Волга впадает в Гудзон - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 2

К моменту, когда четверо гостей вышли на крыльцо, машина Мансурова и два сопровождавших ее небольших маневренных джипа уже оказались рядом, урча своими движками почти впритирку к нижней ступени. Неторопливо спустившись вслед за Лавровым к своему серебристому «лендроверу», хорошо известному всей Москве, Ренат Георгиевич Мансуров скрылся за приоткрытой телохранителем дверцей. Одновременно то же самое проделал, только нырнув на заднее сиденье, его заместитель Томилин и, наконец, секьюрити.

Спустя не более чем полминуты, все три машины сорвались с места и исчезли из поля зрения бывшего майора, мигнув ему на прощание многочисленными похожими на новогоднюю гирлянду стоп-сигналами. Еще через десять минут возле клуба, точнехонько на том месте, где совсем недавно стояли нарядные иномарки, взвизгнул сразу всеми тормозами совсем другой кортеж, во главе которого выделялась тоже по-своему нарядная желто-синяя машина отечественного производства, с целой радугой огней, переливающихся на ее крыше, не считая синей милицейской мигалки.

Владимир Владимирович Дубинский, младший советник юстиции, зато старший и, несомненно, лучший следователь Мосгорпрокуратуры, обожал свою жену Татьяну, семилетнюю дочку Машеньку и обеим строго-настрого запрещал всего две вещи: смотреть криминальные новости по НТВ и звонить ему на работу во время плановых дежурств.

И для того, и для другого основания у Владимира Дубинского были, во всяком случае с его точки зрения, весьма веские. Во-первых, знакомство с телевизионными криминальными новостями вполне могло превратить среднестатистического гражданина Российской Федерации в психически больного, одержимого манией преследования, или как минимум погрузить в темные воды ипохондрии. Что касается звонков, то во время дежурств Владимир Владимирович и сам названивал «своим девочкам» куда чаще, чем позволяли служебные обязанности. Благо дежурства выпадали в последнее время довольно спокойные, – как правило, с выездами сотрудники милиции справлялись самостоятельно и прокуратуру беспокоили редко. Во-вторых, работников, несмотря на госзарплату, в прокуратуре пока что, слава богу, хватало, и дежурить Дубинскому в этой связи доводилось редко, не чаще одного раза в месяц, а порой и того меньше.

Вот на очередное такое дежурство и заступил Владимир Владимирович Дубинский однажды теплым августовским вечером, ласково расцеловавшись с Танюшей и Машенькой и пообещав позвонить при первой же возможности.

С некоторых пор начальство хоть и со скрипом, однако выделило Дубинскому отдельный кабинет, единственным недостатком которого являлось явное излишество зеркал, украшавших стены в числе целых трех: до Владимира Владимировича в упомянутом помещении обитали дамы, оставившие ему такое наследие. Одно из зеркал, отражавшее человека в полный рост, висело прямо напротив входной двери, заставляя задумчивого Дубинского всякий раз вздрагивать при входе в кабинет. Не потому, что он был нервным, как институтка Смольного позапрошлого века, а потому, что, думая о чем-то отвлеченном, он нередко принимал собственное отражение за постороннего человека, засевшего в запертом помещении. Тут же соображал, что к чему, сердито сплевывал, давал себе слово «сегодня же» избавиться от дурацкого зеркала и... через пять минут, погрузившись в обилие текущих дел, забывал о своем намерении.

На самом деле вздрагивать при виде своего отражения у Володи Дубинского никаких оснований не было: его внешность вполне укладывалась в понятие «приятный шатен тридцати пяти лет», чего по его подтянутой фигуре и хорошо накачанным бицепсам не скажешь. О слегка наметившейся лысине упоминать не стоило, тем более что знали о ней только он сам да Танюша, а посторонние люди ее пока не замечали.

Открыв дверь своего кабинета, Владимир Владимирович Дубинский ни о чем особенном не думал, поэтому, вопреки обыкновению, вздрогнуть его собственное отражение не заставило: эту функцию взял на себя телефонный аппарат внутренней связи, неожиданно взорвавшийся в вечернем полумраке и тишине пустого этажа беспрерывной трелью. Чертыхнувшись в адрес дежурного (ведь только что шел мимо него, дурня – что, не мог все что надо лично сказать?!), Дубинский метнулся к телефону, не успев включить свет, и сердито сорвал трубку:

– Да!..

