Дядя Фёдор, пёс и кот. Полное собрание - Успенский Эдуард Николаевич - Страница 117

Тут Потапенко оторопел:

— У меня в голове не только голоса появились, но и музыка. Надо работу менять. Работа механизатора слишком умственная.

На следующий день он снова вывел Шарика на поводке в поле и в лес. Он учил Шарика по следу ходить.

Потапенко вызвал соседского мальчика Вовку и сказал:

— Мы будем собаку натаскивать. Ты будешь прятаться, а Бобик — тебя разыскивать.

Вовка согласился. А чего ему не согласиться. Он был мальчик городской, избалованный, привык на компьютере играть. А здесь компьютеров не было. Он и не знал, чем себя занять. Охотник Потапенко натёр ему кроссовки чесночной колбасой и сказал:

— Беги.

Вовка и побёг.

Потапенко подождал двадцать минут, потом дал Шарику понюхать колбасу и сказал:

— След!

Шарика от этой чесночной колбасы на полметра вбок отбросило. Он нос лапами зажал и на землю лёг.

Охотник Потапенко даже расстроился:

— Ничего из тебя, Бобик, не получается: ни охотничья собака, ни поисковая. Придётся тебя сторожевой собакой сделать. Будешь ты на цепи сидеть, дом охранять.

Он Шарика домой привёл и на цепь посадил. Сидит Шарик на цепи и плачет. Охотник Потапенко говорит:

— Ну, не плачь, Бобик, не плачь. Всё хорошо будет.

— Не будет, — отвечает Шарик.

— Будет.

— Не будет.

Тут Потапенко задумался. Он обнял Шарика и произнёс:

— Слушай, Бобик, а может, и вправду бывают говорящие собаки?

— Бывают, — ответил Шарик. — И коты бывают.

Потапенко окончательно задумался. Выходит, эти голоса не у него в голове были, а сами по себе?

— Так я тебя немедленно отпущу, — решил Потапенко. — Наверное, тебя давно хватились.

— Хватились, — согласился Шарик.

Охотник отстегнул Шарика от цепи и сказал:

— Погоди, не убегай. Я тебе кое-что принесу.

Он сходил домой, вернулся и протянул Шарику карточку.

— Это визитка, — сказал он.

Шарик прочитал вслух:

— «Вадим Потапенко. Механизатор-охотник».

«Эх, — сказал про себя Шарик. — Давно надо было себе визитную карточку сделать. Всё неприятностей будет меньше».

И как только он оказался в редакции своего охотничьего журнала, он себе сразу визитную карточку заказал:

Он эту карточку стал на ошейнике носить, который ему Потапенко подарил.

А Потапенко стал к Шарику и дяде Фёдору часто в гости приходить. Они его всегда просили:

— Дядя Вадим, только не надо нам дичь приносить.

История четвёртая

Тяжёлый случай из жизни профессора Сёмина. Как пионер Сёмин за пионерскую правду страдал

Опять пришёл осенний дождливый вечер, опять кот Матроскин растопил печку, опять все уселись на свои заветные места.

И профессор Сёмин начал свой рассказ. Интересно, что он расскажет. В такие вечера никакого телевизора не надо.

— Это было тогда, когда меня в пионеры принимали, — начал профессор.

— До революции, что ли? — спросил Матроскин.

— Значительно позже, — ответил профессор и гордо продолжил: — Не всех школьников тогда в пионеры принимали. Считалось, что пионер — самый лучший человек. Он хорошо учится, слушает родителей, никогда не курит. Я как раз таким и был. Вот меня и приняли.

— Меня бы тоже приняли, — скромно сказал дядя Фёдор.

— А меня три раза принимали, — похвастался Печкин.

— Так вы, дядя Печкин, трижды пионер? — спросил Шарик.

— Нет, первые два не приняли. Я учился плохо.

— А потом стали хорошо учиться? — спросил дядя Фёдор.

— По третьему разу всех принимали.

— А я хорошо учился, — сказал профессор Сёмин.

— Так что же с вами было тяжёлого? — спросил Матроскин.

— Тяжёлое было то, что теперь надо было жить по пионерским законам: помогать учителю, сообщать ему о вредных поступках других школьников, всегда говорить правду, смело критиковать товарищей по классу. То есть надо было жить душа в душу с педагогами.

— Это же хорошо, — сказал дядя Фёдор.

Но профессор Сёмин возразил:

— Хорошо-то хорошо, да только плохо.

