Сокровище затонувшего корабля - Гусев Валерий Борисович - Страница 11

Я рассказал ему про чужой акваланг и поторопился добавить:

– Пошли домой.

– Сейчас, – он задумчиво теребил хохолок на макушке. – Сейчас мы с тобой еще одну рыбку узнаем. Прячемся.

Это он верно сообразил, вспомнил я про разряженный мною чужой акваланг.

Мы забрались в кусты и улеглись на теплый песок. Ждали мы долго, я даже подремал немного, согревшись под солнцем.

– Вот он! – дернул меня за руку Алешка.

Из воды, задыхаясь и кашляя, выскочил... наш бравый подводный Боцман.

– Вот это да! – прошептал Алешка. – Не ожидал. – Он внимательно наблюдал, как Боцман, волоча акваланг, выбирался на берег и исчез за скалой.

– А кого ты ожидал увидеть? – спросил я.

– Того, кто тетрадку спер.

Ах, вот оно что!

– А кто ее спер?

– Теперь я и сам не знаю, – растерянно признался Алешка. – Но узнаю, – с угрозой пообещал он.

Мы тем же путем затащили акваланг в замок, убрали его на место. Я завалился на кровать – переживать свои приключения в мире подводного мрака, а Алешка переставил краба с моей тумбочки на свою и добросовестно сел за свой дневник.

Глава VII

Наставление номер двенадцать

Любимая Алешкина учительница настояла, чтобы ее любимый ученик дополнительно позанимался летом русским языком.

– У него очень своеобразные отношения с грамматикой, – сказала она маме с улыбкой.

– Я знаю, – грустно покачала мама головой.

И они договорились заставить Алешку вести на каникулах дневник, а меня – проверять его и прорабатывать вместе с ним ошибки.

– Обоим будет полезно, – сказала мама. И напомнила мне при отъезде: – Не забывай про Алешкин дневник. Отмечай ошибки красной ручкой. Обещаешь?

Обещал и это. Хотя наставление было не из самых приятных. Тем более что у меня самого отношения с грамматикой тоже несколько своеобразные...

Алешка сделал очередную запись и задумался.

– Давай сюда свои мемуары, – лениво протянул я руку. И так же лениво стал просматривать первые страницы. Ничего интересного. Кроме ошибок. Все какая-то ежедневная ерунда. «Утром ветир сильный, а вечиром западный... Поймал двух крабов на палец...»

Хороший способ ловли, надо сказать. Тетя Женя научила. Покачаешь перед крабиком пальцем, будто грозишь ему – не балуйся, мол, а он – цап клешней и повис на пальце. Тут его сзади берешь за спинку другой рукой и – в сетку.

Читаю дальше: «Солнце взашло утром посли заката. Научился прадуватся...»

Тоже полезное дело. И тоже тетя Женя научила. Когда ныряешь глубоко, вода начинает больно давить в уши. Нужно зажать нос пальцами и хмыкнуть, будто сморкаешься – и все, давление внутри головы поднимается, боль проходит. Можно нырять дальше. И глубже.

«Пагода хрошая. Был шторм восимь балов. Два раза».

Что два раза? Хорошая погода? Или два раза по восемь баллов?

В общем, просмотрел я Лешкины записи и уже было положил тетрадь на тумбочку, но что-то вдруг ущипнуло меня где-то внутри, как маленький, но вредный краб. Что-то в его записях показалось мне странным, достойным внимания, как сказал бы папа. Какие-то совпадения.

Я сел к столу, взял красную ручку.

– Ошибки нашел? – удивился Алешка. Вздохнул, подумав: – Исправляй.

Ошибку я нашел только одну – в слове «пагода». Но из-за нее не стоило бы хвататься за ручку. Снова листая дневник, я внимательно перечитывал отраженные в нем события. И вдруг помимо моей воли рука подчеркнула одну фразу. И чуть пониже – другую. И еще на одной странице. И еще! А вот совсем свежая новость!

– Смотри, Леха! – ахнул я от догадки.

– Да ладно тебе, – отмахнулся он. – Потом, в последний день, объяснишь. Все равно я все забуду.

– Смотри, ребенок! – я даже заорал и прочел вслух: – «По радиву собчили что на мори опять поивились ператы».

– Я торопился, – оправдался Лешка, но я перебил его:

– Слушай дальше, в тот же день. «Хадили в горы. Тетька Р.М. падвернула ногу. Прафесор патирял трупку и ручьку. А Боцман нихадил с нами, куда-то делся. Пиво любимое наверно пил». Совпадение? – спросил я, переводя дыхание.

