Библиотека выживания. 50 лучших книг - Бегбедер Фредерик - Страница 5

Номер 48. «Борозда» Валери Манто

(2018)

В 2015 году молодая женщина попусту теряет время в Стамбуле с возлюбленным-турком, который к ней больше не прикасается. Словом, читателю скорее захочется почитать лауреата премии «Ренодо» 2018 года, чем вырывать себе все коренные зубы у доктора Менгеле (лауреатом 2017 года стала книга «Исчезновение Йозефа Менгеле» Оливье Гёза. – Примеч. пер.). И все же книга «Борозда» Валери Манто излучает безумное очарование. Что порождает убийственный вопрос (в буквальном смысле слова): а может, существует литературная школа еженедельника Charlie Hebdo («Шарли Эбдо»)? Действительно, можно обнаружить много общего между вялым дендизмом Филиппа Лансона (специальный приз того же жюри, смотри ниже), холодным бунтом Рисса (также смотри ниже) и меланхолической праздностью Валери Манто, как и между Сиголен Винсон в романах «Искатели наслаждений» и «Клык Жоржа» или политической исповедью Коко «Нарисуй снова» (2021). Книга за книгой авторы «Шарли» разрабатывают посттравматический стиль, в котором чередуются приступы отчаяния и благодарности за то, что они живы. Рисунки Луза в комиксе «Неизгладимые» также выражают горькое чувство похмелья, связанное с карикатурой. Представьте себе кучку ошарашенных сатириков, каждое утро встающих на ноги после нокаута, безответственных балаболов, превратившихся в затерроризированные боксерские груши, но при этом оставшихся кроткими и безобидными. С тех пор, как после кровавой бани 7 января 2015 года они снова начали писать, их талант выиграл в чувствительности, но они постоянно боятся обжечься, как Бандини в романе «Спроси у пыли». Валери Манто, или ее рассказчица, похожая на нее, как две капли турецкой водки раки, бродит со своей печалью по Стамбулу; она носит траур по беззаботности задолго до нападения на клуб «Рейна». Это книга о легкости, утраченной на берегах Босфора. Она пьет виски по утрам, берет уроки йоги, ночует у девушки с бородатым мужчиной, который засыпает на полу, утром она с улыбкой перешагивает через его тело, лежащее перед дверью, как будто это труп. Стиль «Шарли» представляет собой миролюбивый ответ на пули: «Они называют это хаосом, мы называем это домом» (They call it chaos, we call it home). Рассказчица проводит расследование истории Гранта Динка, журналиста армянского происхождения, убитого в 2007 году националистом перед редакцией своей армяно-турецкой газеты «Акос» (что по-армянски означает «Борозда»). Эта смерть опосредованно помогает ей не так тяжело переживать то, что случилось в Париже. (Она уже отреагировала на убийство Жоржа Волински, Жана Кабю и остальных в книге «Спокойствие и тишина» в 2016 году.) Нужно сказать откровенно: произведения сотрудников «Шарли», написанные после 7 января, дают нам уроки красоты в соединении с простотой. Необязательно являться поклонником всего, что еженедельник выпускал раньше, но после известных событий остается лишь склонить голову перед подобным стоицизмом.

Те, кто тебя не убивают, делают тебя сильнее. Сбежавшие убийцы потерпели неудачу. Карикатуристов убили, но все те, кто выжил, стали писателями.

Номер 47. «Дневник Л.» Кристофа Тизона

(2019)

