Светорада Золотая - Вилар Симона - Страница 55

– Это так, госпожа. И я готов был бы согласиться, если бы не пообещал своим людям, что не пойду в поход на Киев. Однако я и впрямь понимаю, что время сейчас беспокойное, потому, прежде чем навсегда покинуть Русь, хотел бы оказать и тебе, и Эгилю последнюю услугу.

Он мельком взглянул на Светораду, потом посмотрел куда-то в сторону, туда, где на скамьях под развешанными на стенах коврами сидели нарочитые люди. Княжна невольно проследила за его взглядом и увидела среди них деву-воина Ольгу. Лицо ее было напряженным, она внимательно слушала все, что говорил варяг, и, как показалось Светораде, это занимало Ольгу так, будто являлось ее личном делом.

Гуннар продолжил:

– Я заметил, что из-за сбора войск под Гнездово путь торговых кораблей в полуденные моря замедлился. Ведь к Гнездово велено пропускать только драккары варягов, нанимающихся на службу, да тех из ел овен и кривичей, кто пожелает к войску князей присоединиться. Торговых же людей приказано удерживать на волоках. И, как донесли, народу там собралось немерено. Все, кто раньше думал идти торговать по днепровскому пути, теперь осели на переправе между реками. И не мне говорить тебе, мудрая Гордоксева-княгиня, что добра от такого скопища людей не жди. Даже то, что они стали торговать между собой, не уменьшило их недовольства вынужденной задержкой, люди злятся, томясь от безделья, между ними то и дело возникают свары. К тому же, и разбойники не прочь пощипать осевших на волоках. И вот я подумал, что надобно помочь вам последить за порядком в тех местах. Я уже поговорил со своими хирдманнами, и хотя им досадна такая задержка, они согласились подсобить мне. Платы я с тебя за то брать не стану – достаточно того, чем вы меня с Эгилем одарили да оплатили службу мою.

Когда Гуннар закончил произносить эту непривычно долгую для него речь, у смотревшей на него княжны на глазах выступили слезы. Какой же хороший все-таки этот Гуннар! Даже собираясь уезжать, он хочет в последний раз услужить своему воспитателю князю. Выполнить непростую, но крайне необходимую работу, несмотря на то, что был обманут в своих чаяниях получить княжну в жены.

Гуннар старался не глядеть на Светораду, и лицо его оставалось словно каменным. Он только склонил гордую голову, когда сошедшая с помоста княгиня Гордоксева подошла к нему и расцеловала.

– Хороший друг получился из тебя, Гуннар сын Кари Неспокойного. И пусть будут благословенны боги, за то что дали нам узнать тебя, полюбить как родного, а главное, убедиться в том, что ты достоин того места, которое занимаешь в наших сердцах.

Обычно твердый голос властной Гордоксевы сейчас прерывался от сдерживаемого волнения, многие из присутствовавших в гриднице именитых мужей поднялись с мест и провозгласили славу и долгие лета Гуннару, а сам он стоял бледный и напряженный, устремив взгляд куда-то перед собой. Потом медленно повернулся и взглянул на Светораду. В его глубоких светлых глазах полыхнул какой-то огонек, губы дрогнули, словно он хотел улыбнуться, но не мог… И отчего-то Светораде стало неуютно. Она едва нашла в себе силы спросить:

– Когда ты думаешь ехать на волоки, Гуннар?

– Уже завтра.

– Мне будет горько расставаться с тобой.

– Нам всем будет жаль прощаться с тобой, Гуннар, – подала голос Гордоксева. – И хотя ты уплываешь пока не так далеко, мы уже сегодня устроим прощальный пир в твою честь, чтобы там, на своей родине, ты не единожды вспомнил Смоленск добрым словом, когда поднесешь к губам пенный рог. Так, дети?

Ингельд был не очень доволен тем, что мать обратилась к нему, как к ребенку, однако и он подошел к Гуннару, пожал ему руку, сказал теплые слова. Даже Асмунд жестом велел подкатить свое кресло к варягу, тоже что-то промолвил. Гуннара отвлекли от княжны бояре: окружив его, говорили добрые слова, похлопывали по плечам его хирдманнов. А Светорада, воспользовавшись тем, что сейчас никому не было до нее дела, осторожно стала отходить туда, где нетерпеливо поджидал ее горбун Овадии.

Во дворе глаза слепило от солнца. День стоял жаркий, и большинство находившихся во дворе людей были одеты в легкую светлую одежду, оттого все вокруг казалось светлым. Светорада, смахнув недавние слезы, улыбалась, отвечая на приветствия людей, однако ни с кем не задерживалась, а торопливо шла за маячившей впереди горбатой фигурой посланца Овадии.

Тот иногда оборачивался, улыбался татуированным лицом и опять семенил куда-то. Вдруг он замешкался, даже как будто сделал предупреждающий знак, а потом свернул к кузнице, откуда слышались бухающие звуки. Еще ничего не поняв, Светорада последовала за ним.

– Что случилось, Гаведдай?

– За нами следят, – отозвался тот, делая вид, что его здесь ничего не интересует, кроме развешанных на стене кузни подков.

Светорада стояла озадаченная, но тут из кузницы вышел кузнец Даг, полуголый, в пропаленном во многих местах кожаном переднике. В руках он нес раскаленный кусок заготовки, который опустил в бочку с водой. Вода зашипела, кузнец стал вытирать ветошью руки и тут заметил стоявшую неподалеку княжну.

– Светорада! – воскликнул он, улыбаясь.

Княжна все еще оглядывалась, не замечая ничего подозрительного. Спросила будто между прочим: как, мол, вчера догуляли, и вдруг, словно вспомнив о чем-то, схватила Дага за руку.

– Скажи, когда ушел с гулянки Стема, и с кем?

Ответ не больно порадовал ее. Оказывается, когда после отъезда Игоря с княжной приятели начали расходиться, Стемка Стрелок отправился проводить Олесю.

Светорада нахмурилась, даже ногой топнула от досады. Она была в плохом настроении, когда из-за угла неожиданно появилась Ольга.

– Что ты все ходишь за мной, что выведываешь! – накинулась на нее княжна: и так нерадостную весть услышала, а тут еще эта…

Ольга растерялась, но лишь на секунду. Потом отвесила поклон, порадовав Светораду, уже привыкшую к тому, что Ольга демонстративно не оказывает ей почтения.

– Разве я имею право следить за тобой, княжна?

– Это и мне интересно. Навела на нашу гулянку Игоря, а теперь крадешься за мной, аки тать в ночи.

От такого обвинения красивое лицо названой дочери Вещего стало белее мела. Особенно оскорбительным было для нее то, что княжна высказала ей упрек при посторонних – в присутствии этого кузнеца и хазарского прислужника.