Будет больно, моя девочка (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 40

Честно говоря, звучит ужасно. Особенно если учесть, что мама у бабушки, как ребенок, всегда была на третьих ролях. А сегодня утром я случайно подслушала, как папа в присущем ему ледяном тоне отчитал бабушку, да так, что у меня чуть уши в трубочку не свернулись. Честно говоря, атмосфера у нас дома еще никогда в жизни не была настолько нервной. Воздух просто пропитан агрессией.

Вот и получается, что и дома все пошло по одному месту, и в школе.

— Ты мне врешь, — мама печально улыбается и подсаживается ближе. Сжимает мою ладонь в своей. — Я знаю, что дома у нас сейчас не самые лучшие времена, Майя. И мне самой очень и очень жаль, что все вот так получается.

— Мне кажется, что бабушке нравится тебя доводить, — все же смотрю маме в глаза. — Она будто специально к нам напросилась, чтобы испортить всем жизнь, — всхлипываю.

Если раньше я от любой непогоды во внешнем мире могла спрятаться дома, то теперь у меня забрали эту возможность.

— Это ненадолго, моя Фиалочка, — мама гладит меня по голове.

— Я слышала, как папа сказал, что она тобой манипулирует, мам.

— Так и есть, наверное, — мама вздыхает. — Но и бросить ее одну я тоже не могу. Найти сиделку даже у мамы в деревне не проблема. Но у нее серьезная травма, а хороших врачей там нет.

— Я знаю, — поджимаю губы, едва сдерживая слезы.

Все смешалось. Я уже сама не понимаю, с чем связаны мои слезы. С тем, что дома стало плохо, или с тем, что в школе стало просто ужасно. Все из-за Мейхера. Как только он появился, моя жизнь и правда начала медленно превращаться в ад. Я жутко перенервничала. До сих пор чувствую его пальцы на своей шее. Не знаю, как у меня хватило смелости вообще ему что-то говорить. Ведь морально меня очень подкосило из-за этого бойкота. Но правда в том, что я говорила с ним искренне. Мне его жаль. С ним действительно что-то не так. Люди не могут быть вот такими просто потому, что так решили. Это за них кто-то решил. Подтолкнул. Спровоцировал. Мейхер именно такой. Трусливый и слабый. Не смог пойти наперекор легкому пути. Не смог...

— Майя, — мама обхватывает ладонями мои щеки, — не плачь, — прижимает к себе и гладит по спине. — Все будет хорошо. Не обращай на бабушку внимания.

— Ага.

— Я всегда с тобой и очень тебя люблю.

Слышу мамин шепот. Улыбаюсь.

— Откуда опять синяк?

Отрываюсь от мамы, вытираю слезы с щек. Размываю их по лицу и смотрю на свое колено. Это Варька постаралась. Подружка Пономаревой. Специально толкнула меня на физре, а потом еще и подножку подставила. Марат быстро материализовался рядом и отогнал этих гиен. Я сначала решила, что это Мейхер им приказал, но потом поняла, что его вообще в зале не было. Он прогулял урок.

— На физре грохнулась.

— Горе ты мое. Давай я тебе мазь принесу.

— Давай.

***

Утром папа отвозит меня в школу лично. Без водителя. Мы болтаем всю дорогу.

В гимназию захожу с опаской, но не успеваю переступить порог, как меня зовет Антон. Улыбается. А буквально вчера держался на расстоянии. В классе происходит то же самое. Все со мной здороваются, улыбаются. Прямо как раньше.

Ну да, Арс же сказал, что все станет как было. Вот и стало. У одноклассников не хватает духа идти против Мейхера, не хватает совести улыбаться мне в лицо после всего.

Занимаю свое место и вытаскиваю тетрадь. Звонок уже прозвенел, но учитель еще не пришел.

— Так, я не поняла, Варька где? — верещит Пономарева. Ее любимой фаворитки и правда до сих пор нет.

— Варвара у нас больше не учится, — оповещает заходящая в класс Марта.

— В смысле? — Лиза выпучивает глаза. — Че за прикол?

— Ее родители еще утром забрали документы из гимназии, — поясняет классная.

Лиза хлопает своими глазищами, ребята начинают шушукаться, все в шоке.

Перевожу взгляд на Арса. Все удивлены. Все, кроме него. Он словно и так знал, что Вари сегодня не будет. Ни сегодня, ни когда-либо еще.

