Правила Барби - Аллен Селина - Страница 5

Барбара обернулась ко мне, ее брови взмыли в удивлении, а губы приоткрылись, образовывая букву «о».

– Извини?

– Извинения приняты, – отозвался я, раскидывая ноги в стороны.

Она задохнулась от возмущения, светлые локоны двигались в такт ее неодобрительных покачиваний головы. На губах была розовая помада, которая привлекала все мое внимание. У нее явно была истерика, но она успела накрасить губы, Барбара неизменна.

Желание коснуться ее губ еще никогда не овладевало мной с такой силой. Нет, я не хотел ее целовать, я хотел запачкать весь ее рот этой гребаной помадой. Идеальная Эванс нуждалась в том, чтобы побыть немного грязной.

– Поверить не могу! Пять лет прошло, а ты как был ублюдком, так им и остался! – вспыхнула она.

Злость черной лавой накрывала меня с головой. Эта девушка пожар, землетрясение магнитудой двенадцать единиц, опустошительное и разрушительное.

– Тем не менее, тебе не помешало это давиться моим членом, пока Мейсон за дверью признавался тебе в любви, – сузив глаза, отозвался я.

Звенящая тишина, растянувшаяся в гостиной, разбавлялась только ее тяжелым дыханием. Мейсон вскинул брови, глядя куда-то перед собой. Виноватый взгляд Барбары обратился к его лицу. Ее щеки побагровели, и я не мог понять причины этого. Смущена она или зла, а может все вместе? В любом случае мои слова возымели эффект, и она наконец замолкла.

Ублюдок – так она меня назвала. Что ж, Барби, ты никогда не следила за языком и любила разбрасываться громкими словами. Я покажу тебе, каково это чувствовать себя ничтожеством и изгоем. И тогда ты узнаешь, на что способен настоящий ублюдок.

Глава 3

Барбара

Я пристально следила за стрелками часов на стене в гостиной, только бы не видеть некоторых лиц в этой комнате. Закинув ногу на ногу, я сидела все в том же кресле напротив камина. На левой стороне дивана, что была ближе ко мне, сидел Мейсон – натянутый как струна, мрачный, словно туча и с отстраненным взглядом, а все из-за слов его старшего брата.

Мне не терпелось облить Фостера бензином и поднести к его заднице спичку. Как он только может говорить подобное с таким спокойствием и жестоким хладнокровием? Я не собиралась извиняться перед Мейсоном за прошлое, но точно не хотела напоминать ему о не самом легком времени для нас всех.

Я скосила глаза вбок. На другом конце дивана, вальяжно и раскованно, как будто у себя дома, сидел Джефри. Его небрежная поза и периодические, абсолютно неприемлемые постукивания ступни о пол, только напоминали мне о том, что какой бы костюм он на себя не напялил, какие бы дорогие кожаные туфли не нацепил, неандертальца из него не изгнать. Это его вторая ипостась. Наглый, бестактный, недалекий и при этом не понимает, почему его так не любят.

У столика, что находился около окна, расположился адвокат моего покойного отца. Он что-то тихо нашептывал себе под нос, а может даже, напевал, я все пыталась вслушаться в это, но безрезультатно. Гребаный стук, словно тонкие иглы проникал в мой мозг, причиняя мне нестерпимую боль.

– Хватит стучать! – буркнула я, зажмуривая глаза и прикладывая два пальца к переносице. Джефри раздражал меня так сильно, что моя голова едва не дымилась, а из горла не вырывалось пламя, что было бы очень кстати. Я уже упоминала, как сильно желаю поджарить его зад?

Стук прекратился.

Аллилуйя!

И что же он делает здесь? На оглашении завещания обычно присутствуют те, кто указан в самом завещании. Я могу допустить, что папа решил оставить что-то памятное Мейсону, ведь младшего сына Дэниела Фостера отец любил как своего собственного сына, если бы тот у него был. Но с Джефом это не сработало бы. Отец терпеть его не мог, он не завещал бы ему и гальку, разбросанную вокруг нашего участка. Не могли же они стать друзьями, пока меня не было?

Я растеряно оглядела людей, сидящих в моей гостиной. Кое-кого не хватало. И почему я не спросила раньше.

– Мейсон, а где ваш папа?

