Иволга и вольный Ветер - Чередий Галина - Страница 8

– А Вас, простите, как звать? – уточнила продавец.

– Егор.

– Так вот, Егор, у нас как совхоз развалился, так технику всю поразворовали, у дядьки Толи вот только и остался старенький списанный МТЗ. А грузовики есть, конечно, у лесозаготовителей, но они у меня сегодня как раз продуктами закупились и уехали на дальнюю делянку лес валить, вернуться через пару дней собирались. Так что, никак до утра с машиной.

– Ну что же… – пробормотал я себе под нос, наливая еще для храбрости и согрева. – Если меня ваша Валентина не пустит на ночлег, то вернусь к вам утра ждать.

– А чего ж ей не пустить знакомого-то человека? – Ага, знакомства они разные бывают и наше вышло весьма своеобразным. – Поругались что ли? Потому она и приехала, небось? А вы за ней?

Глаза продавщицы заблестели любопытством, явно генерируя местную новость завтрашнего дня, и я решил не снабжать добрую, но скучающую по сплетням, женщину новыми подробностями. Указал на коробку конфет, самое прилично выглядящее вино, расплатился и, обреченно выдохнув, вышел обратно на мороз, оставив недопитую бутылку на радость двум аборигенам.

Мигом пробрало, не смотря на выпитое, и я перешел с шага на бег. До нужного дома добежал минуты за три, нашарил задвижку изнутри на невысокой калитке, шагнул во двор. Вот где тропинка до крыльца тщательно расчищена, только чуток все еще идущим снегом припорошена.

Ну, где наша не пропадала! Старое крыльцо жалобно заскрипело подо мной, удары по обитой рубероидом двери вышли глухими, так что никто мне по началу не открыл. Подождал сколько вытерпел, чувствуя как холод стремительно пробирается под отсыревшую от подтаевшего снега и остывшегося пота одежду, и затарабанил уже посильнее. Результат – хлипкая дверь вдруг открылась, перекосилась со страшным скрипом и повисла на одной петле и как раз в этот момент и распахнулась другая дверь, ведущая из сеней в дом. В ореоле яркого света появилась девушка, к которой я так долго и с приключениями добирался.

– Добрый вечер, Валентина! – с искренней радостью оскалился я в улыбке и шагнул ей навстречу, подгоняемый холодом и бесшабашной уверенностью, что дарит алкоголь. – Пустите погреться, а то больно уж холодно тут у вас.

– Вы?! – прищурившись в темноту, наконец, узнала меня девушка. – Вы зачем здесь? И это что, ваша обычная манера – двери обязательно ломать людям?

Я мог видеть только очертания ее фигуры, выражения лица не разобрать после потемок, но вот в голосе что-то радости от моего появления слышно не было. Зато пахло от самой Валентины и из дома просто восхитительно – немного дымным теплом, свежим хлебом, и ещё чем-то тонко цветочным и горьковато травяным. И мне охренеть как хотелось и нужно было окунуться во все эти ароматы, тепло, в саму стоящую передо мной красавицу.

– Честное слово, это случайно вышло, обещаю починить. Только позвольте отогреться, реально замерз почти насмерть.

– Я вас знать не знаю почти и должна впустить на ночь глядя? Вы в своем ли уме? И чем это пахнет? Вы пьяный что ли?!

Не дожидаясь моего ответа, она резко захлопнула дверь перед моим носом и залязгал запор.

– Убирайтесь!

– Да охренеть, как здорово.

Глава 5

Слезами в этом мире ничему не поможешь, уж это я узнать успела. И, как бы горько не было, а приходится признать, что ничего в жизни взрослых людей не поменяешь, как ни старайся, если они сами ничего менять не хотят. Когда отца последний раз закрыли, мать прямо-таки божилась мне, что назад его не примет больше никогда. Но она это же каждый раз обещала, сколько себя помню, так с чего я решила, что на этот раз у нее хватит характера? И даже не ее слабоволие бесит больше всего, а умолчание, которое в этом случае практически равно вранью.

