Волчьи тропы - Фролов Андрей - Страница 63

Раумы внимательно слушали, стараясь не упустить ни слова. Потрескивало полено в очаге, тени от светильников беспокойно плясали по бревенчатым, проконопаченным шерстью стенам.

Торбранд вздохнул, покручивая на запястье чеканный латунный браслет.

— Я не стану винить никого из вас, решивших остаться в Ульвборге. Если вернусь, все будет забыто, ни распрей, ни обид — клянусь Тором. Вы знаете все: и разговор с Любимом, и наши с ярлами размышления, — так что теперь решайте. Вдумчиво, тщательно, всмотритесь в себя и решите, нужен ли вам этот вик, или нет. И если вы чувствуете внутри хоть каплю сомнения или что-либо пытается удержать вас, то лучше скажите сразу и откажитесь. Мудрый Один не любит ненужных смертей… Таково моё слово, раумы.

Теперь говорить никто не торопился. Северяне переглядывались между собой, отводили глаза и негромко обсуждали услышанное. Пальцы рассеянно гладили звериный мех, прикасались к оберегам, мяли шапки. Еда, к которой так и не притронулись, остывала на столах.

— Причудливо заплелся узор вещих Норн, — конунг прокашлялся, пожал плечами, — и если бы кто-нибудь сказал мне ещё луну назад, что с раумами произойдёт все это, я бы, наверное, не поверил ему… Зато теперь верю во многое. Верю и пытаюсь понять, что видел перед последней дорогой Агмунд, понимаю смысл последних рун и жертвенной крови, гадания на которых так и не дали чётких ответов. Прав был старик Агмунд, кончилось время советов и помощи, теперь каждый сам ищет ответ… А ещё он сказал, что юг земли станет царством великанов. Я думал, речь идёт о Битве богов, но, видят Асы, я ошибался…

А потом поднялся со своего места Арнольв. Помялся, как обычно, почесал длинный нос и сказал, что, если кто и останется в Ульвборге во время этого вика, это точно будет не он. И вообще глупо спрашивать о подобном людей, с которыми бок о бок сражался всю свою жизнь… Гигант сел обратно, жутко смущённый и прячущий от всех глаза, и без промедления начал есть.

Поднялся Хальвдан.

— Можно, я сейчас скажу? Я говорю редко, но если уж начинаю, то прошу меня не перебивать. Я думаю, что каждый из нас, сидящих сейчас здесь, думает так же, как и Арнольв… Ну хорошо, хорошо, я буду говорить только за себя! Если уж мы собрались когда-то, как было угодно Асам, и что-то делали, заручаясь их помощью и советами… Ну, то есть я хочу сказать, что если чему-то предначертано случиться, то круг людей, братство, которое мы тут построили, оно… То есть если мы и должны чем-то расплачиваться с силами, что берегут нас, то это должно быть именно…

Но его все же не дослушали. Путаного Хальвдана вообще редко кто дослушивал спокойно. Вскакивая с мест и один за другим начиная протягивать в сторону конунга руки, раумы встали все, негромко, но уверенно перебивая речь Хальвдана. Зазвучали голоса, громче и громче, потом кто-то стукнул кружкой по столу, и в такт, отбиваемый десятками ног, над столами понеслось слово:

— Поход! Поход! Поход!

— Ты едва не обидел нас, конунг!

— Тебе не стоило даже спрашивать нас, Торбранд!

— Мы все равно не отпустили бы вас одних, не надейтесь!

— Поход, поход, поход!

Конунг и ярлы встали, протягивая руки навстречу ближникам, все вскинули наполненные кубки и рога. Глаза северян сверкали.

— За Раумсдаль, — сказал Торбранд, перекрывая общий ритм, — за Ридар — руну раумов, за волчьи тропы, ведущие к славе, за вечный путь для нас всех!

— Скъёль!!! — Старый длинный дом привычно выдержал ринувшийся вверх многоголосый рёв, рога и кружки опрокинулись, наполнились вновь. Единым целым, плечом к плечу.

— Куда бы ни привела дорога лебедей, как бы ни сплелась нить Норны, скъёль!

— Скъёль!!!

— За конунга Торбранда! Славься!

— Славься!!!

— За всех хранителей, Асов и предков, за древнюю мудрость и могучую силу! Пусть видят в светлом чертоге Одина, как пируют и радуются дети Мидгарда, пусть гордятся нами, пусть не оставляют нас в трудный миг! За наши мечи, жадные и ненасытные, подобные волкам Одноглазого!…

Они пировали долго, до изнеможения выматывая тела и души весельем и пивом. Падали на доски скамей, уходя в мир, куда по своей воле дойти не могли, и отдыхали, набираясь сил перед долгим и опасным походом, в который их опять звала руна странствий…

Ивальд уснул под столом, счастливый и пьяный, обеими руками прижимая к груди меч. Ему снились узоры на ботинках и железная руна.

6

— Они почти закончили, — Рёрик затворил за собой дверь и вошёл в святилище, — готовят машину, выносят оружие и припасы к воротам гаража. — Сидящий за компьютером Торбранд кивнул, не поворачивая головы. — Через час все будет готово окончательно…

— Отлично.

— Нам пришлось изрядно подчистить оружейный сарай, конунг, — Рёрик встал за спиной Торбранда, всматриваясь в яркие экраны, — практически все исправное оружие, и даже несколько самодельных или старинных образцов в качестве запаса. Я, конечно, понимаю, что этот поход очень…

— Ты правильно понимаешь, Рёрик, — конунг крутанулся на кресле, разворачиваясь к другу, — абсолютно правильно понимаешь. Все, до последнего ствола, и даже те охотничьи винтовки, чьи приклады приходилось приматывать на скотч. Максимум патронов, все гранаты, лучшую защиту. Если мы не вернёмся, ярл, все это уже не понадобится раумсдальцам… Подберите лишь несколько наиболее рабочих стволов остающимся и лёгкое оружие для женщин.

— Так, в общем-то, они и поступили, — Рёрик покивал, почесал бровь, — там Арнольв командует…

— А Оттар?

— Справляется. Гоняет по боргу, как заводной, но справляется… — Он улыбнулся. — Без водки не останемся! — Его взгляд вернулся на центральный экран. — Это оставленные Любимом карты?

Торбранд развернул кресло к компьютеру, не торопясь отвечать. Осмотрел экраны с заполняющими их картами и чертежами строений, по большей части подземных, тихо усмехнулся.

— Ты веришь в судьбу, Рёрик? — спросил он неожиданно и грустно.

— В судьбу? — Ярл нахмурился. — Конечно, — и пожал плечами, — ещё от нашего рождения вещие вплетают в свой узор нить нашей жизни, ведут, переплетая с нитями других…

— И обрезают в нужном месте, заранее предопределяя срок нашего ухода в иные миры, — закончил за него Торбранд. — Да, да, я тоже все это знаю и верю, насколько могу осмыслить. Я не о том. Веришь ли ты, что предначертанное — это как узор в голове мастера, ещё не превратившийся в рисунок ковра? Как то, что наиболее вероятно произойдёт, но ещё может быть изменено?

— Изменено?

— Да. Волей человека, его смешными и ничтожными для богов попытками сломать чёткую линую, ведущую его по жизни. Смелостью встать перед лицом Асов и Норн, отвагой бросить вызов и если не изменить узор, так хотя бы попытаться?

— А ты не думаешь, что именно эта попытка изменить судьбу может уже и быть самой судьбой, вплетающей твою бунтарскую нитку в ураган мятежей, заранее предопределяющей тебя как бросающего вызовы?

— Ты говоришь о безысходности сценария марионетки, Рёрик! Конечно, в религии, где миры, в конце концов, гибнут в страшной битве, достаточно фатализма, — усмехнулся Торбранд. — Но не забывай, что всемогущие асы отдали Мидгард именно нам людям. Они ведь любят борьбу и битвы, да? А может, вместе с Серединным миром они подарили нам и сражение за собственное будущее, возможность изменить ещё не сплетённый Норнами узор? Ведь если в битве человеку заранее уготовано бросить меч и трусом бежать с поля, то зачем тогда Одноглазый мудрец так пристально наблюдает за нашими поступками, постоянно испытывая и отбирая полюбившихся?

— Разговоры о предопределённости… К чему ты клонишь, конунг? — Рёрик прищурился, а Торбранд вместо ответа лишь немного отодвинулся влево, только сейчас открывая взгляду ярла лежащую рядом с клавиатурой чёрную потёртую коробочку. Плоская, со странными индексами и надписями вдоль узеньких разъёмов.

— Совершенно верно, — подтвердил Торбранд, качая головой, — тот самый инженерный компьютер, привезённый тобой в прошлую осень. Та самая вещь, из-за которой едва не убили Ивальда…