался мне как никогда долгим, хотя знакомый шофер вел самосвал на предельной скорости: дорога была ровная, ее давно уже занесло толстым слоем снега.

3

«Что я скажу? Во-первых, здравствуй. Впрочем, мы уже поздоровались по телефону. Что же? А ты располнела, или нет, похудела, или не изменилась. Да, много воды утекло… Как ты живешь? Хорошо. И я хорошо. Мы оба живем очень хорошо. Кстати, почему мы не вместе? Ладно, замнем для ясности, как говорят мои новые друзья-монтажники. Давай посидим, посидим и помолчим. Видишь, за окошком снег, за окошком люди, за окошком небо. И скоро придет твой муж. Чего доброго, он устроит сцену, или драться полезет, или всю ночь не даст тебе спать, ревнуя. Я лучше уйду! А то давай со мной! Сразу, сейчас, как в омут! Пальтишко на плечи, Аленку в охапку, а?!»

Так, взвинчивая себя и одновременно смеясь над собой, думал я, идя к дому Юлии. Вот и он, стандартный кирпичный дом на бетонных сваях, между которыми, не сгибаясь, может пройти человек, и свищет ветер, и метет снег. Может, выпить для храбрости или вообще махнуть на все рукой?

Дверь открылась сразу, едва я прикоснулся к кнопке звонка. Юлия отступила, пропуская меня вперед.

– Холодно?

– Ветерок.

– Я увидела тебя в окно.

Скинув пальто, я глянул в зеркало и расчесал волосы пятерней.

– Ты, как всегда, без расчески, – рассмеялась Юлия, словно мы не виделись всего каких-то несколько дней.

– Потерял.

– Проходи, – пригласила Юлия.

В двухкомнатной квартире, уставленной мягкой мебелью, было тепло и уютно. На журнальном столике стояли бутылка коньяка, хрустальные рюмки, серебряный кофейный набор и лежала открытая коробка шоколадных конфет.

– Курить можно?

– Кури. Но вначале выпьем за встречу.

– Как ты узнала, что я в Полярном?

– Встретила тебя на улице. Ты шел, глазел по сторонам, прошел совсем рядом, чуть не наткнулся.

– Ты была не одна?

– Втроем.

Выпили, и Юлия смешно и знакомо сморщила нос. У нее были удивительные руки, очень нежные, тонкие в запястьях, с длинными гибкими пяльцами, они обвили рюмку, словно змейки. У нее были удивительные губы, пухлые и яркие, как у только что проснувшегося ребенка, и глаза с затаенной, устоявшейся тоскливинкой были тоже удивительно милые.

– Ты совсем не изменился.

– Ты тоже.

– Рассказывай же!

– О чем?

– Как жил? Чем занимался?

– Жил… Нормально жил.

– Где?

– В разных местах.

Мы замолчали, не зная, что сказать. Вроде обо всем поговорили, оба живы-здоровы, оба не изменились.

– Ты не женился?

– Нет.

– Что ж так? Девушек разве мало?

– Какая-то ерунда получается, – закуривая, сказал я. – Что-то не так и не то мы говорим.

– Да, – согласилась она. – Но я же ничего о тебе не знаю.

Понемногу разговор наладился. Юлия рассказала, как она ездила с мужем за границу, побывали в Италии и во Франции, какие умные друзья у ее мужа, как интересно она живет, какие книги читает, как много она узнала доброго и настоящего от окружающих ее людей, особенно от мужа… В душе моей сделалось тихо и мертво, как в гробу. Зачем она пригласила меня? Зачем я ввалился сюда, где все говорило, кричало об уюте, тепле и крепко сколоченном семенном счастье?

– Ты любишь его? – грубо спросил я.

Она взяла было рюмку, повертела и поставила на место.

– Для чего ты приехал?

– Деньгу зарабатывать. Здесь ведь деньги лопатой гребут.

– А я думала – ко мне. Наконец-то ко мне.

Она встала, подошла к окну и стала смотреть на улицу. За окном густо падал снег, так густо, что не различались соседние дома. Было слышно, как невдалеке бил и бил в промерзшую землю буровой станок.

– Что-то я не пойму, – не сразу ответил я. – Быть может, это не ты написала о том, что выходишь замуж? Коротенькое такое письмишко…

– Я! Я! – резко обернувшись, почти закричала Юлия. – Я написала! Но ты должен был приехать!

– Ты забываешь, что я служил. А там не своя воля.

– Ты должен был приехать после службы.

– Людей смешить?

Юлия присела, долго смотрела на меня, и было в ее глазах, налитых слезами, что-то такое, что я в свою очередь начал медленно подниматься.

– Нет, – прошептал я.

– Да, – сказала Юлия. – Да, Толя. Я ждала тебя еще более полугода.

– Нет, – повторил я.

– Показать паспорт? – усмехнулась Юлия, поднялась, вытащила из сумочки, висевшей на оленьих рогах, паспорт и бросила на столик.

Они расписались шестнадцатого января. В это время я работал уже в калмыцких степях. Я положил паспорт на столик, крепко потер лицо ладонью, хотел спросить, для чего она сообщила о своем замужестве, но Юлия предупредила меня.

– Я не соврала, написав тебе. Я действительно хотела выйти замуж. Был уже назначен день свадьбы, куплено платье… Но перед самой свадьбой я побывала в больнице у мамы, и она снова мне сказала, что самая прекрасная и большая – это первая любовь…

– Почему ты не сообщила ничего мне? И почему ты вообще собралась замуж, если первая любовь самая прекрасная? – беря себя в руки, спросил я.

Знаешь, есть пословица: «Вода камень точит». Отец ежедневно, каждый вечер, внушал, что ты мне не пара. Когда была мама, мне было легко, я писала тебе много, часто, но мама-то редко уже бывала дома, все по больницам… И отцу удалось уговорить меня. Я не могла, да правду сказать, и не хотелось мне писать никому ни о чем. А ты обижался, искал причину в каких-то несуществующих знакомствах и еще ухудшал все. Когда я получала твои письма, полные недоговоренностей, каких-то намеков, мне думалось, что ты не любишь меня. Ведь если человек любит, он верит. Однажды отец пришел не один. С моим будущим мужем. Я, конечно, поняла, для чего он это сделал, и решила сразу обрубить все. Я рассказала ему о тебе, а он, к моему удивлению, через несколько дней пришел снова. Маме делалось все хуже и хуже, ты был далеко, а он рядом. Всегда отзывчивый, терпеливый, сдержанный… Вот я и согласилась. Но после разговора с мамой я все-таки решила ждать тебя. Она тебя очень любила, говорила, что у тебя чистые глаза, ты напоминал ей ее первую любовь. С отцом она была несчастлива. Юлия снова подошла к окну.