Схватка - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 26

Все это можно было бы отнести в плюсы. Минусов же оказалось всего три. Зато жирных таких минусов. Во-первых, у Симеона не было «почтовой» связи со Смоленском. Что, в принципе, и логично, учитывая расстояния. Но скоординировать действия с Невским, воюющим с литовцами, ныне не представляется возможным. Я, конечно, отправил гонцов западными пределами княжества, следующих, таким образом, в глубоких тылах татар. Но сколько времени уйдет на дорогу туда и обратно, учитывая расстояния и начинающуюся осеннюю распутицу? Пусть обратно также полетят с ответом Александра и пернатые гонцы – но полетят-то они домой, в Переяславль. Еще и не факт, что долетит даже один из трех. И так или иначе, пока до меня дойдет ответ Невского, оперативная обстановка может измениться кардинально.

Минус второй, вытекающий из первого: деблокирующий удар мне не организовать. Ни с помощью переяславльской рати, ни с помощью Невского. А с одной только малой рязанской дружной соваться под Чернигов – это искать славную и неотвратимую смерть. Чистое самоубийство… Еще и Мстислава Глебовича спровоцируем на вылазку. Что при условии подавляющего превосходства татар в живой силе обернется для северян в полевом бою гибелью.

Ну и третий минус, самый жирный. Несмотря на то, что мы с Евпатием пытались хоть как-то обезопасить Черниговское княжество, договорившись уводить татар за собой самыми безлюдными землями, поганые отказались от преследования. А отказавшись от него, стали страшно грабить северян, нисколько не щадя беззащитный мирняк. И пусть кровь жертв агарян не на моих руках, пусть мы с Коловратом сделали все – или практически все – от нас зависящее, в гибели невинных была и моя вина.

И это жгло душу нестерпимым огнем с того самого мгновения, как я узнал о зверствах поганых…

В таких условиях пассивно отсиживаться в Переяславле, ожидая своей участи с покорностью выбранной на заклание овцы, для меня оказалось просто невозможно. Тем более, что действия ранее преследующих Коловрата татар, разбившихся на мобильные, чрезвычайно эффективные при тотальном грабеже отряды, буквально подталкивали к единственной верной при таком раскладе тактике.

Бить врага по частям, покуда хватит сил.

Собственно говоря, первые два столкновения случились еще в пределах Переяславльского княжества. Преследуя беженцев и не делая различия между русичами разных регионов, поганые вторглись в пределы покинутой князьями вотчины, сжигая беззащитные погосты и веси. Мы ведь уже успели миновать несколько таких разоренных погаными поселений. И каждый раз из глубин души поднимался черный, непроглядный мрак – при виде порой еще дымящихся пепелищ. И неубранных тел несчастных крестьян и крестьянок, застигнутых татарами врасплох.

Тел зарубленных, а чаще истыканных стрелами мужиков, еще сжимающих широкие плотницкие топоры или колья, коими они встречали ворога в скоротечных кровавых схватках. Шансов в них у крестьян-русичей, понятное дело, не было никаких. А вот путающихся под ногами детей татары убивали просто походя – топча копытами лошадей – или так же беспощадно рубили. Женщины… Женщины и девушки, и даже девочки встречали более страшный конец. Их распятые, обезображенные тела, связанные по рукам и ногам у вбитых в землю кольев, в окровавленных, разорванных одеждах вызывали особую, жгучую ненависть. Баб и девок безжалостно насиловали – а после, глумясь, жестоко убивали, отрезая груди, вспарывая животы, загоняя колья меж ног. И если лесные хищники и птицы еще не успевали тронуть лица жертв, то гримаса ужаса, страха и невыносимой боли, запечатлившаяся на них в вечности, врезались в память кошмарными масками, являющимися после в самых жутких сновидениях.

А еще в голове порой невольно всплывал вопрос к моим современникам, утверждающим, что монгольского вторжения не было, раз у нас нет монголоидных генов. Откуда, дурни, им взяться, этим генам? Ведь эти поганые выродки не сохраняют жизни своим жертвам!

