Заполярная сказка - Шустов Борис - Страница 14

Утром я проснулся поздно. На столе лежала записка, в которой Миня просил подождать его. Ждать я не стал, привел себя а порядок, вышел на улицу, добрался до Ярославского вокзала, оформил билет и через сутки был уже в родном городке, у своих стариков. Как-то я ушел на речку Смородинку, к омуту, в котором любила купаться Юлия, разложил костерок и медленно, одно за другим, сжег ее письма. Они горели ярко, весело, и, глядя, как их пожирает светлый огонь, как быстро они превращаются в черный пепел, в ничто, я хотел, чтобы вот так же превратилась в ничто моя любовь…

Давно уже пропал грузовик, шедший по мокрой дороге, пропал снежный запах, а я все еще стоял у окна и курил.

– Сынок, – окликнул меня незаметно подошедший отец. – С тобой что творится-то?

– Ничего.

– Да ведь видим мы. Не слепые.

– Вы за меня не беспокойтесь. У меня все прекрасно.

– Как не беспокоиться-то, сынок, – встряла мать. – Легко сказать… Все сердце за тебя изболело.

– Ты молчишь, а нам интересно, почему у вас с Юлей-то ничего не получилось? – кашлянув, спросил отец.

– Значит, было не настоящее, – припомнив давнишние слова Вадима, ответил я. – И вообще, дорогие мои старички, я завтра уезжаю.

– Куда?

– В Полярный.

– Ну-ну, гляди, – помолчав, сказал отец. – Тебе жить, не нам. – Он посмотрел на мать и прикрикнул: – А ты молчи! Пусть своим умом живет., И-эх! Молодо-зелено…

Назавтра я и уезжал. Шофер, худенький человечек с морщинистым и маленьким, как у старушки, лицом, погнал машину быстро, так что мне недолго пришлось видеть фигуры моих старичков, недолго мучиться: мне всегда было трудно и жалко расставаться с ними, я всегда, уезжая, чувствовал какую-то виноватость, будто не сказал им чего-то важного, необходимого для них, да и для себя тоже. Я знал, что мать сейчас плачет, а отец нарочито бодрым голосом успокаивает: «Не пропадет. Чего ты? Не на войну». Фигуры стариков пропали за увалом, и я облегченно вздохнул.

2

Почему я решил лететь в Полярный? Этот вопрос я задавал себе и в поезде, в котором я ехал до Москвы, и задаю теперь, сидя в такси, мчащемся по проспекту Мира к дому Мини Морозова, адрес которого я разыскал через справочное бюро. Кстати, почему я к нему еду? Видать, пришла пора поставить точку на целой полосе своей жизни, а это легче сделать в месте, куда меня тянуло все годы. Я не к Юлии лечу, быть может, она уже давно и не живет там, я лечу в город, который не могу забыть, в котором был по-настоящему счастлив. Ну, а к Мине? Как-никак жили в Полярном, да и любопытно взглянуть на него, каков он стал, инженер Миня Морозов.

Такси остановилось, я вышел, сверил номер дома по бумажке, выданной в справочном, расплатился с шофером и, поднявшись на шестой этаж, нажал кнопку Мининой квартиры. Открыл дверь сам хозяин. Он был одет в махровый халат, заметно пооблысел, в глазах появилась значительность и суровость. Некоторое время он вопросительно смотрел на меня, а потом закричал так же восторженно, как несколько лет назад.

– Кого я вижу?! Толька! Муза! В коридор вышла Муза.

– Ты смотри, кто к нам приехал?! – кричал Миня, обнимая меня. Сколько лет! Сколько зим!

– Здравствуйте, – сдержанно поздоровалась Муза.

– Это же Толька! – продолжал кричать Миня. – Толька Кузьмин! Не узнаешь?!

– Конечно узнаю, – сказала Муза. – Проходите. Она вежливо улыбнулась и ушла.

– Мы тут немного тово… Повздорили, – не глядя на меня, проговорил Миня. – Да ты проходи, проходи! Раздевайся. Вот тапочки. Раздевайся!

В коридор выбежали два малыша-близнеца, очень похожие на Миню.

– Наследники, – улыбнулся Миня. – Саша и Маша.

– Михаи-ил! – донесся из глубины комнат голос Музы.

Миня для чего-то подмигнул мне и побежал в комнаты, оставив дверь открытой. Я вытащил две коробки конфет, купленные на всякий случай, протянул малышам.

– Он что, ночевать будет? – раздался громкий шепот Музы.

– Ну и переночует, – быстро ответил Миня. – Места мало?

– Надоело! То какие-то родственники, то знакомые, то друзья из деревни. Надоело!

– Тихо ты! Тихо…

– Пришел, наследил… Ты знаешь, откуда он? Чем занимается? И вообще, что за человек? А может, он…

Шепота не стало слышно, видимо, Миня закрыл дверь.

– Вот так, Саша и Маша, – проговорил я. – А и впрямь я наследил.

В коридор быстро вышел Миня.

– Ты еще не разделся? Давай по-быстрому! Посидим-потолкуем, бутылочку уговорим…

– Наследил я, – глядя на коврик, на котором действительно появились грязные разводы, ответил я.

– Ладно тебе, – отмахнулся Миня, стаскивая с меня пальто. – А ты весь в иностранном. За границей побывал?

– Да нет. Дипломатический корпус ограбил.

В это время вышла Муза и, вероятно, услышав мои слова, торопливо заговорила:

– Раздевайтесь. Толя. Сюда, пожалуйста.

– Червонца хватит? – вежливо обратился я к ней. – Наследил. Наймете старушку, она уберет, – Я вырвал из бумажника десятку, положил на подставку для обуви, в дверях обернулся. – Пока, Миня!

Миня выбежал следом, как был в махровом халате и тапочках, прыгнул в лифт, торопливо запихивая в мой карман десятку, говорил:

– Ты что, Толька? Ты что?

– Я-то ничего…

– Вернемся, Толя. Прошу тебя.

– Нет, – сказал я, подумал и добавил: – Можно посидеть во Внукове. Я лечу в Полярный.

Лифт остановился.

– Я мигом, – сказал Миня. – Оденусь и выйду. Мигом. Ты подожди.

– Подожду.

Миня проводил меня до аэропорта, по дороге рассказал о своем житье-бытье, что работает он в научно-исследовательском институте, на днях защищает кандидатскую, под его руководством несколько инженеров, пользуется уважением, а вот в семье дела неважные.

– Помнишь Лидочку? – спросил он.

– Не помню.

– На бетонном крановщицей работала.

– Припоминаю. Черненькая такая…

– То Валечка.

– У тебя их было много.

– Много, – согласился Миня. – А вот Лидочка одна. На ней надо было мне жениться! Любила она меня. А Муза не любит. Нет! Она неплохая. Но понимаешь, привычки, воспитание, единственная дочка у мамы с папой… Ух, эта мне мама! – Миня скрипнул зубами. – Папа работяга, всего добился сам и теперь работает как вол, а она… Не хочу я так! Не хочу!