Иволга и вольный Ветер - Чередий Галина - Страница 11

– Давайте я вас укрою покрывалом, а то вон вся кожа в мурашках, – предложила она, и я поймал ее на рассматривании моего голого бедра.

Ага, попалась ты, птица сказочная, смотришь! Смотришь и что-то там себе думаешь. Со штангой я приседал достаточно, чтобы не переживать насчет мышечной архитектуры моих ног.

– Не откажусь. Не люблю холод. Лучше уж жара, яркое солнце и теплое ласковое море. Вы любите море, Валентина?

Покрывало она мне, к сожалению, просто протянула, а я бы не отказался ощутить ее руки на своих плечах хоть мимолетно. Оно ведь как – сначала руки мимолётно, а потом и ноги там окажутся и уже на подольше. Ведь ноги-то роскошные, лодыжки вон тоненькие, как резные. Уверен, бедра окажутся остальному под стать.

– На море я не бывала, но не круглый же год оно теплое, – качнула Валентина головой, помешав зашипевшее содержимое сковороды.

Шея у нее – просто искушение. Длинная, аристократичная прямо, и кожа кажется такой нежной, что аж язык к небу прилипает, от желания попробовать ее на вкус. Носом провести сначала, дразня движением воздуха, чтобы мурашечки крошечные появились, и дыхание у Валентины начало частить. Потом губами провести слегка-слегка и тогда уже…

– А это смотря где это море в данное конкретное время, – ответил, прочистив запершившее горло.

– Если так любите тепло и моря, то зачем же к нам в холода приехали?

– Работа. Чтобы иметь возможность отдыхать у теплого моря в любое время года и позволять себе и близким прочие желанные удовольствия, работать нужно без оглядки на климат и широты.

– Близким? У вас есть семья?

– Я имел в виду немного другое, – невольно покривился я. Ну как же это раздражающе-ожидаемо, когда женщины в первую очередь начинают тебя прощупывать насчет наличия законной супруги с детьми, а автоматом и планов и перспектив на этот счёт. Не разочаровывай меня этой банальщиной, птица зеленоглазая, прошу! – Близкие – люди, готовые разделять со мной те самые удовольствия. А из фактической семьи у меня только отец.

И мы давно не семья и никогда особенно ею и не были. Кровные родственники, и все на этом.

Валентина внимательно смотрела на меня, и я прямо-таки ждал, что она задаст вопрос типа «И как же много этих близких?» или «Вы мне предлагаете как раз такой близкой и стать?», но вместо этого прозвучало:

– А кто разделяет с вами суровые будни и моменты, никак с удовольствиями не связанные?

– Никто, – огрызнулся практически я. Почему-то неприятно царапнуло. – Я в этом не нуждаюсь и стараюсь свести подобные моменты в своей жизни к минимуму.

– И получается? – Валентина поставила передо мной тарелку, положила вилку и села напротив.

Она ведь не язвит ни капли, смотрит так, будто ей действительно это интересно.

– В основном, – проворчал я. – Когда ты реально любишь свою работу и не ограничен в средствах для всего желаемого, то суровые будни и моменты без удовольствия от самой жизни случаются нечасто.

– Здорово, – она улыбнулась чуть-чуть и как-то грустно, но все равно это была первая ее улыбка, которую я видел, и от нее где-то за грудиной кувыркнулось, и в башке чуть поплыло. – То есть, ваш рецепт счастья – любимая работа и деньги?

– И еще люди, с которыми я готов щедро делиться и разделяющие мои взгляды на жизнь, – скорректировал я ее вывод и напомнил о том, зачем перся в это снежное Кукуево. – Я хочу, чтобы вы стали таким человеком для меня, Валентина.

Но похоже, она уже ушла в свои мысли, потому что никак не среагировала на последнюю мою фразу. Подперла кулаком подбородок и смотрела вроде и на меня, но при этом в никуда.

Я же приступил к еде и замычал, зажмуриваясь. Вкусно-то как. Такая простая и давно забытая еда, но сейчас она почудилась божественным нектаром и амброзией. Тарелку я мигом подмел до блеска. Внутри стало так уютно-сытно-лениво сразу, что показался себе обмякающим мешком с костями, а веки вдруг обернулись свинцовыми тяжеленными шторами, что упорно стали сползать на глаза.