…Хашар на таком удалении от Чернигова татары не собирали – по всей видимости, намереваясь наловить осадных рабов поближе к стольному граду княжества. А потому поганые не щадили никого. Единственный шанс уцелеть русичам давали окрестные леса – чай, не глубокая морозная зима, а пока еще лишь холодная, дождливая осень с редкими солнечными деньками. Но до леса ведь еще нужно добежать от околицы веси. Добежать с преследующими конными лучниками за спиной. Тела несчастных беглецов со стрелами в спине порой виднелись у самой кромки деревьев. Как кажется, поганые издевались над своими жертвами, позволив поверить, что желанное спасение уже пришло – а после отнимая жизнь единственной точно отправленной в полет стрелой.

Да, стрелять степняки мастаки…

И все же немногим жителям, чаще всего детям и подросткам, собирающим грибы и орехи во время нападений на их родные поселения, удавалось спастись. Порой мы видели и их. Потерянных, молчаливых, седых подростков с глазами стариков, бездумно бродящих по пепелищам, или наоборот, истошно воющих на одной ноте малышей, сидящих подле тел растерзанных родителей. Смотреть им в глаза было откровенно страшно. Ибо невозможно было вытерпеть тяжелых взглядов детей, полных немой, нестерпимо жгущей душу укоризны. Каждый раз я читал в их глазах единственный, не высказанный вслух и простой до банальности вопрос: где вы были раньше, ратники? Такие крепкие и сильные, в прочных бронях, на могучих жеребцах, с секирами, копьями и мечами? Где были вы, когда рубили моего батьку, насиловали мать и сестру, когда сбросили только народившегося братика в колодец?

Где были вы?!

Ответа у меня не находилось. Ни у кого из нас… Впрочем, воям могло быть чуть попроще – они люди подневольные, выполняют приказы. Мои приказы. А для меня единственным утешением, что мешало провалиться в черную, беспросветную тоску, стало осознание того факта, что все это могло случиться еще прошедшей зимой и весной в рязанской и владимирской землях. И что в моем прошлом Черниговское и Переяславльское княжество также подверглись опустошительному вторжению татар. Таким образом, в сухом остатке мои действия не погубили, а наоборот, спасли огромное число людей.

Вот только при виде разоренных пепелищ и под взглядами уцелевших жителей думать так казалось просто кощунством.

Чтобы сопроводить выживших в тыл, я каждый раз выделял по десятку ратников, немного, но ослабляя свое невеликое числом войско. Однако получившим лишний шанс уцелеть дружинным никто не завидовал. Это ведь им придется держать ответ перед теми, чьих родных мы не защитили и не спасли. И тот факт, что мы вои другого княжества (даже царства!) как-то неуловимо теряется в складывающихся обстоятельствах. Все мы русичи, все мы один народ. Воинская же стезя всегда едина – этот самый народ защищать.

Так что оставшиеся в строю никому не завидовали – в отличие от покидающих рать гридей, самых молодых и неопытных из нового пополнения. А вот в их глазах читалась острая точка. Еще бы! После всего увиденного мотивация у мужей оказалась просто запредельной. Всем хотелось остаться в дружине, следующей на брань с погаными. Следующей мстить. В тыл же желания отправляться не было никакого.

Ничего. Когда успокоятся, пообвыкнутся, отойдут душой, отогреются – тогда еще и обрадуются лишнему шансу выжить. Но это – после. И это – ушедшие. А вот всех, кто остался под моей рукой, пришлось едва ли не силой удерживать от того, чтобы не гнали коней. Иначе загнали бы давно заводных, преследуя поганых.

Первый отряд татар, медленно плетущихся с непомерным обозом награбленного по раскишей и измятой сотнями копыт дороге, мы нагнали одиннадцать дней назад. Отряд был небольшой, всего-то три сотни половцев, осмелившихся вступить в бой со сторожевой сотней младших дружинников, думая, что это – все русы.

Наши «отроки» бронированы лучше степняков и жестко мотивированы, неплохо обучены – и в случае столкновения с простыми разбойниками они обратили бы врага вспять самостоятельно. Но кипчаков гнала в бой жесткая воля монгольских командиров. И потому к моменту, когда поспело к сече основное ядро моей рати, поганые уже окружили полусотню неистово бьющихся с ворогом отроков младшей дружины, успевших забрать третью часть отряда татар.