Ненужные дети. Прошлое между нами (СИ) - Голд Лена - Страница 45

Бред. В голове ни черта не укладывается.

Я начинаю искать им оправдание. Хотя прекрасно понимаю, что напрасно это делаю.

Кажется, в семье Амировых все такие — не верующие своим глазам, не слушающие зов своего сердца. Быстро идут на манипуляции, творят всякую дичь, а потом жалеют.

Да только их сожаление не вернёт те годы, когда я буквально разрывалась между работой и своими малышами. Мечтала, чтобы у моих детей тоже был отец и чтобы они бежали в его объятия каждый вечер, когда он возвращался домой с работы. Однако я так и не дождалась его возвращения целых пять с лишним лет…

Да, ещё не поздно. Все еще есть шанс быть вместе. И да, я воспользуюсь этим шансом. Не только из-за наших детей, а потому, что чувства никуда не делись. Несмотря на его косяки, я по-прежнему люблю Виктора и вопреки своей обиде и принципам, дам нам ещё один шанс — последний. И этот шанс он точно не упустит и не продолбит — уверена.

— Маша, — слышу тихий голос и снова холодная ладонь Виктории Сергеевны накрывает мою. — Мне необходимо поговорить с сыном, познакомиться со внуками. Иначе умру раньше того срока, что назначили врачи. Я умираю, Машенька. У меня рак. Неизлечимый. Куда мы только не обращались — никакого толку. А совесть грызет изнутри…

Она начинает плакать, а я раздражаться. Потому что у меня опять ощущение, что она манипулирует мной. Видит, что мне жаль ее, что я с трудом сопротивляюсь ее уговорам, наступает сильнее.

Я не могу согласиться. Но и отказать больному человеку не могу.

Будь проклято то идиотское чувство жалости внутри меня!

Телефон в кармане подаёт признаки жизни. Аккуратно выдернув руку из хватки женщины, достаю его и смотрю на экран, где вижу имя Виктора. Без раздумий отвечаю:

— Да.

— Ты где, Маш? В офисе я тебя так и не нашел.

— А как же совещание?

— Да неохота мне. Официальный отпуск на неделю взял и хочу провести время с тобой и с детьми. Так что я свободен. Ты скажи, где находишься?

Сглатываю, глядя на Викторию Сергеевну, которая смотрит на меня умоляющим взглядом. Кусаю нижнюю губу, но в итоге сдаюсь:

— Я тебе сейчас скину геолокацию. Приходи сюда. Только, пожалуйста, не устраивай спектакль, когда будешь тут.

— Что? Ты о чем? С кем ты там?

— Я жду, Вик.

Отключаюсь, кладу мобильный на стол. Наконец женщина улыбается, но сквозь слезы.

— Какой же я дурой была, — шепчет она, вытирая влагу с лица салфеткой.

— Я тоже была дурой. Которая поверила всем на свете, а в итоге оказалась виноватой. Плюс беременной от человека, который видеть ее не хотел.

— Прости, — шепчет, шумно сглатывая. — Прости меня, Маша. Умоляю.

— Ваши слова ничего не изменят, Виктория Сергеевна. Поэтому прекратите извиняться каждые две минуты.

Мы молчим некоторое время. Мать Виктора получает звонок. Не знаю, с кем она разговаривает, но сообщает, что ее сын должен прийти и она очень надеется, что он хотя бы сядет рядом с ней и выслушает. А потом отключается, сказав, что позвонит, когда освободится.

— Как там мои внуки? Саша и Даша, да? Такие красивые… Я видела их фотографии.

— Миша показал? — усмехаюсь.

— Да. Он единственный, кто меня понимает.

Мне хочется закатить глаза. Столько гадостей сделай, а потом возмущайся, что никто тебя не понимает…

— Все хорошо с вашими внуками. Рады, что их папа вернулся.

— Маш, что это значит? — раздается голос Виктора надо мной. Я даже вздрагиваю от его грубого тона. — Ты серьезно хочешь снова поверить этой женщине?

— Эта женщина твоя мать, — смотрю на него в упор. — И нет, я больше никому не верю, Виктор, но выслушать ее, думаю, стоит. Всё-таки нет идеальных людей. Ты тоже совершал ошибки, нет? И получил аж третий шанс. Так что не нужно меня в чем-то винить. Я просто не могу отказать больному человеку, хоть и очень хочется. К сожалению, не получается включить эгоистку внутри себя при всем моем желании. Она хочет с тобой поговорить, — киваю на Викторию Сергеевну. — Не знаю, что скажет, но просто выслушай. А что дальше — решать уже тебе.

