Последний медведь (ЛП) - Уайт Кимбер - Страница 1

Над переводом работали:

Перевод: Оксана

Редактор: Галина

Вычитка: Мария

Русификация обложки: Оксана

Глава 1

Шесть месяцев назад…

Уна

Я была почти на тридцать сантиметров выше ее, но моя сестра все равно пыталась заставить меня чувствовать себя маленькой. Она уставилась на меня холодными темными глазами, удерживая стол из красного дерева между нами преградой.

— Сочувствую твоей потере, — сказала Ханна.

Это был по меньшей мере четвертый раз, когда она говорила это меньше чем за час.

Моя потеря. Только моя. Наши родители были женаты двадцать лет, но Ханна никогда не могла с этим смириться. Даже сейчас, когда моя мать ушла из жизни навсегда. Я закрыла глаза, пытаясь позволить туману забытья снова окутать меня. Ничего так не хотелось, как оцепенеть. Моя сумочка лежала на полу рядом со мной. Я могла видеть белую круглую крышку флакона с таблетками, торчащую из бокового кармана. Мои пальцы дрожали, когда я сдерживала желание потянуться за ним.

Я откинулась на спинку кожаного кресла с высокой спинкой в кабинете нашего отца. Наш отец. Нужно напомнить Ханне об этом. Когда я это делала, она морщила лицо и поджимала губы, как будто это вызывало кислый привкус у нее во рту. Полагаю, так оно и было.

Кормаку, нашему брату, по крайней мере, хватило порядочности притвориться пристыженным. Хотя это было не так. Не больше, чем Ханне. Они двое были близнецами, но в это было трудно поверить. Кормак был блондином и высоким, как папа. У него были голубые глаза и глубокая ямочка на подбородке. Его готовили к тому, чтобы он занял место папы, руководил семейным бизнесом и делал политическую карьеру, которую нашему отцу пришлось оставить, и все из-за меня.

Видите ли, я выросла в замке, но никто никогда не принял бы меня за принцессу.

Замок Райан и винодельня уютно расположились на берегу озера Сенека в северной части штата Нью-Йорк. Это место принадлежало нашей семье более ста лет. Наш предок купил его и начал бизнес. Замок располагался на двадцати четырех нетронутых акрах земли с видом на озеро. Отсюда я могла видеть идеально ухоженную изумрудно-зеленую лужайку, простиравшуюся до самых виноградников за ней.

— Уна, — тон Ханны стал резким. — Я сказала, что сожалею о твоей утрате.

Моя утрата. Моя утрата. Ее слова гремели у меня в ушах в такт моему пульсу. Я снова выглянула в окно и вытянула шею. Все гости разошлись, оставив позади ряды позолоченных складных стульев. Организаторы похорон начали собирать эти стулья и убирать цветы с подиума и платформы. Сразу за холмом, на тропинке, ведущей вниз к семейному кладбищу, мы похоронили мою мать. Ханна и этого не хотела, но завещание моего отца было конкретным. Если бы я поддалась ярости, которую чувствовала под воздействием медикаментозного тумана, я бы указала Ханне, что именно наш отец подал на развод с матерью Ханны и Кормака. Он выбрал мою мать.

— Спасибо, — я повернулась обратно к Ханне, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

Я не хотела отдавать ей даже маленькую частичку себя. Она этого ожидала. Они все. Ханна, Кормак, муж Ханны Стюарт и Брэдли Лауэр, семейный адвокат. Каждый из них уставился на меня с другого конца комнаты, наблюдая. Ожидая. Начнет ли мое лицо краснеть? Будут ли мои пальцы дрожать? Станет ли мое дыхание прерывистым? Что было бы первым верным признаком того, что Уна вот-вот взорвется? Все гости разошлись, за исключением одной, доктора Моры Нили. Я почти ощущала ее присутствие за дверью. Ханна пригласила ее сюда сегодня. Почти можно было слышать разговор, который у них, должно быть, был.

Быть здесь ради Уны. Кто знает, что она может натворить?

Так что доктор Нили оставалась рядом, готовая справиться со мной, если бы я проявила какие-либо признаки тревожного поведения.

Они боялись меня. Я испытала крошечную долю удовлетворения от этого, хотя и знала, что это было именно то, из-за чего мой мир снова рухнет.

