Хрустальная гробница Богини - Володарская Ольга Геннадьевна - Страница 52

– Ничего? – на всякий случай спросила Эва.

Дуда мотнула головой и, накрыв Клюва простыней, перешла к другому мертвецу. Сорвала с него покровы. Внутренне готовая к более страшному зрелищу, Эва все равно не сдержала испуганного вздоха. Мертвое лицо Ганди было поистине кошмарно. Левая его половина была вся в запекшейся крови, а вот правая (раньше Эва этого не видела) отливала синевой. Видимо, Ганди сначала стукнулся обо что-то острое, раздробившее ему кость, а затем, падая, сильно ударился о землю. При этом он умер не мгновенно, так как в его мертвых глазах застыла такая мука, а рот был так широко открыт, что у Эвы не вызвал сомнений тот факт, что Ганди, прежде чем отдать богу душу, кричал, испытывая нечеловеческую боль.

– Ужасно, правда? – сглотнув, прошептала Дуда.

– Почему Антон не догадался закрыть ему рот? Теперь ведь уже ничего не сделаешь…

– Не сообразил, наверное. Он же всего лишь подросток…

С этими словами Дуда взялась за «молнию» спортивной куртки Ганди и потянула «собачку» вниз, оголяя шею. Каково же было ее удивление, когда на ней обнаружились сине-багровые кровоподтеки.

– Следы рук, как думаешь? – спросила она у Эвы.

Но та ничем не могла ей помочь, потому что не сумела себя заставить посмотреть на мертвого Ганди еще раз. Тогда Дуда высказала еще одно предположение:

– А может, это просто синяк? Он, наверное, всей правой стороной ударился. Только шею мягкий воротник немного защитил…

– Давай поскорее заканчивай, – поторопила ее Эва – ее легкие стало ломить от недостатка воздуха. – Выводы будешь делать потом…

Судя по участившимся звукам – вжиканью «молний», шелесту материала, глухому стуку опускающихся обратно на ящик мертвых рук, Дуда вняла ее просьбе и ускорила процесс. А через каких-то пару минут до Эвы донесся ее голос:

– Все, можно идти.

Эва не заставила себя ждать – поскакала к выходу, ни разу не оглянувшись. Дуда двинулась следом за ней.

Когда они вышли из холодного подвала, тепло холла показалось им райским. А уж кондиционированный, ароматизированный эвкалиптовым экстрактом воздух – просто божественным! Эва, сорвав с лица ворот свитера, задышала полной грудью. И пока Дуда стаскивала с рук перчатки, только и делала, что вдыхала и выдыхала, прогоняя через исстрадавшиеся легкие живительный кислород. Когда самочувствие нормализовалось, Эва обернулась к Эдуарде с вопросом:

– Ну как? Нашла что-нибудь заслуживающее внимания?

Дуда, к тому времени взявшаяся закрывать дверь подвала, ответила не сразу. Сначала она завершила свое действие, затем медленно развернулась. Еще пару-тройку секунд она стояла, глядя каким-то отстраненным, но в то же время печальным взглядом на Эву, и только после этого мотнула головой.

– Ничего-ничего? – уточнила Эва, обескураженная странноватым поведением подруги.

– Ничего, – как эхо повторила она.

– Тогда пошли?

В очередной раз кивнув, Дуда зашагала прочь от подвальной двери. Эва поспешила за ней. И пока они пересекали холл, пока поднимались по лестнице, пока шествовали по коридору, она дивилась странной неразговорчивости подруги. Предполагая, что та просто никак не может отойти после осмотра трупов, она даже не догадывалась о том, что Дуда молчит, боясь проболтаться о своей находке, – ей не хотелось пугать и расстраивать Эву. А узнай она, на какой именно предмет Эдуарда наткнулась, исследуя тело Ганди, непременно испугалась бы и расстроилась…

И о многом бы задумалась!

Ведь предметом этим была перчатка Пола. Вторая из пары. Левая. Правую они с Антоном нашли в горах рядом с разбитым сноубордом… А левую Ганди крепко сжимал в своей окоченевшей руке.

