Очерки об индуизме - Генон Рене - Страница 1

Рене Генон

Очерки об индуизме

АТМА-ГИТА[1]

Мы уже упоминали[2] о внутреннем смысле Бхагавадгиты, которую при рассмотрении с этой точки зрения следует называть Атма-Гита: так как нас просили дать некоторые разъяснения по этому поводу, то мы думаем, что их будет небезынтересно дать здесь.

Бхагавадгита, которая, как известно, есть извлеченный из Махабхараты[3] эпизод, столько раз была переведена на западные языки, что она стала всем хорошо известна: но, по правде говоря, из этих переводов нет ни одного, который бы свидетельствовал об истинном ее понимании. Даже сам перевод названия, то есть «Chant du Bienheureux», представляется, в общем, несколько неточным, так как на самом деле основное значение слова Bhagavat «славный» и «уважаемый»; значение «счастливый» {heureux) тоже присутствует, но на втором плане, к тому же оно довольно плохо подходит к данному случаю.[4] Действительно, Bhagavat — это эпитет, приложимый ко всем божественным аспектам, а также к существам, которые считаются особенно достойными почитания.[5] Идея счастья, которая, по сути, носит исключительно индивидуальный и человеческий характер, не включается сюда с необходимостью. Нет ничего удивительного в том, что этот эпитет присваивается именно Кришне, который не только является почитаемым персонажем, но который, будучи восьмым аватарой Вишну, реально соответствует божественному аспекту: но здесь есть и кое-что еще.

Чтобы понять это, надо вспомнить, что существуют две точки зрения, вишнуитов и шиваитов, соответствующие двум великим путям, пригодным для существ различной природы, каждый из которых принимает в качестве опоры для восхождения к Высшему Принципу один из двух божественных аспектов, в некотором смысле дополняющих друг друга, которым они обязаны своими соответствующими обозначениями, и каждый из которых транспонирует этот аспект таким образом, что его отождествляют с самим Принципом, рассматриваемым без всякого ограничения и по ту сторону какого-либо определения или конкретизации. Вот почему шиваиты обозначают Высший Принцип как Махадэва или Махешвара, что является, собственно говоря, эквивалентом Шивы, тогда как вайшнавы обозначают его каким-нибудь именем Вишну, как, например, Нараяна или Бхагават, последнее имя используется определенной ветвью последователей, носящих поэтому наименование Бхагаваты. Впрочем, в этом нет никакого противоречия: имена множественны, как и пути, которым они соответствуют, но все эти пути более или менее прямо ведут к одной и той же цели; индуистская доктрина ничего не имеет общего с западной исключительностью, для которой один и тот же путь должен соответствовать в равной мере всем существам без всякого учета существующих различий в их природе.

Теперь легко понять, что Бхагават, отождествляемый с Высшим Принципом, тем самым является не чем иным, как необусловленным Атманом. И так действительно обстоит дело для всех тех случаев, когда Атман рассматривается и в «макрокосмическом» порядке и в «микрокосмическом», в зависимости от того, какое будет применение при различных точках зрения; очевидно, мы не можем здесь и мечтать представить развернуто все то, что мы уже высказали по этому поводу.[6] Здесь нас самым непосредственным образом интересует то применение, которое мы можем назвать «микрокосмическим», то есть такое, какое осуществляется в каждом существе, рассматриваемом в частности; в этом отношении Кришна и Арджуна представляют соответственно «Само» и «я» {Soi и moi), личность и индивидуальность, которые суть не обусловленный Атман и дживатман. С этой внутренней точки зрения поучение, даваемое Кришной Арджуне, есть интеллектуальная, сверхрациональная интуиция, при помощи которой «Само» общается с «я», когда последнее «квалифицировано» и подготовлено таким образом, что это общение может быть действительно установлено.

