Заступник. Проклятье Дайкоку (СИ) - Вольт Александр - Страница 7

— Разойдемся друзьями, — сказал он мне. — Делай «Юбицумэ» и проваливай. Давай, младший, режь мизинец!

Глава 3

Юбицумэ. Акт просьбы о прощении. Провинившийся обязан в знак извинения отрезать себе фалангу мизинца. Чем тяжелее содеянное преступление, тем больше фаланг нужно отрезать за раз.

В моем случае это должна быть лишь одна фаланга с ногтем.

Тянется вся эта традиция еще со времен самураев. Почему мизинец? Потому что, на удивление, лишаясь мизинца — хватка любого человека ослабевает ровно в половину. И любой мечник, а тем более мастер становится почти что безруким и вынужден надеяться на своих товарищей.

Но проблема заключается в том, что просить прощения мне не за что. А значит резать мизинец я тоже не стану. Но если не стану — тогда очень велика вероятность того, что клан Андо пойдет на наш клан войной. И мы в этой войне не выиграем ни при каких условиях.

— Нагаката-сама, — начал я, — мне не за что резать себе мизинец. Ваши люди хотели убить гражданских, что идет вразрез с кодексом якудзы. Они еще не стали даже под знаменем вашего клана, а уже нарушают устав. Я сделал одолжение вашему клану, что остановил их.

Он ухмыльнулся. Провел языком по верхнему ряду зубов.

— Одолжение, значит, да? — спросил он, уперевшись в стол и держась рукой за рукоятки ножа-бабочки. — Мне не послышалось? Ты это сказал? ЭТО⁈ — гаркнул он.

— Именно это, — сказал я спокойно, глядя ему прямо в глаза. — Вы умный человек, и должны сами понимать, что, если начнется война, то да, пускай даже теоретически, вы победите. Какой ценой? Ценой чего? Пожертвуете сотнями жизней своих людей? Вы же можете себе представить насколько сильно ослабнет ваш клан, верно? И что тогда? М? — я вздернул бровями, подыгрывая эмоциями и пытаясь приложить все то убеждение, что теперь у меня есть.

Нагаката-сама играл желваками. Я видел, как на лбу у него вздулась вена, а он все сильнее вдавливал нож в стол, крутил его и выковыривал покрытие. Оно мелкой стружкой крошилось вокруг острия.

Кажется мои доводы ему показались одновременно логичными, но недостаточными. Он с размаху выдернул нож и всадил его с грохотом снова, но теперь ближе ко мне.

— Я сказал: РЕЖЬ ПАЛЕЦ, АХИРО!

— Не буду.

— Ты че творишь? — зашептал мне Куросаки, у которого хоть и кишка и не была тонка, но явно дрожала. — Угомонись.

— Я Ахиро Кэнтаро, член семьи Куджо и приказывать делать юбицумэ мне может только мой оябун — глава семьи.

Нагаката выпрямился как струна и вздернул подбородок вверх, глядя на меня с пренебрежением сверху-вниз.

— Kusou, — выругался он.

Нагаката перевел взгляд на Куросаки.

— Выйди из комнаты, старший. Я хочу поговорить с ним с глазу на глаз.

Куросаки напрягся. Я видел это по его костюму и мышцам, что играли под прилипшей от пота одеждой.

— Нагаката-сама, давайте немного успокоимся и обсудим все в более…

— Я сказал, — цедил он сквозь зубы, — выйди нахрен из комнаты, Рюсэй. По-хорошему.

Куросаки посмотрел на меня. Потом на Нагакату. Сжал руки в кулаки и молча направился к выходу. Тихо скрипнули петли, а затем створка глухо стукнулась о раму. Мы остались одни.

Дело принимало крутой оборот. Если он сейчас попытается меня избить в качестве наказания — терпеть не стану и вломлю в ответ. Унижаться я не собираюсь. Хоть он младший лейтенант семьи Андо и выше меня по рангу, но место своё знать должен. Он пренебрегает своими полномочиями. Юбицумэ за такую мелкую провинность? Бред.

Но если я сломаю ему руку, нос или еще что-нибудь, что под руку подвернется — влетит всему моему роду и войны тогда точно не избежать.

Нагаката-сама снова упал в кресло и провел ладонями по взмокшей голове, после чего стряхнул пот на пол. Темные крупные капли остались на паркете.

— Куришь? — спросил он, доставая новую сигару из пачки и отрезая от нее краешек специальным приспособлением — гильотиной.