К половине одиннадцатого проснулись все гости «Красной скалы». Собрались в вылизанной Антоном кухне, дабы испить кофе. Кроме этого, парень успел наделать бутербродов с пшеничными хлебцами и сварить овсянку. Сухомятка у страдающих похмельем гостей успехом не пользовалась, а вот горячий кофе и теплая молочная каша с маслом пошли на ура. Особо страдающие – Ладочка, чей изнеженный здоровой пищей и жидкостями организм просто отказывался нормально функционировать после вчерашних убойных «бутербродов» из водки и вина, и Матильда, влившая в себя четыре литра мартини, – вообще ни к чему не притрагивались, пили одну воду. Зато Эва ела с аппетитом (а она-то думала, что после вылазки в самодеятельный морг ей крошка в горло не полезет). Впервые за многие годы она наплевала на диету и слопала тарелку овсянки, два бутерброда с жирной ветчиной, две шоколадные вафли, а запила все это не лайт-колой, а обычной, сладкой. Этот жор напал на нее не просто так, а на нервной почве. Такое с ней случалось частенько, но обычно она себя контролировала, объедалась обезжиренным йогуртом, а сегодня не смогла, и не потому, что йогурта не было в наличии, просто нервничала она больше, чем всегда. Не давало покоя дурное предчувствие. Почему-то все сегодняшнее утро ее не покидала уверенность, что никуда они после обеда не улетят. Эва не знала, что именно произойдет и какие такие обстоятельства задержат их здесь, но не сомневалась – из ловушки, в которую они попали, нет выхода. А если и есть, то найдут они его не сегодня…

– Что это с тобой? – обеспокоенно спросила Дуда, заметив непомерный аппетит Эвы. – Тебя будто неделю не кормили…

– Что-то мне тревожно, – поежилась Эва и взяла из пачки еще одну вафлю. – Ничего с собой поделать не могу.

– А сейчас-то чего тревожиться? Все уже позади.

– А вот я в этом не уверена…

– Брось, Эва, через несколько часов здесь будет туча ментов, и мы все сможем расслабиться.

Она очень уверенно говорила, очевидно, именно так и думала, но Эву не убедила.

– Вдруг самолет не прилетит? – прошептала она. – Тогда что?

Дуда поперхнулась овсянкой и, прокашлявшись, возмущенно воскликнула:

– Ты чего фантазируешь? Почему бы ему не прилететь, если уговор был?

– А вдруг нелетная погода?

– Да ты на небо глянь – ни облачка!

– Это сейчас, а к обеду снег пойдет. Вспомни, тут метель всегда начинается как раз во второй половине дня. – Эва все больше волновалась, накручивая сама себя. – А еще в Москве может быть непогода, и тогда самолет просто не вылетит…

– Заткнись, пожалуйста, и не каркай! – вспылила Дуда. – Без твоих мрачных пророчеств тошно!

– Нет, ну а вдруг?

Дуда демонстративно отвернулась от Эвы и заговорила с Матильдой о каких-то пустяках. А в это время в кухню вошла Ларифан. Весь прошлый вечер она проспала, сначала в апартаментах Эвы, а когда они с Дудой вернулись, ушла к себе. Там она приняла таблетку снотворного и до теперешнего момента дрыхла, не реагируя на попытки соседки Ники ее разбудить.

– Проснулась! – обрадовалась Ника и, вскочив со стула, предложила ей занять свое место. – Садись, покушай. Кашка еще осталась…

– Всем привет, – буркнула Ларифан, а вместе того, чтобы сесть, прошла к окну и выглянула в него. – Погода, я надеюсь, летная?

– Погода отличная. Так что предлагаю до отлета погулять.

– Погулять?

– Ну да. – Ника, у которой в последние дни перепады настроения стали наблюдаться все чаще, истерично рассмеялась: – А что тут такого? Кругом красотища, снег. Солнце, ветра нет. Можно подносы взять, – она схватила один из небольших пластиковых прямоугольников, что были сложены стопкой у сушки, – и с горок на них покататься. Все дни ведь в доме просидели…

– Ты, Ника, ничего не забыла? – поджала свои и без того тонкие губки Ларифан, став еще больше похожей на пекинеса. – У нас в подвале два трупа! А один где-то в горах… У нас трагедия, Ника, нам не до катаний…

– Ну мы-то живы, – отмахнулась та (руки ее при этом едва заметно подрагивали). – И потом, разве они воскреснут, если мы будем сидеть тут и плакать?

– Плакать незачем, но и веселиться не стоит! – вступила в их спор Натуся. – Давайте сразу после завтрака пойдем в свои комнаты и соберем вещи…

– А кому собирать нечего?

– Тот поможет Ларифан уложить аппаратуру. Потом передислоцируемся в гостиную или столовую и будем ожидать приезда милиции…