Брэдли Лауэр прочистил горло. Он, по крайней мере, выглядел неуютно из-за того, что должно было произойти. Его пальцы дрожали, когда он сжимал лежащий перед ним документ. Ханна стояла у его левого плеча. Стюарт стоял немного позади нее, отряхивая ворсинки со своего темно-синего костюма. Неужели он не мог потрудиться надеть черное сегодня? Кормак стоял за правым плечом Брэдли, уставившись на бумаги.

— С кончиной твоей матери, — сказал Брэдли, — Ханна и Кормак становятся попечителями-правопреемниками. Судя по тому, как это устроил Кормак-старший, он наделил их очень широкими полномочиями. Как и твою мать. Но она была очень консервативна в том, как вела дела. Ты понимаешь?

Я прочистила горло и кивнула. Не поняла. Не совсем. Под моей грудью образовалась пустота, и мое зрение затуманилось. Затуманилось, а не потемнело. Остальные из них думали, что первым признаком перемен будет какое-то движение или оживление с моей стороны. Этого не случилось. Никогда. Им не о чем было беспокоиться. Я ничего не почувствовала. Только оцепенение. Если бы я закрыла глаза, могла бы увидеть, как они опускают гроб моей матери в холодную землю.

Должно быть, прошло время. Не знаю, сколько. Но Ханна уже обошла стол. Она опустилась передо мной на колени.

— Уна, — сказала она, — мы были великодушны. Слишком великодушны.

— Ханна, — Кормак оттащил ее, — дай ей немного пространства.

Ханна бросила на своего брата-близнеца каменный взгляд.

— Кормак. Все, что мы когда-либо делали, это давали ей пространство. С ней нянчились всю ее жизнь, Кори. Каждую секунду этого. Ну, не более того. Я больше не позволю ей разрушать эту семью. Ты слышишь меня, Уна? Все кончено.

Я покачала головой. Почувствовала, как мой пульс участился, но оставалась сосредоточенной. Я прикусила нижнюю губу, борясь с желанием наброситься на Ханну. Мне следовало удвоить дозу этим утром. Боже, большая часть утра казалась нереальной. Как долго Ханна репетировала эту маленькую речь? Я могла чувствовать, как ее собственный пульс учащается с другого конца комнаты.

— Я в этой семье, нравится тебе это или нет, — ответила я тоном, который, как мне показалось, был довольно спокойным в данных обстоятельствах.

Губы Ханны скривились в усмешке. Пот выступил у нее на лбу, и она отступила назад. На ней было темно-фиолетовое облегающее платье с глубоким вырезом. Как я не замечала этого раньше? Между декольте Ханны свисал бирюзовый кулон, усыпанный маленькими бриллиантами.

— Он тебе не принадлежит.

Я не помню, как встала со своего стула. Но теперь я возвышалась над Ханной и сжимала кулон в кулаке. Один рывок моей руки, и я могла сорвать его с ее шеи. Глаза Ханны путешествовали все выше и выше, охватывая все мои метр восемьдесят пять.

— Он принадлежал моей матери. Папа подарил его ей.

Ханна попыталась отступить. У нее перехватило дыхание, когда я отпустила ожерелье.

— Папа? Он не был твоим папой, — сказала Ханна, ее голос сочился ядом. — И она не была твоей матерью. Проснись, Уна. Посмотри в зеркало. Ради бога, твоя мать была ростом метр пятьдесят на каблуках.

Внутри меня поднимался жар, начинаясь низко в груди и распространяясь наружу. Я закрыла глаза, боясь открыть их и увидеть тьму, которая, как я знала, назревала под ними.

— Ханна!

Даже не знаю, кто окликнул ее. Все мужчины в комнате казались кроткими и запуганными. Что бы ни должно было произойти, это было между мной и моей сестрой.

Я открыла глаза, наполовину ожидая обнаружить свои руки на горле Ханны. Однако это было не так. Я держала их по бокам, сжав кулаки.

— Тебя удочерили, Уна, — выплюнула Ханна слова.

Удочеренная.

Полагаю, имеет смысл. Это должно было поставить меня на колени или привести в ярость. Вот моя сестра, стоящая передо мной в тот день, когда я похоронила свою мать, и говорящая мне, что на самом деле она не моя мать. Я действительно почувствовала что-то вроде ярости. Но это было далеко, на острове где-то в моем сознании. Я улыбнулась. Глаза Ханны расширились.