Предназначение - Фрумкин Сергей Аркадьевич - Страница 53

— Откуда они знают, что ты настоятель?

— С тех пор, как корабли вышли в космос, мы разговариваем. Я слышу, их мысли, они — мои. Я пообещал им сдаться живым, они пообещали помочь тебе.

— Но, если крейсер Хамовников настолько близко, почему Увергем его не заметил?

— Крейсер скрывается от барона в маскирующем поле.

Горн хмыкнул, уж в этом-то он разбирался:

— Ну и что? При переходе в гиперпространство и обратно его отключат!

— Все равно, нельзя увидеть то, чего нет.

— Ты же только что сказал, что есть?!

— Крейсер Хамовников скрывает их нежелание быть замеченными. Люди Увергема не посмотрят на мониторы в тот момент, когда на них можно что-то увидеть. Локаторы корабля Увергема обратятся в другую сторону. Любая случайность сыграет Истребителям на руку.

— Разве Хамовники могут действовать как Жрецы Времени?

— Эти могут.

— Почему-то не верится! Я разговаривал с Главой Северного Ордена, как с тобой сейчас. Он не производил впечатление жуткого человека, способного спрятать крейсер. Миролюбивый, добрый старик…

— Этот крейсер пришел не из Северного Ордена, Горн. Чтобы управлять миром, у Хамовников есть своя армия, своя разведка, своя служба безопасности, свои наместники на местах. У них есть и своя столица — планета Ланстайл — столица всей заселенной людьми галактики.

— Почему я о ней не слышал?

— Короли настолько же далеки от дел Хамовников, насколько простые люди далеки отдел королей. Двести дет назад никаких Избранных не было. Кто-то ведь их придумал? Те, кто не пожелал, чтобы о них знали. А Ваним Второй всего лишь такой же ритуальный Глава, как короли — ритуальные правители звездных систем. Он обычный наместник, обязанность которого — приглядывать за соблюдением правил и сообщать обо всех отступлениях от них. Мой монастырь атаковали совершенно другие люди…

— И эти люди идут сейчас по твоему следу? А что потом, когда тебя схватят?

— Суд и казнь. — Хонтеан улыбнулся. — Ты ведь знаком с процедурой не понаслышке?

Горн вздрогнул. Пусть биоинженеры и сгладили воспоминания, с момента вынесения ему смертного приговора прошло не более суток…

— Они нападут не сегодня? — спросил юноша.

— Не раньше, чем барон Увергем приведет нас к «Айсбергу». Таковы условия договора.

— Но почему Хамовники слушаются тебя? Ты заперт в каюте и не сможешь навредить ни им, ни себе!

— Напрасно ты так решил. Я контролирую свое тело. Если будет нужно, сосуды лопнут, а сердце остановится.

— Зачем ты делаешь это для меня, Хонтеан? — спросил растроганный принц.

— Зачем я вообще ввязался во все это… еще тогда, на Атонге? Зачем заговорил с тобою сейчас? Хорошие вопросы, юноша. Над ними-то я и думаю!

Как это ни удивительно, последующие три недели полета не растянулись на целую вечность.

Горн успел несколько раз пройтись мыслями по своей жизни, вспомнить каждое значимое ее событие, оценить взлеты и падения последнего года. Морали во всей этой истории не было — кое-как, с трудом и риском для себя и других, принц выполнил завет венценосных родителей, показал, что не зря носит титул наследника благородного рода, и навсегда избавился от потребности кому-то что-то доказывать. Его неизменных спутников — нервозность и возбужденность — постепенно сменяло спокойствие. Никто больше не ждал от Горна какого-то чуда, ни перед кем больше не нужно было демонстрировать свою уникальность, никакая вершина не требовала немедленного покорения. Жизнь ради цели сменялась обычной жизнью — жизнью ради жизни, ради эмоций и ощущений, ради непредсказуемых желаний и горячих пристрастий, ради обыденных радостей или горестей. Хорошо это или плохо, могло показать только время.