Пялюсь на него, пока он не поворачивает голову. Сталкиваемся взглядами. Арс берет телефон, что-то набирает, а на мой сразу после этого падает сообщение. Чувствую, как холодеют кончики пальцев. Открываю это послание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Как твоя коленка?»

Откуда он знает? Его же даже на физре вчера не было…

Моргаю. Поднимаю голову. Замечаю Мейхеровскую ухмылку. Мгновенно сопоставляю происходящее. Вчера Варя толкнула меня в спортзале, я разбила колено. Сегодня ее родители забрали документы из школы, а Мейхер интересуется, как моя нога?

Быстро печатаю:

«Это ты сделал?»

Ответ приходит мгновенно:

«Она нарушила правило. Тебя нельзя трогать. Никому нельзя трогать, Майя».

***

Напрягаюсь пуще прежнего. Холодеют теперь не только пальцы, все тело покрывается корочкой льда, образуя вокруг меня кокон. Стеклянный, заглушающий посторонний шум. Звуки вокруг смазываются. Предельно четко и громко я слышу лишь биение собственного сердца. Оно колотится, как птица в клетке. Хочет вырваться на свободу из того кошмара, в который его погрузили. Какой-то месяц, а моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Могла ли я вообще когда-нибудь подумать, что такое возможно?

Нервно скребу ногтями по ноге под партой. Снова смотрю на Арса. Теперь украдкой. Так, чтобы он не заметил. И он не видит. Отвлекается на мобильник. Ухмылка на его лице все еще присутствует.

Тебя нельзя трогать. Никому нельзя трогать, Майя!

Это послание набатом звучит в голове. Что он имеет в виду? Что вообще происходит?! Он сошел с ума окончательно? Эта его фраза отлично подойдет какому-нибудь маньяку. Может быть, Мейхер — психопат? Самый настоящий психопат…

Весь урок дергаюсь. Жду звонка как манны небесной.

Уровень тревоги достигает каких-то космических размеров. Улыбающиеся одноклассники кажутся подозрительными. Это очередной план? Арс что-то задумал, а они снова ему подыгрывают? Сколько это будет продолжаться? Может быть, мне по примеру Вари, просто сменить школу и избавиться от проблем? От Мейхера избавиться, потому что все мои проблемы начались с его появлением. Чтоб он провалился!

Бросаю взгляд на Веру. Нас рассадили в том году, но, так как Мейхер пришел первый и уселся за мою парту, я сегодня решила сбежать на соседний ряд. Находиться с ним так близко сегодня выше моих сил. Я до сих пор не отошла от того, что произошло в душевых. Как ни старалась быть сильной там, морально я уничтожена. Поэтому сижу одна. Мельникова — с Марком.

Встречаемся с Верой глазами случайно. Вижу, как она вздрагивает, как краснеет, и именно в этот момент вся моя тревога трансформируется в злость. Как она могла? За что?

Неотрывно смотрю на нее. Прямо в глаза. Пристально. Не моргая.

Наблюдаю за тем, как ее алые щеки белеют. Вера поджимает губы, вцепляется в свою тетрадь, а потом не выдерживает и отводит взгляд. Прячет свои бесстыжие глаза.

Тяну подбородок к потолку. Дышу через нос, а из ушей вот-вот пар повалит.

Необъяснимо для себя самой снова смотрю на Арса. Он это чувствует. Поднимает глаза и расплывается в нахальной улыбке. Поворачивает голову в сторону Веры, и его улыбка становится шире. Такая откровенная издевка на его лице в этот момент, что хочется запустить ему в башку книгой.

— Изыди, — произношу себе под нос, сжав пальцы в кулаки.

— Так, все помнят, что через три дня у нас каникулы, на которых мы всем классом едем в Петербург?

Голос Марты отрывает от размышлений.

Отгоню этого демона в другой раз. Концентрирую все свое внимание на классной.

— Двое суток мы с вами пробудем в Северной столице. Отель уже забронирован, экскурсионная программа утверждена. Мама Лейлы Сафиной поедет с нами от родительского комитета. Списки необходимых вещей выдам на классном часе по окончании четверти.

— Марта Витальевна, — Беляков тянет руку, — а че за отель? Нормальный же?

— Да-да, хочется знать заранее, — подключается Пономарева, — чтоб была возможность забронировать себе что-то получше, — хихикает.