После моего вопроса Мейсон вздрогнул всем телом, будто испугался. Карие, почти черные глаза обратились ко мне. Друг детства улыбнулся какой-то грустной улыбкой. Сидящий рядом с ним Джеф тоже напрягся, однако на меня он так и не взглянул, будто Барбары Эванс для него не существовало.

– Он умер три года назад – несчастный случай, – ответил Мейсон.

Мое горло свело судорогой.

Что за черт?

Это какой-то параллельный мир, где близкие мне люди умирают один за другим?

– Нет, это обычный мир, в котором за пять лет может произойти все, что угодно, – фыркнул старший Фостер. И только тогда я поняла, что сказала это вслух.

Взгляд Джефри на несколько секунд задержался на моих глазах. Каменное выражение его лица заставило меня покрыться мурашками. Напряжение между нами стало совсем ощутимым, настолько, что легко могло задавить Мейсона между нами. У меня возникло такое предположение – совершенно глупое, конечно, будто во всем этом Фостер-старший винит меня.

– Мы можем начать? – Голос адвоката позволил мне ненадолго отвлечься от мыслей о Фостере и сосредоточиться на завещании.

Вот я и осталась последней из Эвансов. Братьев и сестер у отца никогда не было, родители его – мои бабушка и дедушка давно мертвы, остаюсь только я, единственная дочь, единственный человек, в чьих жилах течет отцовская кровь.

Я проглотила комок нервов, засевший где-то у меня под подбородком, выпрямила спину и устремила взгляд на мужчину, который в считанные секунды сделает меня одной из самых богатых девушек в Солт-Лейк-Сити.

– Простите-простите, я опоздала! – Сначала мне показалось, что я сплю, потом я поняла, что просто начала терять сознание от приторного медово-ежевичного запаха духов женщины, ворвавшейся в этот дом подобно морскому шторму.

Ее кашемировый тренч голубого цвета и черные брюки, мало того, что не сочетались, так еще и были из позапрошлой коллекции «Дольче». Рыжие волосы похожи на инсталляцию салюта, что запускают в День благодарения, ведь никто в здравом уме не позволил бы так поиздеваться над волосами. Собственно о здравии ума этой женщины еще следовало поразмышлять, на мой взгляд, ума там не было никогда.

Бесконечные соковые диеты окончательно состарили ее. Она была наглядным примером того, как не нужно худеть. Даже филлеры и подтяжки лица ее не спасали. Пейсли Джина Ферейра Вергара-третья – моя мачеха и женщина, которую я совсем не ожидала сегодня встретить.

– Что ты здесь забыла? – поднявшись с кресла, грозно спросила я.

Пейсли улыбнулась, ее лоб и веки остались при этом неподвижными – жуткое зрелище. Эффект «Зловещей долины»5 в действии.

– У меня к тебе тот же вопрос, – ответила она.

– Я его дочь.

– Я его жена.

– Вы не были женаты, – напомнила я. Присутствие Пейсли вызывало у меня недоумение. – Он бросил тебя, ведь ты солгала о своей беременности.

Она пропустила слова о беременности мимо ушей.

– Я его гражданская жена, это такой же брак, – гордо заявила она. Отшатываясь от нее, словно мачеха ударила меня хлыстом, я упала в кресло. Разочарование переполняло меня. Как это рыжее недоразумение смеет называть отношения с отцом настоящим браком? Настоящий брак у отца был только с моей матерью, ни с кем другим! Погодите, если она здесь, значит, он оставил ей что-то в наследство?

Краем глаза я заметила, как уголок рта Джефри пополз вверх, словно ему было до ужаса смешно в этот момент. Я послала ему гневный взгляд, мечтая сделать Фостеру трепанацию без анестезии, но он даже не повернулся в мою сторону.

Пассивно-агрессивный Джефри снова в деле.

Я не собиралась тратить энергию ни на кого из присутствующих, гордо вздернула подбородок и властно обхватила руками подлокотники кресла. Пейсли заняла свободное место между Фостерами. Еще бы. Она просто обожала молодняк. Жаль сама выглядела в лучшем случае как их мама.

Терпение, Барбара, скоро ты свалишь подальше от этого цирка с миллионами в карманах своих брендовых джинсов. Все это останется в прошлом, а ты займешься строительством своей модной империи. Аминь.