2068 (СИ) - Вагнер Яна - Страница 9

— Как? — спросил Симпатий мягко и наконец поднялся. — Как вы предлагаете их спасать? Вы хотите, чтобы я запретил им хлеб? А ещё пиво, квас, лепёшки, блины и пироги?

И что они тогда по-вашему станут есть? Или мне надо было объявить им, что их рожь-кормилица теперь яд? Думаете, они послушали бы меня?

Ах, мерзавец, подумал Умник, — лицемерный, лживый мерзавец, ты ведь знал. Ты всё знал с самого начала. Может, это даже не первый случай, да наверняка не первый. Здесь же полвека уже почти ничего не едят, кроме чёртовой ржи. И тебе наверняка о них известно. Вы ведь как-то общаетесь между собой.

Ты всё понял гораздо раньше меня и всё равно позволил бы им назвать её ведьмой, зашить в мешок и утопить.

Или просто тянул бы время до тех пор, пока она не умрёт сама от гангрены.

Но вслух говорить этого было нельзя. Только не сейчас. И он постарался взять себя в руки и сказал другое.

— Ну хорошо. Послушайте, Всеволод Константинович, вы же можете им как-то сообщить. Это ведь не Староста. Он трусливый неграмотный идиот. Это вы, да? Как вы с ними связываетесь? Должен быть какой-то способ, какая-то, не знаю, тревожная кнопка — на случай бунта, например. Или если вдруг начнётся чума… Ладно, пусть им плевать на детей, умирающих от скарлатины, но массовая эпидемия — это ведь совсем другое дело. Они могут вмешаться. Если мы все здесь вымрем, некому будет возделывать поля, и тогда эта адская система развалится всё равно. Ну зачем им это? — он поднял руку и снова встряхнул измятые переломанные колоски. — Вот! Вот доказательства! Достаточно просто взять пробу или сделать фотографию, или что у вас там теперь… и отправить им, и пускай они присылают что-нибудь, чтобы обработать зерно. Это ведь можно как-то распылить незаметно, ночью! Я никому не скажу. Обещаю вам!

— Они просто пришлют зачистку, — сказал Симпатий, — и всё здесь сожгут дотла, с воздуха. Я не могу так рисковать.

— Рисковать? — переспросил Умник и швырнул бесполезный пучок на пол. — Кем рисковать? Три месяца прошло, да мы все тут уже больны.

Хотя вы-то, пожалуй, хлеба отравленного не едите, а? Себя выходит бережёте. А с богом, отец? С богом как договариваетесь? Не боитесь? Вы же сами загнали их в Средневековье. Набили им головы суевериями. Превратили в тупых пассивных овец. Так берите их теперь, вот, они ваши, Отвечайте за них! Или вы ждёте, когда они перемрут и вам привезут новых?

— Опять вы всё запутали, Умник, — устало сказал Симпатий. — У нас мало времени, Я не уверен, что сумею объяснить. Ну вот казалось бы, вы хотите спасти их, а при этом назвали овцами. Столько лет живете с ними бок о бок, А даже не знаете по именам. Меня всегда это в вас поражало. Вы провели черту. Не стали даже пытаться, никто из вас. А мы крестим их и отпеваем, молимся с ними и каждый день читаем им проповеди. Пусть это немного, но вы ведь сами, вы сами не захотели иметь с ними дело, на что же вы теперь сердитесь? Моя вина, я должен был поговорить с вами раньше, но, дорогой мой Умник, они не овцы!

Снаружи вдруг зашумели, страшно закричала женщина.

Умник подошел к окну и увидел, как кого-то в изорванной окровавленной рубахе волокут по пыльной дороге, а снизу от деревни бегут уже мужики с вилами и топорами.

— Тогда вызывайте свою зачистку, — сказал он глухо. — Пускай прилетают. Они ведь сейчас пару дней будут со страху друг друга резать, а потом все, кто останется, тоже начнут умирать, и это будет небыстрая смерть. Пусть лучше всё закончится сразу. Мы с вами старики, Симпатий, и никак им уже не поможем. Ни я, ни вы. Давайте хотя бы просто все это прекратим.

— Да что же с вами такое? — закричал священник.— Что такое с вами? Почему вы опять сдаётесь? Вы задумывались хоть раз, сколько вокруг таких же деревень? Бомбы выжгут здесь всё на сотню километров, а выше по реке, например, семьдесят четыре человека — и они здоровы. И у нас там школа, понимаете - школа! Пять лет усилий, строжайшая тайна, огромный риск. Они уже умеют читать. Мы их арифметики учим, и вот этим я рисковать не стану. И собой не стану, потому что я там нужен. И вы, Умник, вы тоже там нужны, если только захотите.

Послушайте меня, прошу вас. Таких, как мы, осталось совсем мало. Вы верно сказали, мы старики. И как только мы исчезнем, подумайте, с нами вместе исчезнет…

Умник не слушал. Посреди бурлящей снаружи толпы он увидел Кузнеца. Огромный, растерзанный, почти на голову выше окруживших его мужиков, он отшвыривал их одного за другим единственной свободной рукой, потому что на плече у него до сих пор лежала Белка. Голова её бессильно моталась из стороны в сторону, рыжие волосы почти касались земли. Кузнец ещё раз взмахнул кулаком, повалил кого-то на землю, вырвался и побежал, и они погнались следом. Один из бегущих склонился, подобрал камень и метнул, Кузнец упал.

Охнув, Умник толкнул дверь плечом и бросился по ступенькам вниз, длинный, худой и нелепый, размахивая руками.

— Стойте! — закричал Симпатий. — Не надо, Иван Алексеевич!

Он стоял на крыльце своей церкви и смотрел, как жалобно воющих безумцев согнали в кучу и забрасывают камнями.

Как три мужика с расквашенными в кровь лицами добивают вилами могучего Кузнеца.

Рябая девочка, к счастью, была уже мертва. Она умерла ещё ночью, задохнулась под мешком, но ни муж, ни дед не заметили, а он не смог сказать им.

А потом он снова увидел Умника. Крича, тот неловко пытался отобрать у кого-то виллы, его толкнули, ударом кулака сбили с ног. И когда старика начали топтать ногами, отец Симпатий, восьмидесятилетний, в золотой торжественной ризе с крестом на груди и длинной белой бородой, завопил и побежал вниз, в толпу.

XIII

Когда он очнулся, солнце висело в зените и жгло ему лицо. По щеке ползла муха, он смахнул её и потер глаза, пальцы сразу стали липкими. Небо над ним лежало высокое и прозрачное, без единого облака. В самом центре висела бесстрастная серебряная точка беспилотника.

Морщась от боли в разбитой голове, он сел и огляделся. Живых видно не было. Только вдалеке, пританцовывая и дёргаясь, брёл один из уцелевших безумцев. Обиженно мычали запертые в стойлах коровы, где-то тоненько выла женщина.

Умник лежал в пыли лицом вниз, на плече у него топталась ворона с чёрной лоснящейся грудкой.

Священник с трудом поднялся и начал отряхивать рясу, но быстро сдался и бросил. Хромая, он доковылял до церкви, зашёл по деревянным ступенькам и скрылся внутри и через мгновение появился снова. В каждой руке у него было, по тяжелому кувшину с ломпадным маслом.

Он спустился с дороги, поставил кувшины на землю, ещё раз посмотрел в небо.

А потом поджёг поле.