Волчьи тропы - Фролов Андрей - Страница 85

— Ивальд выведет вас к лестницам. Правда, кузнец, тебе ведь можно доверять? А потом «Слейпнир» и дорога домой… Мы славно потрудились, делая свою работу… Рёрик, возьмёшь на себя переговоры с Любимом… Расскажешь ему, что тут творилось на самом деле.

Северяне стояли над конунгом, не способные теперь даже пошевелиться, и один лишь Ивальд уже неприкрыто бесновался вокруг, словно учуявшая запах газа канарейка. Дверг был бледен и беспрерывно стрелял глазами по сторонам.

— Быстрее…

— А ну-ка, ближники, несите меня вон за тот станок… Или мне идти самому? — Вопрос сломал изморозь. Вновь ухватившись за углы плащей, северяне бережно подняли конунга, унося его в укрытие. Орм, проверив и зарядив две винтовки, осторожно опустил оружие рядом.

— Мы будем ждать твоего возвращения… — странно сказал он, опуская на пол несколько полных магазинов. Торбранд тепло улыбнулся в ответ, хрустя кровавой маской на лице, и пожал руку кормчего.

— Ещё принесите обломок моего меча — я хочу показать сидящим за столами Вальхаллы, что именно сломал в груди Сурта!

— Он почти тут, — сказал вдруг Ивальд, замирая, а на верхних уровнях зала послышалось шипение.

— Уходите, — конунг торопливо пожимал протянутые к нему руки, морщась от боли, — быстрее!

— Ты не имеешь права так поступать с нами, — Рёрик был последним, кто задержался рядом с вождём, опускаясь на раненые колени. Остальные, ведомые подземником, уже скрывались в коридоре, то и дело оборачиваясь, чтобы бросить прощальный взгляд. — Ты нужен нам… нужен Раумсдалю…

— Знаешь, сын Свейна, — Торбранд невесело улыбнулся, крепко пожимая руку Рёрика, — я, пожалуй, как раз единственный из вас всех, кто имеет право так поступить… Иди, возвращайся к своему сыну, ярл! И не дай упасть красно-чёрному раумсдальскому стягу… А если уж я действительно так нужен вам… — Торбранд задумался, пальцами поглаживая висящий на рукояти ножа Волькнот. — Тогда ждите моего возвращения! И ещё, — в ладонь Рёрика что-то легло, и он с удивлением посмотрел на покрытую кровью железную руну конунга, — возьми это… Когда-нибудь ты наверняка поймёшь, кому её стоить отдать…

Они обнялись, два старых боевых друга, обмениваясь кровью из многочисленных ран. А потом ярл резко обернулся, скрывая лицо, не без усилий вскочил и бегом бросился за остальными, более не оглядываясь. Торбранд плотно, до боли сжав окровавленные губы, слушал, как медленно стихает в коридорах эхо их шагов. Затем дотянулся до винтовки и резко дёрнул затвор.

— Я уже мёртв, о мой отец! Я стал братом эйнхериям, что торопятся встать в один строй моего клина! Косматые валькирии кружат над моей головой, прославляя мой род до самого Отца людей и богов! Ворота Вальгринд, ждите меня, я иду…

А потом страшный рёв потряс подземелье, осыпав пыль с потолка. Вибрация усилилась, запах серы начал душить, конунг закашлялся, а через несколько мгновений услышал стрекотание раумсдальских винтовок. Обернувшись на Торкеля, он улыбнулся:

— Они все же утягивают его прочь…

Шум стал стихать, рёв удалялся, а страшный шелест, вызывающий вибрацию стен, постепенно становился все слабее.

Взяв в левую руку обломок меча, Торбранд приготовился ждать.

Они действительно появились, хотя и поздновато, через час с небольшим. Вероятно, рассчитывали, что, спасая свою жизнь, из подземелий ушёл последний защитник заложенных бомб, — совсем молоденькие альвы, ведомые последним приказом Сурта. Тощие, невысокие, совершенно беззащитные, голые, сквозь прозрачную кожу которых просвечивали тонкие больные кости. Морщась от отвращения, конунг поймал первого в прицел, подпуская поближе.

Ожидание убивало страшнее полученных ран. Ожидание, жажда и пульсация рвущегося наружу раненого Волка, ненормальным темпом лечащего раны человека, в плоть которого он был насильно заключён. Несколько раз, неуверенно балансируя на тонкой грани между видениями, забытьём и реальностью, Торбранд едва не провалился в темноту.