Хонтеан тоже менялся. Он как-то посветлел, помолодел. Чаще улыбался, чаще искал повода начать беседу. При разговоре смотрел не в бесконечность за спиной Горна, а в лицо и глаза собеседника. Монах словно обрадовался долгожданной возможности отдать поизносившуюся и порядком надоевшую ему жизнь в обмен на свободу и счастье других людей — молодых и только начинающих свой долгий путь к пониманию, что ценно, а что бессмысленно. Горн узнал в своем товарище по злоключениям совершенно нового человека — открытого, легкого, интересного. К концу трехнедельного заключения принц даже решил для себя, что с таким попутчиком с радостью провел бы еще много времени. Кладезь знаний и опыта Жреца Времени казался неисчерпаемым.

Но наступил день, когда Хонтеан сказал:

— Приготовься!

— Мы прибыли?

— Нет, но подошли совсем близко. Истребители не захотят, чтобы на «Айсберге» забили тревогу. Они атакуют Увергема прямо сейчас.

Вскоре Горн тоже почувствовал, что происходит нечто неординарное. Атмосфера корабля барона наполнилась беспокойством, тревогой и напряжением.

— Не волнуйся, — успокоил товарища Хонтеан. — У людей Увергема нет шансов улизнуть.

— Не очень-то хочется побывать в силовом мешке. Это весьма неприятно! — поежился принц.

— До этого не дойдет. Увергем отдаст корабль без боя.

Так и случилось. Точнее, так ничего и не случилось — ни тряски, ни вздрагиваний пола, ни отключения электричества, ни стягивающей руки и ноги, удушающей тяжести вязкого силового поля, которым больший размером корабль, как правило, захватывал меньший. Через тридцать-сорок минут двери каюты с пленниками тихо открылись. На пороге стояли солдаты в матовых белых скафандрах незнакомой принцу конструкции.

— Вы — принц Горн и монах Хонтеан? — суровым голосом спросил один из гостей. — Сохраняйте спокойствие и идите за нами!

По коридору, заполненному вооруженными людьми в белых скафандрах-латах, пленников провели в кают-компанию корабля, где в одном из кресел уже сидели бледный, как смерть, барон и двое его офицеров — судя по нашивкам, капитан и первый помощник. Вдоль стен, широко расставив ноги, замерли солдаты в боевых белых скафандрах. За столом напротив расположились два величественных незнакомца в ослепительно-белых с золотыми нашивками мундирах. Оба с первого взгляда производили впечатление людей сильных, волевых и глубоких — голубые у одного и серые у другого глаза Хамовников светились умом и проникали, казалось, в самую душу.

Один из офицеров указал принцу и монаху на свободные кресла. При этом и он, и его товарищ, прищурившись, пристально разглядывали Жреца

Времени.

— Итак, каковы ваши условия? — словно продолжая только что прерванный разговор, сурово спросил Рыцарь Ордена у Хонтеана.

— Те же, что и раньше, — спокойно отозвался монах. — Вы помогаете Горну вернуть дорогую его сердцу девушку и наказать рабовладельцев. Я позволяю арестовать себя и добровольно предстану перед Синодом.

Какое-то время Рыцари молча смотрели на врага веры. Наконец один из них кивнул, а второй тут же возразил товарищу:

— У нас нет времени, чтобы идти у него на поводу. Мы должны возвращаться!

— Я вернусь, а ты останешься. Возьми десантников, оборудование, этот корабль и действуй по своему усмотрению. По завершении операции отправляйся в Ланстайл следом за нами.

— А что делать с принцем?

— Возьмешь с собой!

— Почему вы называете меня принцем? — вмешался несколько задетый их бесцеремонностью Горн. — Кто вы сами?

Второй вопрос вызвал у них улыбки. Рыцари Ордена проигнорировали его. На первый ответил старший:

— Вы ведь принц Горн, не так ли?

— Я был принцем до поединка с Фаором! — гордо заявил юноша.

— Вы им и остались, — возразил Рыцарь. — Коронации не было, это во-первых. Во-вторых, только Священный Синод может решить, находились вы в момент своего триумфа под влиянием этого человека или действовали самостоятельно, подчиняясь лишь Провидению.

— Вы сомневаетесь, что я победил честно?! — возмутился Горн. Он ошибочно полагал, что в этой компании является обладателем самого высокого титула, а следовательно, имеет право требовать соответствующего обращения.