Она нас, своих детей, в принципе любит? Как может любовь сочетаться с подобным отношением? Нет, мать, конечно, себя рвала всегда, чтобы хоть как-то нас поднять. Работала до упаду, дома чистота, одежда постирана, пусть и сто раз перештопана. Хоть и из топора, но по ложке каши каждому даже в самое лютое безденежье добывала. Но, блин! Насколько бы все было лучше в ее и нашей жизни, если бы каждый раз она не пускала отца обратно. Только что-то начинало налаживаться у нас, и хренакс! Он явился, и все пошло прахом. Прожрет все со своими дружками, вынесет из дому все, что можно продать на пропой. Даже картошку и овощи из погреба, выращивая которые, мы дружно горбатились все лето, и домашнюю консервацию, грибы, орехи, что собирали, кормя комаров. А потом ещё и проворуется, и его опять отправляют жить на казенных харчах, а мы без всего остаёмся. Мать ревёт по ночам и божится, что больше никогда, но этот гад выходит – и все по-новой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вот почему? В чем причина, как мне понять? Я ведь по ее примеру тоже терпела с Яшкой и его семейкой до последнего, так? Пока до полной жести не дошло. А если бы не дошло, то что, и дальше бы терпела? И выбрала же я не просто так его, лентяя и понтореза бесполезного, что тоже, как и мой папаша желал исключительно веселой жизни и лёгких денег, а не какого-нибудь работягу. Да, развернулась и ушла, точнее сбежала, но будь у нас уже ребенок, смогла бы так запросто? И что бы я делала, если бы не «Орион» и солнечный Мишка Сойкин? Ведь была же малодушная мыслишка в петлю полезть.

Нафиг все, сидеть и страдать, изводя себя размышлениями посреди пыли и холода, не выход.

Давно не топленная печь в бабушкином доме сначала никак разгораться не хотела и адски дымила, пришлось двери-окна настежь открыть, пока тяга наладилась. Слезы лились уже от дыма, а не с горя, одежда вся провоняла знатно.

На удивление, никто из местных с липкими ручонками в дом бабушкин не влез за все это время, так что вся утварь и мебель с бельем на месте были. Пыли, правда, повсюду на полпальца легло, но это поправимо. Натаскала из колодца воды и поставила греться на печь. Несколько часов собирала паутину, драила все, распечатала подарочную стиралку и переболтала в ней и провонявшие вещи и постельное белье. Вывесила на мороз, а сама вымылась от пыли и копоти в здоровенном тазу, переоделась. Слопала консерву с хлебом и легла спать поверх покрывала. От него, как и от ватного одеяла, которым укрылась, несло, конечно, затхлостью долго стоявшего без жильцов дома, но терпимо. А утром я вывешу все на улицу и морозом с ветром все это дело исправится.

Младшие мои прибежали ко мне с утра перед школой, а вот Севка на глаза не показался.

– Только мы на минутку, Валь, – пряча глаза, сказала мне двенадцатилетняя Лидуся, когда мы все наобнимались и нацеловались и даже чуть прослезились.

– Папка сказал, что пока ты перед ним не извинишься, нам к тебе нельзя. Мол, ты нас плохому научишь, – почти шепотом поддержала ее самая младшая – семилетняя Настюша.

– Я вас плохому научу? – внутри опять закипело, но я сдержалась.

– Ага, словами плохими папку обзывать и не слушаться их с мамкой, – поддакнул десятилетний Никита. – Мы вчера слышали, как вы шумели, но боялись показаться.

– Севка давно с отцом пьет? – спросила я, стараясь не скрипеть зубами.

– Не, дня три, как этот дядька Валера к папке приехал. А до этого он все отказывался и тоже часто с папкой ругался, особенно если он маму стукнет или орет на нее сильно.

– Вы голодные? – решила я не развивать тяжёлую тему. Я сама жила в этом всем, помню как было гадко и стыдно, особенно когда кто-то расспрашивал, и не важно – с сочувствием или ради праздного любопытства. Но другого же тогда не знала, вот и была одна реакция – ощетиниться на всех, кто в твою семью лезет.

Мелкие закивали и мигом умяли две банки тушёнки на троих, запили все чаем с конфетами и кексами.

– Так, все, бегом теперь в школу, а на обратном пути забегайте, я пирожков нажарю вам, – торопливо стала выпроваживать мелких я. И так уже опаздывают, а им в достатке в этой жизни дерьма хватает, чтобы ещё и от учителей выхватывать.

Вот и как быть-то? Ну не ехать же в райцентр в опеку и не просить родных братьев и сестер забрать в приют? Себя же помню, такого бы не простила, возненавидела бы навек. Ведь как там ни иди, а дом и родные всяко лучше какого-то казенного дома и чужих безразличных людей, для которых ты – работа. И что же значит? Пусть и дальше живут с этим… Господи прости, хоть бы его опять поскорее посадили, только лишь бы Севку за собой не потянул.