— Нет, — я отрицательно покачал головой.

— Долбишь? — он приподнял голову и бровь в вопросе, поджигая спичку. Когда-то давно я тоже слышал, что сигары лучше прикуривать обычными спичками, а не газовой зажигалкой. Якобы это как-то влияет на вкус.

Но на его вопрос я тоже отрицательно покачал головой.

— Ты что у нас — праведный человек без греха? Ну хоть пьешь?

— Иногда. Чаще всего пиво или трехсолодовый виски, если речь идет о крепких напитках.

Он затянулся и выпустил густое облако сизого дыма и закашлялся.

— Чем тебе сакэ не угодил?

Я пожал плечами

— Вы пили виски?

— Нет, — сказал он, гоняя сигару из одного угла рта в другой.

— Тогда мне будет тяжело объяснить.

— Не заморачивайся, — сказал он и откинул голову на кресло. — Знаешь, когда-то и я был таким, как ты.

Я уж подумал, что он сейчас начнет рассказывать про стрелу в колене, но обошлось.

— Чтил кодекс, соблюдал правила. Видишь вот этот шрам? — он указал пальцем на свой висок. Я не буду спрашивать хочешь ли ты знать откуда он. Я просто скажу, что вот как раз за чтение этого самого кодекса я его и получил.

Он встал и прошелся к окну, после чего опустил жалюзи и включил кондиционер. Приятная прохлада тут же стала наполнять комнату.

Нагаката подошел к небольшому бару, открыл дверцу, выудил оттуда маленькие баночки с пепси и кинул одну мне. Я перехватил ее одной рукой в воздухе.

— Благодарю.

Он молча кивнул и сел на свое кресло. Щелкнули банки.

— На сегодняшний день якудза перестали быть просто кланами. Думаю, ты это уже заметил. Мы — это зарождающееся государство внутри государства. У нас уже есть уши и глаза там, где раньше никогда не было. Да что там глаза и уши. Руки. Мы буквально почти что можем влиять на законы. А очень скоро — начнем это делать. Смекаешь? Тебе может пока и неизвестно, но у вас в семье есть такой человек. А поэтому я предлагаю тебе поступить вот как: ты станешь передавать мне информацию. Всю, которую разнюхаешь, чтобы наш род Андо не отставал и тоже шел в ногу с тем, что будет выходить в новых постановлениях.

— Нет, — я сразу отрезал этот вариант с таким тоном, что по хорошему мне можно было бы отрезать сразу весь мизинец.

— Да погоди ты, не артачься, — сказал он. — Что ты заладил «нет-нет».

— Я не буду шестеркой, Нагаката-сама. Даже находясь в такой ситуации, как сейчас мой ответ: нет.

— Ты совсем не боишься, что ли, что я тебя сейчас здесь выпотрошу, как тунец и скину в канаву? — он кивнул головой на нож, что все еще торчал в столе.

— Честь нераздельна со смертью. Она искупает вину, — заявил я, слегка преобразив древнеяпонскую мудрость.

Нагаката опустил уголки губ вниз и покивал головой.

— Глубокомысленно. Но мы живем не в эпоху самураев, как ты мог догадаться.

Странно, что это мне говорит член Якудза. Ведь они, как раз наоборот, являются консерваторами и ведут себя, как их предки самураи.

— Я лишь хочу сказать, что я не боюсь смерти. Но хочу задать вам вопрос, Нагаката-сама.

— Валяй.

— А вы не опасаетесь, что я доложу своему оябуну, что вы пытаетесь меня вербовать?

— А кто тебе поверит? — спросил он, коротко хохотнув и сделал глоток из банки. Я тоже отпил. Сладковатый напиток приятно щекотал горло. — Тем более, если учесть, что по большому счету ты нагадил не только нам, но и своей семье.

Я не стал ему объяснять в очередной раз, что мои действия были принципиально правильными. Никто из гражданских не должен быть подвержен смертельной опасности от членов якудзы. Никто. Хоть мне и не приходились по нраву дела, которые вела якудза, но кодекс был ясен. Судя по кодексу гражданским можно угрожать, рекетировать, наносить побои для устрашения, но и это все крайние меры. Убийство — вне кодекса. Тем более нанесения вреда женщинам и детям.

Да и я не какой-то бандит из подворотни, даже не глядя на факт, что состою в группировке. В своей прошлой жизни я занимался благотворительной деятельностью. В этой тоже буду. Это мои личные принципы жизни. И изменять им я не намерен.