— Почему?

— А вот почему. Был у нас в классе ученик Седов. Упущенный мальчик, он уже в четыре года курить начал. Однажды перед математикой он школьную доску воском натёр. Учительница Мария Яковлевна хочет условие задачи на доске написать, а у неё ничего не пишется.

— Это надо запомнить, — сказал Шарик дяде Фёдору. — Ведь у тебя в школе тоже доска есть.

— Не надо запоминать, — возразил профессор Сёмин и продолжил: — Учительница спрашивает: «Кто это сделал?» Все молчат. Тут я встаю и как честный пионер говорю: «Это Седов доску воском намазал». Конечно, Седову здорово влетело.

— И правильно, — сказал почтальон Печкин. — Его надо было выдрать как сидорову козу.

— А вас драли? — спросил профессор Печкина.

— Ещё как драли, — ответил Печкин. — Вот я и стал человеком. А то был бы неизвестно кем.

— Мало драли, — вдруг проворчал кот Матроскин. И попросил профессора: — Рассказывайте дальше.

— А дальше вот что было. После школы выхожу я во двор играть, ко мне подходят два мальчика из нашего класса и начинают такой разговор:

«Зачем ты рассказал, кто доску намазал?»

Я отвечаю: «Пионер должен говорить правду».

Они говорят: «Правду должна говорить газета «Правда». Чтоб такого больше не было!»

— И что, не было? — спросил дядя Фёдор.

— Было, — грустно ответил профессор.

— Что было?

— А вот что. Приходит однажды в класс учительница литературы Клавдия Ивановна и с ходу спрашивает: «Кто курил в классе? Продохнуть невозможно!» Все молчат. Я встаю и говорю: «Это Седов курил». И тут же мне кто-то в затылок металлической пулькой выстрелил.

— И что было с Седовым? — спросил дядя Фёдор.

— На два дня исключили из школы.

— Это непереносимо, — сказал Печкин.

— Переносимо, — решил Шарик.

— А дальше? — спросили все. — Всё наладилось?

— Ничего не наладилось. У нас в школе был музей детского творчества. Там стояли на стендах целые представления из пластилина. Например «Рыбак и золотая рыбка» или «Мужичок с ноготок». И мужичок был вылеплен как настоящий, и лошадка, и даже «хворосту воз».

И профессор рассказал, как Седов и другие упущенные ребята приходили в музей, отвлекали внимание пионервожатой и таскали эти фигурки.

Пока вожатая объясняла, в каком году был создан музей и кто были первые его создатели, Седов или кто-то другой открывал крышку стенда и быстро сминал в комок «лошадку, везущую хворосту воз» вместе с дровами и телегой.

Потом из этого комка вылепливался шар, в него наливались чернила, и получалась чернильная бомба.

— Так вот, Седов взял эту бомбу, — продолжил Сёмин, — и покатил между рядами. Она как раз и прикатилась к учительнице.

— Караул! — сказали слушатели.

— Караул! — подтвердил профессор. — Учительница говорит: «Безобразие! У нас диктант никак не получается, а тут какие-то разгильдяи шары пластилиновые катают». И как шлёпнет этот шар об стол.

— И что?

— Ну, что… Все первые парты синие, все вторые крапчатые. Учительница спрашивает: «Кто это сделал?» Все молчат. Я говорю: «Седов».

— Молодец, — сказал Печкин. — Только не надо было при всех.

— Надо было, — возразил Сёмин. — Учительница мне говорит: «Молодец, Эрик Трофимович», то есть: «Молодец, Эрик, что при всех правду сказал. Мы наградим тебя за это значком «Почётный пионер».

— А что во дворе? — спросил дядя Фёдор.

— А во дворе отлупили, — грустно сказал профессор.

— Больно? — спросил Печкин.

— Очень больно, — подтвердил профессор Сёмин.

На этом его тяжёлый случай закончился. Только дядя Фёдор под конец спросил:

— А что с этим Седовым стало?

— Что с ним стало? — ответил Печкин. — Наверное, давно в тюрьме сидит.

— Не-а, — возразил профессор Сёмин. — Институт теоретической физики возглавляет.

История пятая

Тяжёлый случай из жизни пелагеи Капустиной. Как она жениха упустила

Как-то раз на огонёк к дяде Фёдору заглянула соседка почтальона Печкина Пелагея Капустина. И как только она в дом зашла, почтальон Печкин засуетился, засуетился: