Я родила от вашего мужа - Рей Полина - Страница 4

– Ты с ней спал?

Я запоздало сообразила, о чём именно спрашиваю. Так по-идиотски я не чувствовала себя ни разу в жизни. Возможно, нужно было воздержаться от выяснения отношений при посторонних людях, но я попросту не могла. Из меня лились эмоции, причём все, как на подбор, окрашенные жутким негативом.

– Даша, давай не сейчас. У Алёны есть основания считать, что я могу быть отцом. Пока этого достаточно.

Я так и вскочила от возмущения. У Алёны имелись основания?

– Ты поехал и вписал себя в свидетельство о рождении, Хлебников! Как у тебя вообще мозгов на это хватило? О чём ты думал, когда ложился в постель этой деревенской кобылы? Да ещё прямо здесь, в этом самом доме!

Я стала захлёбываться, а голос срывался. Это ведь был наш оплот, мы даже называли дом родовым гнездом. И сюда Веня притащил другую бабу, после чего имел её на своём матрасике?

– Даша, хватит! Не нужно было никого сюда впутывать. Мы сами бы разобрались. Алёна не права в том, что привезла ребёнка, но и ты не права, вмешивая чужих лиц!

Ах, он ещё и скинул всё с больной головы на здоровую! Прекрасно!

Я горела возмущением. Кипела таким негодованием, что дал бы мне кто в руки плётку – отхлестала бы мужа с воодушевлением. И этот БДСМ ему бы точно по душе не пришёлся.

– Так, граждане Хлебниковы, спокойно! – раздался властный голос майора, когда я уже собиралась вылить на голову Вене весь свой красочный запас нецензурных слов. – Сейчас врачи осмотрят младенца, а после мы отправимся к Алёне Дмитриевне.

Он посмотрел на Хлебникова и проговорил не спрашивая, но утверждая:

– Вы ведь прекрасно осведомлены в том, где она живёт, Вениамин Сергеевич.

Муж кивнул и стал смотреть куда угодно, но только не на меня. А я заметалась по дому, наплевав на то, как это могло выглядеть со стороны. Меня словно бы загнали в душную клетку. Радость от переезда, мечты о скором первом застолье в моём доме, который я уже любила всей душой, – всё это было облито грязью и изничтожено родными руками Хлебникова.

Ну и не только руками…

Как во сне я наблюдала за тем, как в дом заходит бригада скорой, как они быстро осматривают младенца, предварительно спросив, кто отец. У них имелась информация, что мать бросила ребёнка, но папа рядом. И вот муж нехотя, но всё же кивнул, когда врач сверялась с документами, и я не смогла этого больше выдерживать.

Ушла в комнату, которая предназначалась одной из дочерей. Они до сих пор никак не могли решить, которая из спален кому будет – хотя мы позаботились о том, чтобы размер помещений был одинаковым, и у девочек не возникло ощущения, что кого-то из них ущемляют.

Как только за моей спиной оказалась преграда двери, мне показалось, что я наконец могу дышать. Ради себя самой мне нужно стать сильной и смириться с пониманием, что мой муж – похотливая лживая сволочь. И тогда я смогу встать на защиту интересов – своих и Эмилии с Майей.

Потому что я даже предполагать не желала, что станет происходить в тот момент, когда Веня примет этого ребёнка. Если вдруг Алёну отыскать мы не сможем – как пойдёт наша жизнь дальше? Хлебников ведь не отдаст собственного сына в приют? Он заберёт его и будет растить сам. Отец-одиночка, мать его…

А дальше я даже фантазировать была не в силах. На моих глазах происходило несколько разводов близких нам семейных пар. В девяноста процентов из ста люди как по щелчку пальцев становились друг другу врагами. Начинали ненавидеть один второго с такой силой, что это чувство становилось разрушительным за считанные мгновения.

Делили имущество, пилили бюджет, не смотрели на чувства детей… А у нас с Хлебниковым ведь очень много всего совместного – две машины, большая и недешёвая квартира, счета в банках, этот дом… Нам тоже предстоит всё это делить?

– Дарья Александровна, – сначала раздалось обращение ко мне, затем – осторожный стук.

– Открыто, – хрипло ответила я, развернувшись к выходу лицом.

Дверь приоткрылась и на меня воззрился Киселёв.

