Принц и Нищин - Жмуриков Кондратий - Страница 39

Мыскин выпучил на Аскольда глаза, а потом захохотал.

– Слышь, ты… жирный. В качестве компенсации можешь забрать этот копеечный лимузин. Дарю, – сказал Аскольд, присаживаясь на переднее сиденье расквашенной «01» Гришки Нищина. – Дал бы тебе ключи, да у самого нет. Пойдем, Алик.

Он хотел было встать, но тут произошло что-то странное. Он судорожно вцепился пальцами в бардачок, всадил в пространство перед собой какой-то ополоумевший мутный взгляд, а потом в криком: «Какая же я сука… сука!!. сука!!!» – несколько раз ударил обоими кулаками в лобовое стекло «копейки» так, что на суставах выступила кровь. Аскольд ткнулся лбом в бардачок и, содрогнувшись всем телом, вдруг зарыдал на глазах оторопевшего Мыскина – зарыдал жутко, без слез, с раздирающими горло хрипами.

– Да ты что? – пробормотал Мыскин, касаясь его. – Э… Андрюха… что это за плачи Ярославны на Путивльской стене?

Тот опомнился так же молниеносно, как поддался этой необъяснимой и мгновенной истерической слабости. Выпрямился, шевельнул сухими губами, и беззвучное это движение в глазах Алика, умеющего читать по губам, сложилось в короткую фразу:

«Мне страшно… я не могу.»

Алик хотел что-то сказать, но тут вмешался корчащийся на земле амбал.

– Я тебя, сука, из-под земли достану, – выдирая изо рта шланг, с трудом невнятно проскрежетал он. – Я тебя… блина…

– …на шашлык с аджикой переработаю, – договорил Аскольд, с лица которого сдуло следы короткой и непонятной истерики точно так же, как ветер срывает тополиный пух. – Замечательно… встретимся в шесть часов после войны, как гов-варивал бравый солдат Йозеф Швейк, беседуя с сапером Водичкой после того… как их выпустили из-под ареста за избиение лиц венгерской национальности!

Аскольд уже вылез из машины и стоял с бесстрастным лицом. Потом подошел к амбалу и со всей дури ударил его ногой под ребра. Тот сдавленно захрипел, и Аскольд, увлекая за собой Мыскина и виляя между машинами, побежал с заправки…

История с тараном и последующим великодушным дарением машины имела впечатляющее продолжение. Когда на место происшествия прибыла милиция – а прибыла она почти тотчас же, т. е. через десять минут – выслушавший пострадавшего от произвола хозяина «Мерседеса» лейтенант попросил его проехать в отделение и написать заявление.

В отделении справились касательно «подаренной» таким великолепным образом автомашины ВАЗ-2101 и выяснили, что не далее как сегодня этот автомобиль поступил в особый каталог по факту угона…

– Веселые парни, – сказал толстенький инспектор, беспрестанно смахивающий пот с короткой красной шеи, – повезло вам, гражданин. Могли ведь обидеть и посерьезнее…

– Посерьезнее? – заорал толстяк. – Да ты че мне тут втираешь, ментяра? У меня «Мерс» новый, недавно купил, е-мое! А ты мне тут гонишь – могло бы быть серьезнее!!

Лейтенант пристально посмотрел на обиженного гражданина. Потом приложил к плохо выбритой щеке ладонь и задумчиво, нараспев, почти нежно, проговорил:

– «Мерс», говоришь, новый? Помяли тебе? А почки с печенью у тебя тоже новые, мужик? А то смотри…

Толстяк захлебнулся от возмущения и хотел было что-то возмущенно вещать, но лейтенант уже повернулся к нему спиной и крикнул кому-то:

– Ну что, Колян, посмотрел, чья тачка? В угоне числится, да? Чья?

– Числится. Сегодня только поставили. А купил ее мужик только вчера, если не напутали. Тут фамилия хозяина этой машины такая смешная, – ответил дэпээсник Колян, – Нищин, Григорий.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. ПРИНЦ И МЫСКИН У МЕНТОВ

После приключений на автостоянке Аскольд сел на пыльной обочине и разразился градом ругательств. Кажется, он уже пожалел о своем опрометчивом поступке, продиктованном ему оскорбленным тщеславием. Алик присел с ним рядом и принялся его утешать:

– Да ладно тебе, Андрюха… все равно от этой тачки надо было избавляться. Ее, поди, в угон поставили… могли спалиться на ней.

Аскольд повернулся к Алику и буквально заорал на него:

– Кто спалится – я? Да мне бы только до этого чертового дядюшки дозвониться, и все эти менты припухнут!