Вода, последняя вода, выжатая из фляги, не принесла облегчения, даже не смочив запёкшихся губ. Тогда, с усилием дотянувшись до лежащего рядом Торкеля, конунг притянул его к себе, надрезал коченеющее запястье и с трудом напился проклятой крови. Вкус «Фенрира» вернул жизнь, просветляя взгляд и сознание. Боль ушла, а забытьё больше не протягивало призрачных рук. Поблагодарив мёртвого хирдмана, конунг опять вернулся в укрытие, обратившись в живое воплощение ожидания. Ведь ожидание умеет убивать…

И вот они пришли, молодые, неуверенные, неопытные, но уже обученные ненавидеть людей, по большей части ещё даже не очистившиеся от покрывающей тела слизи. Прошли в зал, прижимаясь к стенам, негромко переговариваясь на странном языке и с удивлением разглядывая усеивающие пол трупы. Медленно двинулись вперёд. Одиннадцать человекоподобных существ, за спинами которых маячила молодая поросль кошек и ежей, покрытых мягкими иглами. «И все же убивать детёнышей непросто», — подумал Торбранд, открывая огонь.

Пули, одной из которых вполне хватало и взрослому альву, шквальным огнём очередей буквально в клочья изодрали подступивших к бомбам мутантов, окрасив все вокруг свежими росчерками красного. За полминуты после того, как альвы, начав умирать, неумело бросились прочь, сталкиваясь друг с другом и вереща, Торбранд уничтожил всех. Конунг смеялся, тяжело откашливаясь кровью, а один из таймеров, выглядывающий из-под красной трубы с органическим наростом на неровном краю, мерно подмигивал человеку электронным секундомером.

Уничтожить четвероногих мутантов так просто уже не удалось: услышав выстрелы, молодые йотуны мгновенно скрылись в коридорах, более не показываясь вовсе. Опустив дымящуюся винтовку на пол, Торбранд неловко сменил магазин… Червь ещё мог вернуться.

Но вместо Червя в зале неожиданно появился некто иной. Сидящие по камерам бездушные пленники «Истока» беспокойно зашевелились, вжимаясь в углы клеток.

— Ты можешь представить себе, какого труда мне стоило услышать зов своего повелителя и даже успеть, человек?!

Торбранд уже начал оборачиваться, как мощный удар вышиб у него из рук оружие и рукоять сломанного меча, отозвавшись во всем теле ослепительной болью. Не в состоянии даже различить нового противника сквозь багровый туман, накрывший глаза, конунг завалился на пол, хрипя широко открытым ртом.

— Что, больно? — Коверкая человеческую речь, поинтересовалась крупная фигура, нависающая сверху. — Прими мои сочувствия… Я хотел сказать, соболезнования.

Он спустился с балконного яруса очень тихо, совершенно бесшумно, а может, просто спрыгнул, сразу переходя в атаку. Торбранд попробовал отползти, но руки очень плохо слушались. Тряся головой, он тщетно пытался рассмотреть врага.

— Не узнаешь меня? — Фигура сместилась, ногой отшвыривая в сторону вторую винтовку. — Да ты меня и не узнаешь, Торбранд-конунг, — похожее на смех шипение, — мы ведь ни разу так и не встретились…

С трудом подняв к глазам руку, северянин протёр их, но фигура уже сместилась за спину.

— Взрыватели? Мощные… Разумно… А ведь ты бы умер, знаешь об этом? — Снова смех. — Ну да, наверное, знаешь… Весь этот бред о Светлых Чертогах, типа вечной жизни… Как там было? Хм… Ах, вот: «Желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа!» Послание к коринфянам, глава пятая, стих первый. Неразумный бред.

— Кто ты такой? — Пытаясь ладонями укрепиться на гладком полу, Торбранд медленно разворачивался вслед за ускользающим из поля зрения силуэтом, крепким высоким мужчиной. — Последний пёс Сурта?

— Ха! Последний пёс? Как это грубо… — Пинок в челюсть едва не вышиб у раненого конунга дух. — What's the desire to name everything?

Торбранд упал на живот, медленно приходя в себя, а враг, опять склонившись над ним, ухватился за мокрый от крови ворот бронежилета. Раму почувствовал, как его приподнимают сразу три руки.

— Если тебе так хочется, можешь называть меня Питером. Питером Дорном. — И он отшвырнул викинга прочь.

Ударившись о станок, но неожиданно развернувшись в падении, Торбранд наконец-то разглядел бывшего Миссионера.