Правила одиночества - Агаев Самид Сахибович - Страница 90

— Нахожу, но я имел в виду: предаться воспоминаниям в прямом смысле.

— Ай какая жалость! — насмешливо заметила Лана.

«Ай, какая красота!» — сказал себе Ислам, когда оказался в квартире. Из окон открывался панорамный вид на старые московские дома — один другого причудливее, совсем как на тех картинках, которые продавались на вернисаже возле ЦДХ на Крымском валу. Прямо напротив, в шикарном особняке, находилось чье-то посольство. Слов на латунной вывеске было не разобрать, а во флагах Ислам не разбирался. У посольства был аккуратный, ухоженный дворик, подстриженные газоны, на парковке стояли чистые, красивые автомобили. Кусочек Европы посреди славяно-татарской Орды.

Квартира была обставлена со вкусом и оборудована бытовой техникой по последнему слову. Ислам принял душ и лег на кровать, надеясь немного вздремнуть. Усталость, накопившаяся за несколько дней, была велика, но сон не пожелал прийти к нему: он лежал, разглядывая лепнину на потолке, и думал о том, куда мог деться Сенин, пытался вычислить его местонахождение. Через полчаса он поднялся и отправился прошвырнуться по Арбату.

На улице дул пронизывающий ветер. Сильные порывы рвали из рук прохожих зонты. Земля была схвачена морозцем, кое-где на неровностях застыла вода, превратившись в мутноватый лед. Вечерело, неуверенно зажглись фонари. Подняв воротник пальто, Ислам шел под звуки индийского диско, которые доносились из невидимого громкоговорителя. Было так холодно, что желание побродить по Арбату быстро исчезло. В первом же магазине одежды он купил себе свитер, рубашку, две пары носков, комплект нижнего белья. Затем зашел в супермаркет. В магазине две кореянки за маленькой передвижной витриной торговали японской снедью. Ислам взял несколько разновидностей суси, роллов и сасими, соевый соус.

В конце улицы он спустился в китайский магазин, купил бутылку сакэ, набор фарфоровых стопок, палочки и вернулся домой.

Все это время он испытывал странно знакомое чувство, как будто все это с ним уже было, и, только вернувшись в квартиру, вспомнил, что это напоминало: студенческие годы, общежитие, ежедневная проблема ужина.

Лучше всего крыши были видны из кухни, обеденный стол стоял вплотную к подоконнику. Ислам выложил на стол всю свою добычу. И в этот момент заиграла мелодия дверного звонка. Ислам удивился, вышел в прихожую. У двери не было смотрового глазка, но на стене висела белая коробка видеодомофона. Он снял трубку и на маленьком экране увидел девушку. Черно-белое изображение было несколько неестественным, но девушка напоминала Оксану. Ислам удивился еще больше и открыл дверь.

— Добрый вечер, — сказала Оксана, — можно войти?

— Теперь я вижу, что он добрый, — согласился Ислам и посторонился, пропуская гостью.

Он помог ей снять плащ и увидел, что девушка одета в кимоно.

— Какая прелесть! — заметил Ислам. Некая догадка мелькнула у него в голове, но он не успел ее зафиксировать.

— Я пришла приготовить вам чай, — заявила девушка.

Ислам улыбнулся: неубиваемый малороссийский акцент плохо сочетался с японской национальной одеждой, но это было забавно. «Оксюморон» — неожиданно легко вспомнил он слово, которое в подходящих случаях обычно безуспешно вылавливал из глубин памяти.

— Очень мило с вашей стороны, — сказал Ислам, — простите, вы по велению сердца или долга? То есть по своей воле или по просьбе хозяйки?

— Не имеет никакого значения, — резонно ответила девушка, — я, между прочим, уже второй раз прихожу. Вас не было дома. О! — воскликнула она, заглянув на кухню, — вы же совсем самостоятельный мужчина! Светлана Викторовна говорит: «Поднимись к нему. Наверное, он там голодный». У вас что, сегодня японский ужин? Недурно.

— Я предчувствовал, что вы придете в кимоно.

— Вы хотите сказать, что знали, что я приду?

— Нет, не знал, это я для красного словца. Наши мысли, наверное, совпали. Независимо от нас, поток подсознательного. Садитесь.

— Это вы садитесь, а я за вами поухаживаю. Сейчас я сделаю чай.