Глава 40

Виктор смотрит на меня с некой злостью. Я его, конечно, понимаю, но еще я понимаю, что в нем больше говорит обида и боль за то, что самые родные люди его предали. Как бы он не приходил в бешенство от моего поступка, в то же время я уверена: он рад видеть мать. Ведь как-никак, она — его родная кровь. Родная душа, самая близкая женщина на свете. Какие бы она ошибки не совершала, пусть он простит ее и просто общается. После ее смерти может пожалеть, что не был рядом с ней в такие тяжелые времена.

Амиров слишком резко тянет стул на себя, садится рядом со мной — напротив своей матери и смотрит на нее в упор.

— Хотела поговорить? Я тебя слушаю.

Говорит очень грубо, но я вижу, как дёргается его кадык — он сглатывает, а это значит, что нервничает.

— Виктор, — выдыхаю. Он поворачивает ко мне голову, прикрывает глаза, явно поняв, что я хочу сказать, а потом едва заметно кивает.

Я хочу отойти на несколько минут, чтобы оставить мать и сына наедине. И, наверное, впервые за последнее время так рада телефонному звонку. Взяв мобильный, смотрю на экран, в котором красуется фотография Олеси.

— Я на пять минут, — сказав, встаю и отхожу от них, по пути принимая звонок.

Выхожу из ресторана, но сразу же жалею. От шума дороги я едва слышу голос подруги.

— Как вы там, Машуль?

— Все нормально, Лесь. А ты как? — тру пальцами переносицу. Что-то голова начинает болеть. Мне совершенно не понравился вид Виктории Сергеевны. И, несмотря на все то, что она сделала, почему-то в груди колет из-за ее состояния. Не хотела бы я, чтобы она была так серьезно больна.

— Круто, — по голосу понятно, что настроение у нее хорошее. — Наши голубки хорошо проводят время, да?

— Угу, — улыбаюсь. — Все окей. Но я вынуждена вернуться к своему мужчине. Так что поговорим потом, договорились? Когда я буду свободна.

— Господи, какие у нее словечки, — несмотря на шум вокруг, я так отчётливо слышу звонкий смех Олеси. — Ее мужчина, видите ли… Хорошо, дорогая, давай, я убежала. А вам приятного отдыха.

Возвращаюсь в ресторан. Издалека вижу, что Виктория Сергеевна плачет. Обстановка накалена до предела. Подхожу сзади — так, чтобы Виктор меня не видел и слышу его слова:

— Ты мне тогда сказала, что Маша не беременна! Я, сука, поверил тебе, в итоге пять долбанных лет не видел своих детей. Знать не знал об их существовании. Ты подкинула документы в нашу квартиру и я как последний лох начал во всем подозревать Машу, которая, по сути, была единственной жертвой. И после всего этого ты хочешь, чтобы я все забыл? Простил? Да мне стыдно Маше в глаза смотреть, а ты ещё и хочешь, чтобы она позволила тебе видеться с внуками? Тебе вообще не стыдно, да? После всего того, что ты натворила? Да если не ты… Я не стал бы рубить сгоряча. Я больше всех тебе поверил!

Виктория Сергеевна поднимает на меня заплаканные глаза, одними губами шепчет:

— Простите меня.

Кладу руку на плечо Виктора и слегка сжимаю. Он резко оборачивается ко мне, напрягается. Шумно сглатывает. Сажусь рядом с ним и выдыхаю, не зная, как разрядить обстановку.

— Время назад не открутить, — качаю головой. — Смысл обсуждать прошлое, Виктор? Виноваты все.

— Ты не понимаешь…

— Я понимаю все, поверь мне, лучше всех. Да, потеряли годы. Мне было тяжело. Тебе тоже. Судя по выражению лица твоей матери — ее тоже совесть мучила. И сейчас она жалеет ровно столько же, сколько и ты. Так что хватит ковыряться в ранах, сыпать туда соль. Ты сейчас рядом и мне не так больно, как раньше, когда речь идет о прошлом. Надо учиться на своих ошибках. И мы, вроде бы, сделали выводы. И да, я не против, чтобы Виктория Сергеевна виделась с нашими детьми.

— Маш, — Виктор усмехается, садится вполоборота и смотрит на меня как на полоумную. — Что ты говоришь? Все не так просто…

— Конечно, все не так просто. Каких усилий мне потребовалось, чтобы впустить тебя в свою жизнь снова. Поверь, это было нелегкое решение для меня.