Следует заметить, поскольку это исключительно важно для того, о чем идет речь, что Кришна и Арджуна представлены как взошедшие на одну и ту же колесницу, эта колесница есть «повозка» существа, рассматриваемого в его проявленном состоянии; и в то время, как Арджуна сражается, Кришна управляет колесницей, не сражаясь, то есть сам не будучи вовлечен в действие. Действительно, битва, о которой идет здесь речь, символизирует действие в самом общем смысле, в той форме, которая присуща природе и функциям кшатриев, чему и посвящена специально книга,[7] поле битвы (Кшетра) есть область действия, в которой индивид развертывает свои возможности; и это действие осуществляет никоим образом не изначальное существо, постоянное и неподвижное, оно касается только индивидуальной «живой души» (дживатман). Двое взошедших на одну и ту же колесницу суть, следовательно, то же самое, что и две птицы, о которых идет речь в Упанишадах: «Две птицы, неразлучные друзья, сидят на одном дереве; одна ест плоды дерева, а другая смотрит, но не ест».[8] Здесь тоже представление действия, но с другой символикой: первая из двух птиц есть дживатман, а вторая есть необусловленный Атман. То же самое относится к «двоим, которые вошли в пещеру», о которых идет речь в другом тексте.[9] И если эти двое всегда тесно связаны, то они суть одно перед лицом абсолютной реальности, так как дживатман отличается от Атмана лишь иллюзорно.

Существует также для выражения этого единства и как раз в прямой связи с Атма-Гитой особенно примечательный термин, а именно Наранараяна. Известно, что Нараяна — «тот, кто ходит (или носится) по водам» — это имя Вишну, приложимое при помощи переноса к Параматме или к высшему Принципу, как мы уже говорили выше; воды представляют здесь формальные или индивидуальные возможности.[10] С другой стороны, нара (nаrа) или нри (nri) — это человек, индивидуальное существо, принадлежащее человеческому роду; уместно отметить тесную связь, существующую между этим словом и словом нара, обозначающим воды;[11] впрочем, это увело бы нас слишком далеко от нашей темы. Таким образом, Нара и Нараяна суть, соответственно, индивидуальное и универсальное, «я» и «Само», проявленное состояние бытия и его непроявленный принцип; и связаны они неразрывно в один ансамбль Наранараяна, о котором иногда идет речь как о двух аскетах, сидящих на Гималаях, что напоминает, в частности, последний из упоминавшихся только что текстов из Упанишад, текст, в котором «двое вошедших в пещеру» обозначаются в то же время как «пребывающие на самой высокой вершине».[12] В этом же самом ансамбле также Нара есть Арджуна, а Нараяна есть Кришна. Это двое, взошедшие на одну и ту же повозку; и всегда, под тем или иным именем, и какие бы ни использовались символические формы, это — дживатман и Параматман.

Эти замечания позволят нам понять то, что представляет собою внутренний смысл Бхагавадгиты, смысл, по отношению к которому все остальные будут лишь более или менее его случайными приложениями. Так именно будет обстоять дело в отношении социального смысла, в котором функции созерцания и действия, соотносимые соответственно со сверхиндивидуальным и индивидуальным, рассматриваются как присущие брахманам и кшатриям.[13] Говорят, что брахман есть тип существа фиксированного и неподвижного (sthavara), а кшатрий есть тип существа подвижного и меняющегося (jangama);[14] без труда здесь можно увидеть аналогию, которая существует между этими двумя классами существ, с одной стороны, и с другой стороны — неподвижной личностью и индивидуальностью, подверженной изменению; и этим непосредственно устанавливается связь между этим смыслом и предшествующим. Мы видим, кроме того, что даже там, где речь идет специально о кшатрии, он, поскольку действие есть его собственная функция, может символизировать индивидуальность, какова бы она ни была, которая принудительно вовлечена в действие самими условиями своего существования, тогда как брахман, ввиду своей функции созерцания и чистого знания, представляет высшие состояния бытия.[15] Таким образом можно сказать, что всякое существо имеет в самом себе брахмана и кшатрия, но с преобладанием той или другой из этих двух природ, вследствие чего его тенденции помещают его главным образом на сторону созерцания или на сторону действия. Из этого видно, что важность поучения, содержащегося в Бхагавадгите, далека от того, чтобы ограничиваться только кшатриями в собственном смысле слова, хотя форма, в которой это поучение представлено, подходит им наилучшим образом.