Сначала это казалось ложной хорошей идеей. Разумеется, «Лолита» Владимира Набокова – это исповедь педофила, который похищает и соблазняет двенадцатилетнюю девушку-подростка. Но зачем обвинять персонажа из романа 1950-х годов? И, главное, зачем переписывать заново столь блистательно безнравственный шедевр? Это значит натыкаться на два подводных камня: на сравнение – заведомо проигрышное – с одним из самых блестящих стилистов XX века и на искушение стерилизовать, лишить остроты или осовременить роман, который настолько скандален, что сегодня, по всей вероятности, он не нашел бы издателя. Кристофу Тизону захотелось дать голос Долорес Гейз, Лолите, ставшей современным мифом, убрав заглавную букву из ее имени. Он взялся за безумно сложную задачу – растворился в душе главной девочки-зажигалки XX века. «Дневник Л.» – это не переделка «Лолиты», а личный дневник молодой американки, ставшей объектом соблазнения, манипулирования, похищения со стороны взрослого мужчины, одержимого ее юностью и ее белыми носками. Проникновение во внутренний мир растерянной девочки-подростка, проявляющей себя то как простушка, то как плутовка, для Кристофа Тизона стало инструментом, позволившим ему написать продолжение истории о своем собственном детстве – его книга «Он меня любил» (2004) изобличила педофилию и инцест семидесятых годов задолго до романов «Невинность» Евы Ионеско (2017), «Согласие» Ванессы Спрингора (2020) и «Большая семья» Камиллы Кушнер (2021). Грубое описание скрытого воздействия Гумберта Гумберта (сведенного к сомнительному имени «Гум») и двусмысленность ситуаций, подобных тем, которые автор испытал с другом своих родителей, придают этой одиссее волнующую атмосферу достоверности. «Лолита» была не натуралистическим романом, а извращенной сказкой. В романе Набокова образ непреодолимого и разрушительного очарования витал в высших сферах ирреальности, близких Владу Дракуле.

С помощью Тизона мы переходим от легковесности к мрачности, от мечты к кошмару, от фантазии к бунту, от поэзии к порнографии. Он мог бы довольствоваться «виктимизацией» Лолиты, но поступил более изощренно. Страница за страницей он показывает, как инфанта, то ли от лени, то ли по наивности, погружается в свою покорность как оцепеневшая, усыпленная сомнамбула и даже сообщница. Ну да, есть абзацы, которые вызывают желание выбросить книгу в окно розового кадиллака с откидным верхом, но за ними всегда следует проблеск света, романтичная компенсация или ванильное мороженое. Будем надеяться, что успех этого безумного проекта не побудит менее талантливых авторов к внесению поправок во все политически некорректные произведения прошлого: иначе получится, что Жюстина критикует презренный кнут Божественного маркиза, Гаргантюа наедается сыром тофу, Мадам Бовари хранит верность своему мужу, Бодлер чокается бокалами с минеральной водой или Леопольд Седар Сенгор говорит не о негритюде, а лишь о своей расовой принадлежности.

Номер 46. «Кирпичи, из которых построены дома» Кейт Темпест

(2016)

Мне понравилась эта книга, даже когда я ничего не знал об ее авторе, благодаря одной фразе: «Человечество, которое изливается вокруг них, напоминает липкий и многословный поток». Я прочел это как первый роман какой-то чокнутой англичанки, рассказывающей о проблемах кучки маргиналов, вроде тех, кто занимается трейнспоттингом (наблюдением за поездами). Я навел справки о Кейт Темпест только после того, как проследил за разочарованиями танцовщицы Бекки, торговки наркотиками Гарри и ее лучшего друга Леона. Именно тогда я узнал, что она слэм-поэтесса, участвовавшая в поэтических состязаниях в пабах юго-восточного Лондона, что она является некой смесью Дженис Джоплин и Пи Джей Харви и что она выпустила два альбома с песнями протеста, в том числе один под названием Let Them Eat Chaos («Пусть едят хаос», намек на слова Марии-Антуанетты «Пусть едят пирожные»…). Вряд ли я стал бы оценивать ее роман столь же простодушно, если бы знал, что в нем она переработала некоторые свои театральные монологи и стихи, прочитанные в Бальном зале Риволи, которые иногда транслируются в прямом эфире на BBC. Но я не собираюсь менять свое мнение под предлогом, что я наткнулся на рекламный щит панк-рэперши! Так же, как в 2003 году я опубликовал «Лихорадку, с которой невозможно договориться» Лолы Лафон, не зная, что она певица балканской рок-группы. Искусство ради Искусства мне надоело, но я все же пытаюсь судить о Книге по Книге.

Темпест (по-английски «буря») – это псевдоним? Уже одна фамилия резюмирует энергетику причудливых персонажей книги «Кирпичи, из которых построены дома», старающихся выжить в городе с самой высокой арендной платой в мире. Со времен «Одиссеи» и «Дон Кихота» в романах всегда рассказывается об одном и том же приключении: несколько неприспособленных людей отказываются подчиняться правилам общественного устройства, им это не удается, но они все же вырываются, затем возвращаются и ближе к концу умирают. «Кирпичи, из которых построены дома» – это Чарльз Диккенс под экстази.