Некоторое время он слушал своего собеседника, постепенно меняясь в лице, о чем свидетельствовало еще одно зеркало, по таинственным соображениям повешенное над спинкой стула следователя (неужели у прежней хозяйки его рабочего места глаза были на затылке?!).

Наконец, коротко бросив в аппарат «Уже спускаюсь!», Владимир Владимирович покинул свой кабинет, забыв на столе приготовленный заботливой Танюшей термос и так и не избавившись от выражения хмурого удивления, возникшего на его физиономии. Как любой нормальный следак, Дубинский терпеть не мог иметь дело с ВИП-персонами, да еще такого уровня, как Мансуров, на которого, по словам дежурного, несколько минут назад в фойе клуба «Энерджи» бросился какой-то козел с ножом. «Какой-нибудь псих-одиночка или действительно серьезная заварушка?» – мельком подумал Володя, садясь в машину. Но тут же думать об этом себе запретил: хуже нет, когда начинаешь прикидывать варианты заранее, не зная толком обстоятельств. Хотя одно из них можно предсказать вполне определенно: уже сегодня СМИ, что бы там ни произошло на самом деле, назовут случившееся покушением на известного в стране человека, с которым ему, Дубинскому, предстоит общаться через какие-нибудь двадцать минут.

Хорошо, если Мансуров окажется выдержанным господином, каким мы видим его на с голубых экранах. Но то, что в телевизоре – в первую очередь имидж данного человека. Имидж, сложившийся еще с той поры, когда он активнейшим образом участвовал практически во всех реформах девяностых, варясь в политическом котле, не шарахаясь ни от одной из им же организуемых заварушек. А что, если на деле Ренат Георгиевич вовсе не тот невозмутимый, как манекен, красавчик с умным взглядом и непредсказуемым ходом мышления, каким его сделали ушлые имиджмейкеры, а какой-нибудь псих припадочный? Ну а если добавить к этому очень скорую реакцию Володиного начальства на покушение, которое несомненно будет объявлено в ближайшей новостной программе.

Владимир Владимирович не выдержал и чертыхнулся вслух, что позволял себе делать, между прочим, крайне редко.

– ...Нет, ты соображаешь, что несешь?! Это как – уехали? Они что же – из другого теста, что ли, состряпаны, что им... твою мать, закон не писан?! А ты куда смотрел? Никакого права уезжать они не имели!.. Привет, Володя...

Возмущенно размахивающего руками перед носом пунцового от смущения секьюрити местного разлива Игоря Калину, старшего опера окружного УВД, славящегося своим взрывным нравом, Владимир Дубинский увидел и услышал сразу же, едва переступил порог клуба.

– Привет, – кивнул он Калине, моментально сообразив, по какому поводу выступает опер на сей раз. Сам он, поняв, что общаться с ВИП-Мансуровым ему не придется, а если придется, то не прямо сейчас, почувствовал облегчение.

– Да нет, Володя, ты представляешь! – продолжал кипятиться Игорь. – Эти здешние перцы преспокойненько дали возможность жертве удалиться с места действия... А еще, говоришь, бывший мент!

Последнее относилось уже к провинившемуся представителю местной охраны, как выяснилось немного позднее – ее начальнику. Фамилия бывшего майора была Павленко.

Дав Калине еще несколько секунд на то, чтобы выпустить пар, Дубинский движением руки остановил темпераментного опера и повернулся к его абсолютно скисшему собеседнику:

– Здравствуйте, во-первых, – улыбнулся он. – Старший следователь Мосгорпрокуратуры Дубинский Владимир Владимирович... Где мы с вами можем спокойно побеседовать?

– Здравствуйте. – Начальник охраны поднял на него глаза, в которых мелькнула робкая надежда на лучшее. – Я Павленко, Сергей Ильич, майор в отставке, возглавляю здешнюю команду секьюрити. Можно пройти в мой кабинет, в комнате охраны у нас задержанный.