– Ой, я чайник поставить забыла! – подхватилась Валентина, и я проследил за ней слегка осоловевшим взглядом. – Погодите, сейчас я к колодцу за свежей водой сбегаю!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Вы головокружительно красивая женщина, Валентина, – пробурчал я себе почти под нос, вяло ворочая языком.

Валентина сверкнула на меня глазами, накидывая на плечи шаль, и это было последнее, что я увидел перед тем, как мои собственные все же закрылись. Старею, что ли, сонный, блин, соблазнитель и герой-любовник. Минуточку посижу и потом…

Глава 7

Ветров спал. Устроил голову на собственном локте, согнулся перед столом, расслабил свои мощные плечи и равномерно сопел к моменту моего возвращения от колодца. Напоила чайком называется. Ну и что мне с ним теперь делать-то?

– Эй! Ветров! – неуверенно окликнула я, но он не шелохнулся. – Ну здорово!

Поставила ведро аккуратно, чтобы не лязгало, на лавку, накрыла крышкой, скинула бабушкину шаль и подошла к своему незваному гостю. Протянула руку, потрясти за плечо, но почему-то не решилась. Зато сделала очень странную вещь, которой от себя не ожидала – наклонилась и понюхала у его затылка. Пахло потом, не резким, кислым, застарелым, а смесью свежей испарины и недавнего мороза и ещё чем-то хвойно-цитрусовым, не отчётливым, его собственного аромата не перебивающим. В общем-то, ничего отталкивающего.

Всмотрелась в его расслабленное сейчас лицо, изучая черты уже смело, а не украдкой. Все же я не выдерживала его слишком прямой взгляд, на который весь вечер натыкалась. Слишком уж он был откровенным. К мужскому интересу-то я привыкла, даже к наглому похотливому раздеванию глазами, но Ветров смотрел… ну как-то иначе. Не так, как вежливо подкатывавшие парни, но и не так, как пялились по-хамски пристающие. Он не прятал огонька вожделения в своих глазах, однако, оно не оскорбляло, не пачкало липко кожу, потому что было щедро приправлено восхищением. Поэтому смущало и будоражило. Покажите мне ту, кого не взволнует искреннее восхищение в мужских глазах. Даже если мужчина этот какой-то левый тип и вообще не в твоём вкусе.

Всмотрелась в черты мужчины внимательнее, снова поражаясь, как и в первый раз, прямо-таки летнему бронзовому оттенку загара на его коже, на фоне которого белесая полоска шрама над верхней губой и слегка на ней казалась особенно контрастной. На переносице лёгкая горбинка, явно не естественного происхождения, ломаная. Вот и где себе такие «украшения» нажил респектабельный бизнесмен?

Сразу бросила взгляд на его руки. Пальцы длинные, никаких бледных следов колец, так запросто сдающих с потрохами женатиков. Ногти аккуратные, однозначно ухоженные, прямо за свои, зачуханные после последних дней стирок, ремонта и уборок стыдно стало. Неужто на маникюр ходит? Хотя, а почему нет? Он же со всякими уважаемыми и крутыми дядьками небось общается, руки жмёт, документы там подписывает, стрёмно было бы это делать с грязью под ногтями и заусенцами во все стороны. А вот костяшки, в противоположность пальцам, как у бойца, набитые однозначно, я же теперь в таком разбираюсь. Да и на внутренней стороне ладони видны намозоленные места. Не знаю уж, что он делает руками, но явно не сложа их посиживает.

Пригляделась к лучистым морщинкам вокруг глаз, к темным недлинным, но густым прямым ресницам. Вот вроде городской пижон, такой же, как Яшка был, а не такой. Проучившись и поработав в «Орионе», я настоящую мужскую энергетику стала легко улавливать, не путая ее больше с незрелым позерством и показухой, что прячут часто под трусливой агрессией. И это, как оказалось, к возрасту имеет весьма опосредованное отношение. Кто-то просто взрослеет и матереет, а кто-то никогда, так и оставаясь инфантильным козлом или павлином с куриной жопой, припрятанной под роскошным хвостом.

Интересно, сколько лет Ветрову? За тридцать уж точно навскидку. И если быть честной, мужик он довольно привлекательный, пусть и не красавчик яркий, как тот же Яшка или Мишка Сойкин.