— Хорошо, — согласился Ислам. Он сел, стал смотреть, как легко девушка в кимоно двигается по кухне, доставая из шкафов тарелки, чашки, блюдца, столовые приборы. Чувствовалось, что она не впервые выступает в этом качестве. От этой догадки Ислам ощутил легкую грусть и что-то, похожее на ревность. Тем не менее, это было красиво.

— Ну вот, все готово, — сказала Оксана, разливая чай и кланяясь ему.

Караев улыбнулся.

— Я что-то не так сделала? — спросила девушка. — Я забыла, как правильно кланяются. Меня учили искусству чайной церемонии — правда, работать по специальности не пришлось.

— Нет-нет, все хорошо, — заверил ее Ислам, — спасибо. Надо подогреть сакэ.

Оксана достала из шкафа маленький водочный графин, наполнила его рисовой водкой и поставила в микроволновку. Через несколько секунд печь пискнула, девушка извлекла графинчик и наполнила стопку, стоящую перед Исламом.

— Только не пейте сразу, она сильно горячая.

— А себе? — спросил Ислам.

— Я не пью, — отказалась Оксана.

— Почему?

— У меня с выпивкой связаны тяжелые воспоминания, — при этих словах тень набежала на ее лицо.

— Простите.

— Ничего, это в прошлом.

Ислам взял в руки стопку: она была горячей, но не обжигала.

— Ваше здоровье, — сказал он.

— И вам не хворать.

Он выпил, принялся неумело орудовать палочками.

— Может быть, вам дать вилку, — спросила Оксана.

— Нет, а вы почему не едите?

— Я ем, — улыбнулась девушка, пододвинула к себе тарелку. Ислам поглядел на ее пальцы. Оксана управлялась палочками с удивительной ловкостью. Караев подлил себе сакэ, поднял стопку к губам. За окном вдруг повалил снег, в свете прожекторов, горевших на территории посольства неизвестной страны, это зрелище было особенно красивым. Чем-то сказочным повеяло от этой картины. На миг ему показалось, что все это ему снится. Снег, крыши домов, на которые он мог смотреть бесконечно, красивая японка, сидевшая напротив.

Ислам произнес:

— Это про меня, — заявил он. Оксана улыбнулась.

— Откуда вы родом? — спросил он.

— Почему вы спрашиваете, у меня сильный акцент?

— Не только поэтому, у меня тоже сильный акцент. Человеку свойственно искать земляков, соплеменников. Ничего не поделаешь — атавизм. Первобытный страх мы преодолели: племя покидаем довольно легко, но на чужбине все равно разыскиваем своих.

— Но акценты-то у нас разные, — улыбнулась Оксана.

— С этим трудно не согласиться, но у душ не бывает акцентов, особенно у родственных — они говорят на одном языке — вселенском.

— Ну, кто бы спорил, а я не стану.

— И?

— Что «и»?

— Откуда вы, прелестное дитя?

— Та с Донецку ж я, — нарочитым говором произнесла она.

— А в Москве как оказались?

— А как все оказываются, так и я.

— Давно здесь?

— Больше года.

— Кстати, я лет пять назад собирался в Донецк — приятель звал, у него торговля шла очень бойко, предлагал в долю войти, но я так и не поехал, а то могли бы встретиться.

— Это вряд ли, меня уже там не было.

Ислам чувствовал тепло в груди. Две чашечки горячей рисовой водки — и мир стал ласков и дружелюбен.

— Я с детства не в ладах с математикой, — сказал Ислам.

— Мне довелось еще поработать за границей: я уехала после того, как погиб мой жених. Он утонул в реке перед самой свадьбой.

— Простите.

— Ничего. Я работала стюардессой на корабле, который курсировал между Кипром, Израилем и Египтом. Корабль назывался «Принцесса Виктория». Днем была стюардессой, а вечером — танцовщицей варьете, танцевала канкан. Миссис Джекил и миссис Хайд.

— Чем кончилось?

— Устала. Там долго не выдержишь: в час ложишься — в шесть встаешь, в выходные дни всегда кого-нибудь подменяешь, да и платили не особенно. После Донецка пятьсот баксов казалось много, а для Москвы это немного. Что хорошо: их тратить некогда было. Вы пейте чай, а то он остынет, или давайте я подогрею?