– Врачи осмотрели ребёнка, он здоров. Сейчас мы направляемся к Алёне Дмитриевне. Вы проследуете с нами? – спросил он.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я тут же ухватилась за это руками и ногами, чтобы только сфокусироваться на чём угодно, а не на убивающих меня мыслях. Сейчас пойдём к этой кукушке и вернём ребёнка. А потом… потом пусть наряды и скорые уезжают и у нас с мужем будет отдельный разговор.

– Да! Да, конечно, я с вами, – ответила майору.

Когда вышла в гостиную, оказалось, что все уже покинули дом и ждали на улице. Пока я наскоро одевалась, Киселёв задумчиво проговорил:

– Ребёнок, кажется, голоден. Постоянно плачет.

Я так и взвилась мысленно. Зачем он делится со мной это информацией?

– У меня в холодильнике только яйца, бекон и сыр. Уж простите, но ко встречи с двухмесячным дитём я была не готова, – развела руками. – Давайте уже вернём его маме как можно скорее, – добавила мягче, поняв, что срываться на полицейского – глупая затея.

– Давайте, – кивнул он и мы вышли из дома.

Решено было ехать на машине. Так быстрее, ведь Никита и впрямь голосил на весь наш посёлок. Мы устроились в авто – рядом со мной на заднее сидение усадили лейтенантика, который держал ребёнка, а Веня сел вперёд. Наверное, опасался, что я его ударю, несмотря на то, что с ним будет младенец. Или попросту вообще не хотел иметь дела с сыном.

В молчании мы добрались до дома Алёны. Это был довольно скромный каркасник, стоящий на отдалении от центра посёлка. Участки здесь были не очень дорогими.

Мы вышли из машины, и Киселёв тут же направился к дому этой гром-бабы, которая сегодня подкинула мне море проблем.

Хлебников последовал за ним, а лейтенант с орущим ребёнком остался рядом со мной. Не услышать плач малыша мог лишь глухой. Неужели у горе-мамаши не дрогнет сердце, когда она поймёт, что Никита до одури голодный?

Майор постучал в дом раз, другой. Никто не открывал. Это меня взбесило просто за мгновения. Сучка-Алёна, гореть ей в аду, оккупировалась в своём доме и даже полицию на порог пускать не собиралась!

Я уже собиралась было наплевать на всё, подлететь к двери и начать колотить в неё всем, что попадётся под руку, когда та приоткрылась и из неё высунулась удивлённая и даже напуганная седовласая голова старушки.

Она округлила глаза, после чего подслеповато прищурилась и посмотрела на Киселёва. Затем перевела взгляд на Хлебникова, и лицо её просветлело. Старушка узнала моего мужа. Он был здесь до сего момента, Алёна не соврала. А сам Веня стоял, опустив свои глаза, видимо, от стыда. По крайней мере, я надеялась, что эта эмоция у него ещё не атрофировалась.

– Венечка! – возвестила бабуля громким голосом. – А Алёнушки дома нет! Забрала Никитку и ушла куда-то. Сказала, пока её обратно не ждать! Так что сыночка своего сегодня навестить не сможешь!

Занавес.

Он навещал ребёнка. Он вписал себя в свидетельство о рождении завывающего в голос сына… Даже если после Хлебников вдруг решил, что растить малыша не хочет, в своё время он уже предпринял столько действий, что они говорили сами за себя: Вениамин признал Никиту. Признал и хотел растить его сам.

– Вот он – ваш Никитка! – не выдержала я, всё же выступив вперёд.

Бабулька снова стала щуриться, посмотрев на меня. Я указала на лейтенанта, у которого на руках вопил младенец.

– Вот ваш внук, или кто он там вам? Алёна принесла его нам и бросила. Нужно срочно с ней связаться и отдать ребёнка!

Хлебников смотрел на меня одновременно с возмущением и чувством вины. И если с последним всё было ясно, то что именно могло распалить его недовольство моим поведением, я не знала.

Бабулька перевела взгляд на ребёнка и охнула. Тут же засуетилась, открыв дверь пошире.

– Проходите, проходите! Вот горе-то какое! Бросила! А я ж не думала, что она взаправду говорит, что уедет… что оставит Никитушку отцу и поедет искать лучшей жизни. Ох… что же мне делать, если Алёнушка дом этот продаст?

Пока мы заходили в небольшую прихожую, старушка без умолку болтала. И мне бы даже стало её жалко, ведь, судя по всему, она может остаться без жилья, если бы в первую очередь я бы не думала о себе.