Алешка тут же сообразил, в чем дело, выхватил у меня дневник и стал читать подчеркнутые фразы: «Сматрели катакомбы. Тетя Женя ни много патирялась в тимноте. А потом нашлас. А Боцман ни нашелся».

Теперь я уже вырвал у Лешки тетрадь: «Сматрели кино и гатовели сашлык. А Боцману нидали, опять куда-то делся».

Мы переглянулись и покачали головами. Вот это да! Открытие! Всякий раз, когда на море происходило пиратское нападение, Боцмана в пансионате не было! Он, стало быть, как хищная птица покидал «Горное гнездо», улетая за добычей. Для морского разбоя! И тут мне еще вдруг вспомнился синий якорек на руке, которая держала мешок, куда мы «сдавали» пиратам свои ценности. А ведь у нашего Боцмана точно такой якорек!

– Во гад! – выдохнул Алешка. – А еще про подлодку поет, усталую.

Я машинально листал тетрадь, искал новые доказательства соучастия Боцмана в преступлениях на море. Ага! Вот и на суше. В ночь, когда из банка выкинули сейф, Боцман, как он объяснил нам всем наутро, заночевал у своего сослуживца по подводным походам.

– Все ясно! – сказал я и захлопнул тетрадь.

– Не все, – вдруг серьезно проговорил Алешка. – Ты чем подчеркивал, красной ручкой? Да?

– Ты же видел, – удивился я.

– А ты еще посмотри, – это он посоветовал совсем уж мрачно. В голосе его звучала тревога, и на лице была написана тревога.

Я снова раскрыл тетрадь.

– На полях смотри, – подсказал Алешка.

Еще новости! И как я сразу не заметил? Против каждой отмеченной красной пастой фразы на полях стояли крохотные, еле видимые карандашные галочки...

Значит, кто-то чужой смотрел Алешкин дневник. И значит, этот чужой тоже почему-то обратил внимание на эти совпадения. На эти ключевые, как сказал бы папа, фразы. Эх, где же ты, наш папочка? В какой далекой Австралии? Купаешься в океане? Кушаешь мясо кенгуру? Кидаешься бумерангами? А твои любимые дети – в кольце незримых врагов. В самом эпицентре криминальных событий. Между сциллами и харибдами.

– Кто? – спросил Алешка, тыкая пальцем в тетрадь. И сам ответил: – Тетка Женька!

– Ты дурак? – искренне возмутился я.

– А у кого еще ключи от нашей комнаты? У кого? – Лешкин палец уже не в тетрадь тыкался, а мне в пупок.

Это довод, конечно, грустно подумал я. Такая красивая, веселая, умная... На свете всего две таких – она да наша мама. Я не мог согласиться с этим подозрением, все внутри сопротивлялось.

– Не может быть! – уперся я без всяких доводов. – Человеку надо верить!

– Она не человек, – прошипел Алешка. – Она зеленая лупоглазая лягушка! Жаба!

Но тут я нашел, чем оправдать лягушку:

– А ты хоть раз за все это время запирал дверь?

– А ты?

– И я – нет.

– Значит, любой мог к нам прокрасться? А кто? Профессор? Р.М.? Боцман? Или Охранник? Ну уж не Охранник, это точно. Мы его всего два раза и видели-то. Один раз, когда он дрова на берег приносил, а еще раз, когда спал на раскладушке под ветками винограда.

– Ты как хочешь, – сказал Алешка, – а я этого так не оставлю!

Он сидел на кровати в одних плавках, худенький, решительный, с хохолком на затылке, и сердито жестикулировал.

– Какие-то бандиты покупают прекрасную научную подводную лодку для изучения подводных глубин, а вместо этого грабят на ней мирные пассажирские суда! Нет, вы подумайте! – он вскочил и гневно заходил по комнате, шлепая босыми ногами. – Ученые придумали, инженеры построили, а бандиты грабят, да еще собираются присвоить себе золото «Тасмании»!

– С чего ты взял?

– А зачем они тетрадь украли? Им, видите ли, сейфа мало! Самого большого в мире. Едем в милицию!

Тут он прав. Самим нам не справиться. Тем более что мы не знаем – с кем.

– Поехали, – согласился я. – Только штаны надень.

Мы заперли комнату и пошли на пляж. По дороге Алешка заглянул на кухню и крикнул с порога: