День исполнения желаний - Усачева Елена Александровна - Страница 9

Но ничего она сделать не могла.

Соня молча повернула к ней лежащую рядом с цветком записку: «Я тебя люблу. В.Т.»

Нет, нет, нет! Это не могло быть правдой! Она еще не проснулась. Все еще длится ночь, и она так устала ждать счастливого будущего, что задремала и сейчас откроет глаза.

Таня выскочила за дверь. Здесь ее накрыл звонок на урок. Вжимая голову в плечи, словно трели звонка тяжестью ложились на макушку, она бросилась на четвертый этаж, забыв постучать, дернула дверь, пробежала вдоль рядов к окну.

Кабинет биологии погас, не было здесь больше того ослепительного света, что горел совсем недавно. Три жестких длинных листика уныло торчали из горшка. Между ними виднелся пенек отрезанной цветоножки.

– Таня? – ахнула учительница, не сразу разобравшаяся, что за ураган примчался сорвать ей урок. – Таня! Ах! – Нина Антоновна тоже заметила пропажу.

– Я его убью! – Пальцы девочки сами собой сжались в кулаки.

Окружающее исчезло. Перед Таней возник узкий коридор, по бокам ограниченный непроницаемыми черными экранами. В этом коридоре ни в коем случае нельзя было стоять. Только бежать. Причем очень быстро.

И Таня побежала. Коридор вывел ее за дверь, провел по четырем лестничным пролетам и бросил к двери кабинета истории.

– Меринова!

Учитель истории пытался остановить Танин бег, но он не мог проникнуть за отделявшие ее от остального мира экраны.

Терещенко догадался, что всю свою мощь и ярость Таня собирается направить именно на него, поэтому заранее встал и прижался спиной к подоконнику.

– Я тебя убью! – выдохнула Таня, отшвыривая попадавшиеся ей на пути стулья и парты. – Это ты!

– Так я ж хотел… – пискнул Терещенко.

Деваться ему было некуда. Чтобы выбраться из своего межпартового заточения, ему пришлось бы поднять целый ряд. А никто вставать не собирался – все с любопытством смотрели, что же будет дальше. Идти вперед – но там была Таня. Даваться ей в руки без боя было схоже с самоубийством.

Как известно, безвыходных ситуаций не бывает. Вот и у Терещенко был выход. И находился он у него за спиной.

Первым делом Терещенко схватил цветочный горшок с геранью и бросил его в сторону Тани. Она перехватила цветок и поискала глазами, куда его можно пристроить. Это дало Терещенко время, чтобы взять второй горшок с мохнатыми фиалками и пустить его по парте. Третий горшок пошел следом. Больше ничего трогать не понадобилось – места на подоконнике оказалось достаточно, чтобы вскочить на него и с силой потянуть на себя оконную раму.

– Не подходи, а то выпрыгну! – тоненьким голоском воскликнул Терещенко, дергая непослушную раму – на зиму родители очень тщательно заклеивали окна, чтобы их бесценные чада учились в тепле.

– Прекратите, прекратите! – бросилась вперед Сонька «Энерджайзер».

– Эй, эй! – оживилась Ходыкина.

Дородный историк бросился к злополучному подоконнику. Достигнув цели, он схватил Терещенко в охапку и поставил его на пол.

– А у вас весело!

Голос, произнесший это, был негромкий. Но то ли в криках и воплях, заполнивших класс, наступила секундная пауза, то ли по какой другой причине, но услышали его все.

Таня еще держала в руках горшок, не зная, куда его поставить, историк ощупывал Терещенко, чтобы убедиться, что с ним ничего страшного не произошло, Соня и Даша тянули Таню каждая в свою сторону, остальные повернули головы к двери.

На пороге стоял невысокий сухонький старичок с морщинистым улыбчивым лицом, длинным тонким носом и маленькими цепкими глазками. Ни на ком эти глазки дольше секунды не остановились, но всем показалось, что он их запомнил на всю жизнь.

– Дурак! – Таня все еще силилась дотянуться до снятого с подоконника Терещенко, но только задела горшок с геранью, и он полетел на пол. Таня вскрикнула, потому что осколки от горшка больно резанули ее по ногам. Терещенко дернулся, пряча лицо в пиджаке учителя, словно горшок задел и его.

– Что репетируете? – Старичок стоял перед доской, заложив руки за спину, и чуть покачивался с носка на пятку.

– А вы кто? – Учитель истории выпустил Терещенко и одернул на себе пиджак. – У нас здесь идет реконструкция боев русских войск на Куликовом поле.

– Очень интересно, – мило улыбнулся старичок, и его сухое острое лицо сломалось сотней морщинок. – А я Дмитрий Юрьевич Дросин, режиссер. Ставлю новогодний праздник. Вот, пришел познакомиться. Мне сказали, что этот класс тоже хочет в нем участвовать.

– Конечно, хотим! – закричала Соня, оттаскивая упирающуюся подругу подальше от Терещенко. – А кого играть надо?

– Ну, я сначала с вами познакомлюсь, – старичок пристально посмотрел на Веревкину. – Кое с кем поговорю, и решим, что у нас получится. Я думаю поставить с вами небольшое представление. Чем-то это будет похоже на спектакль, всем дадут роли, но сюжет вы придумаете по ходу действия.

– Что это за игра такая? – нахмурилась Ходыкина, которая любила, чтобы все было по правилам.

– Игра по ролям, – еще шире улыбнулся ей старичок. – А я смотрю, вы любите играть.

И он повернулся к Терещенко.

– Ну что, согласны? – одарил он уже всех своей лучезарной улыбкой.

Класс дружно закричал: «Согласны!» – хотя никто не понял, что от них требуется. И только Таня среди всеобщего ликования была все такой же мрачной.

– Не буду я ни в какие игры играть! – Она вырвалась из рук Веревкиной и склонилась над разбитым горшком. Эмоции эмоциями, но цветку надо было помочь. Было видно, что ствол у растения неестественно вывернут, и означало это одно – герань безвозвратно погибла. – Мне вообще этот праздник не нужен, не верю я ни в какие чудеса!

– Вы в этом уверены? – Старичок, еще секунду назад стоявший около доски, был уже в центре класса. Таня ошарашенно посмотрела на него. В пылу битвы она забыла все свои мысли и предчувствия, посещавшие ее еще вчера. Щелкунчик, Дроссельмейер… Ей сейчас было не до этого.

– Уверена! – буркнула она, опуская голову, и тут же испуганно вскрикнула. Горшок лежал на боку с отколотым краем, из него высыпалось немного земли, но каких-либо серьезных повреждений у растения не имелось – ствол герани был ровный, листочки чуть припорошило землей.

Таня машинально схватилась за ногу. Она помнила, как острые осколки впились в лодыжку. Но в ноге не было даже следа боли. Да и какие осколки, если она была в джинсах.

Неужели ей все это приснилось?

– До свидания, милые мои, – пропел старичок. – Я к вам еще зайду.

Трясущимися руками Таня собрала рассыпавшуюся землю, сунула осколок от горшка в карман и пошла к своему месту.

– Так, продолжаем урок, – откашлялся историк, решивший, видимо, оставить инцидент без внимания. – Открывайте тетради, пишите тему.

Таня поставила перед собой цветок и спряталась за ним. Ей было стыдно, что она себя так повела. Но еще обидней было другое.

Ее никто не поддержал.

Если бы Сонька «Энерджайзер» швырнула злосчастный амариллис Терещенко в лицо, ей было бы спокойней. А так… Веревкина сидит в обнимку со своим подарком, даже банку с водой где-то раздобыла. И вид у нее при этом такой, словно не Щелкунчик-Терещенко ей этот цветок всучил, а сам принц Уэльский на белом коне прискакал со своих далеких островов и вручил ей его вместе с предложением руки и сердца.

Ходыкина молчит, даже отвернулась от Веревкиной, в тетрадку уставилась. Ее сейчас наверняка больше волнует, каким цветом новую тему написать – красным или зеленым.

Терещенко – так тот вообще делает вид, что ничего не произошло. Смотрит в окно, явно выбирая, в какой цветок вцепиться в первую очередь. И тоже ведь надулся, как индюк, словно Таня у него последний сухарик отобрала. А что она такого сделала? Да любой нормальный человек на ее месте вообще бы этого Терещенко убил, а она пальцем его не тронула! Вернее – не успела тронуть. А это все равно что и не трогала вовсе.

Прозвенел звонок, и Терещенко первым выскочил из класса. Тане же надо было еще поставить герань на место и придумать, чем заменить расколовшийся горшок. В сторону Сони она не смотрела – человек, принявший такой подарок, переставал для нее существовать.