– Вот именно, что если бы… ментов… – пробормотал Мыскин, а потом вдруг воздел к темнеющему, словно перед грозой, предвечернему небу указательный палец и воскликнул:

– А ведь это мысль! Менты!

– Ты перегрелся? – участливо поинтересовался Андрюша Вишневский.

– Да нет!

– В смысле – что там о ментах?

– А в том смысле, что они могут нам помочь. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Ты подойди к ним, представься, попроси как-нибудь подбросить… в-общем, денег посули. Они это дело любят, деньги. Правда, у меня их нет, так ты скажи, что по приезде в Москву… сельские менты – они сговорчивые, если им наобещать.

Если бы Алик был немного потрезвее, он не стал бы предлагать подобного. Да и Аскольд не рискнул бы применять советы Мыскина на практике. Но так как оба путешественника адекватным восприятием действительности не страдали, то они незамедлительно отправились в ближайшее отделение милиции, которое указал им пыльный старичок в драных трико.

Этим пунктом оказалась будка ГИБДД, сиротливо торчащая на обочине шоссе, уходящего куда-то на северо-восток. Возле нее торчало три машины ДПС, Кам АЗ-«дальнобойщик» и две инормаки, возле которых сеутилось несколько ментов. Аскольд и Мыскин, не глядя на них, прошли в будку. Здесь они нашли лейтенанта, с крайне умным видом сидящего за постовым компьютером. Впрочем, каков был лейтенант – пузатенький, лысеющий, беспрестанно смахивающий с шеи пот – таков был и компьютер, которому было далеко и до первого «пенька». То есть «Пентиума-100». Играло радио, и что характерно, оттуда раздавались звуки одной из наиболее известных композиций Аскольда. Это ободрило Андрюшу и Алика.

Аскольд густо прокашлялся. Мент повернулся к нему и проговорил:

– Что такое?

– Гражданин автоинспектор, – поспешно заговорил Алик, боясь, как бы Андрюша со своими великосветскими приемами не отмочил что-нибудь из серии «да как вы смеете не помогать мне – мне-е-е!!», – нам нужна ваша помощь. Мы с товарищем попали в аварию…

– Это и неудивительно, – сказал мент, втянув воздух ноздрями, – любой бы попал. Пить надо меньше.

– Вы не поняли, – начал было Аскольд ледяным тоном князя Андрея, отвергающего Наташу Ростову; но князь Андрей умер в нем тотчас же после того, как хлопнула дверь и чей-то шумный жирноватый, чуть дребезжащий голос воскликнул:

– Да что же это у вас за бес-пре-дел… да вот же они!

Алик и Андрюша Вишневский синхронно повернули головы и вытянули шеи: на них свирепо таращились маленькие поросячьи глазки так опрометчиво обиженного Аскольдом мерседесовладельца.

– Вот же они!!!

– Кто – они? – меланхолично спросил инспектор.

– Да те пидоры, что приложили мой новый «Мерин»! Вот этот, лысый урод который!!

– Полегче на поворотах, жирная скотина! – подал-таки голос Принц. – Свою харю давно в зеркале видел? А впрочем, что с тебя взять – ты, верно, бензину перепил.

При воспоминании о том, как буквально час назад Аскольд тыкал наконечником бензинового шланга ему в рот со словами «кушай яблочко, мой свет, благодарствуй за обед», – толстяк начал багроветь. Его и без того отклоняющиеся от стандартов багровости кожные покровы стали просто-таки пунцовыми, а двойной подбородок несколько раз подпрыгнул, как взбесившийся верблюд. Крик «ну, падла-а-а!» знаменовал собой точку отсчета для новой батальной сцены: толстяк с прыткостью, которую сложно было угадать в его тучном неповоротливом теле, подскочил к московскому мегастару и замахнулся пухлой булочковидной рукой. Аскольд стоял у стены и не ожидал такого выплеска праведного гнева, и если бы не Мыскин, то быть Аскольду битым вторично – после показательной-то Гришкиной экзекуции.

К счастью, толстенький инспектор оказался столь же реактивным, как владелец «Мерина». Его буквально зашвырнуло к амбалу, и он, не без труда обхватив (не скажу – за талию) внушительное брюхо обиженного, начал оттаскивать его от Аскольда. В этом похвальном начинании ему помогли двое его коллег, разминавшихся коньячком в соседней комнатке. Так что пыхтящий от гнева толстяк скоро был призван к порядку, а инспектор сказал: