Магия белых ночей (сборник) - Серганова Татьяна - Страница 18

И я одна буду знать, что он не только суровый и мощный медведь, но и ласковый, очень нежный мишка, который обожает, когда от меня пахнет малиновым латте или вензелем, когда я легонько чешу его за ушком или целую в нос.

И кто бы мог только подумать, что внезапная проверка уровня магии в итоге подарит мне судьбоносную встречу, а всего один день изменит целую жизнь, которую я теперь совершенно не представляю без Вара. Да, вот так у нас всё просто. Сердцу не нужны месяцы и годы, чтобы понять, что рядом подходящая пара. Всё стало ясно с одного поцелуя. Того самого, у разводного моста…

Не зря туристы считают, что в этом городе сбываются все, даже самые тайные желания, которые и озвучить-то не всегда решишься. Но даже они будут услышаны.

Екатерина Каблукова

Дама с проклятием

Я потеряла контроль над магическими силами. Впервые в моей жизни. В моей взрослой жизни, если быть точной. Не считать же годы обучения в Институте благородных девиц, когда подобное случалось с каждой из нас. Тогда провинившаяся шла в кабинет мадам-начальницы, чтобы под бдительным оком совершенствоваться в концентрации. Нередко это происходило в обеденные часы, так что концентрироваться, чтобы не остаться голодными, все научились очень быстро.

В институт меня определила мачеха. Матушка моя умерла родами, и отец вскоре женился на дочери соседа. Мачеха меня не притесняла, но, когда мне исполнилось семь лет, у меня проявился магический дар. И не просто проявился – в запале драки с кузеном я подожгла овин. Влетело, мне, конечно, знатно, но после этого на семейном совете было решено отправить меня в Питерсбург, в Смольный институт. Для простого люда этот институт был учреждением, воспитывающим благородных девиц вдали от родного дома. Отлученные от родительской опеки, мы становились воспитанницами на долгих девять лет.

На самом деле основанный светлейшей императрицей Екатериной Великой институт обучал тех девиц, у которых проявился магический дар. Специально зачарованные стены, готовые выдержать любой удар магии, суровая дисциплина и обилие знаний, Питерсбург – всё это способствовало не только развитию магического дара, но и умению применять его. А по успешном окончании нас всех ждал бриллиантовый шифр фрейлин и государственная служба при дворе.

Правда, лично для меня длилась она недолго – скончался мой родитель, и я на время траура вынуждена была отправиться в родное имение. Там мне всё казалось чужим. Выросшая в сером туманном Питерсбурге, с его пронзительными северными промозглыми ветрами, свинцово-серыми водами залива и белыми ночами в летнюю пору, я с тоской бродила средь берез некогда родного леса.

Мачеха и сёстры с братом как могли старались меня утешить и развлечь, но я понимала, что им приходилось гораздо тяжелее, чем мне, – ведь они потеряли родного человека, с которым ежечасно общались, я же помнила отца достаточно смутно и потому не особо горевала о его кончине.

До окончания траура оставалось совсем немного, когда до нас дошла весть о кончине императора Александра I. Это потрясло меня сильнее, чем остальных домочадцев, – их императорские величества, а также светлейшие князья часто бывали в Смольном институте, вызывая наши восторг и обожание. Мы с подругами даже спорили, кто в кого влюблён, и мечтали обратить на себя внимание. И вот… Смерть.

Не успела я прийти в себя после этой новости, как тут же последовала следующая – о декабрьском восстании. Это взволновало меня ещё больше.

Не находя себе места, я тут же подала прошение о восстановлении обязанностей при дворе. Ответ последовал незамедлительно – её императорское величество Александра Фёдоровна будет счастлива видеть меня среди своих фрейлин.

Наскоро попрощавшись с родными (по-моему, все испытали облегчение от моего отъезда), я поспешила обратно в суровый северный город, гранитные набережные которого защищали здания от тёмных вод Невы.

Как я ни торопилась, зимняя дорога с её снежными заносами и заторами из-за перевёрнутых от быстрой езды саней вместо положенных трёх дней заняла пять. Чем ближе мы подъезжали к столице, тем явственнее чувствовалось напряжение, буквально висящее в воздухе.

На меня смотрели как на чужую, и у городской заставы я оказалась в раздражённом настроении.

Проверка подорожной, как правило, обычная формальность, на этот раз заняла много времени. Караульные несколько раз допытывались, кто я, да зачем направляюсь в Питерсбург. Пришлось демонстрировать письмо за подписью государыни, заставившее допрашивающих вытянуться в струнку:

– Проезжайте, барышня!

Шлагбаум немедленно подняли. Сухо кивнув, я сама захлопнула дверцу, и кони резво застучали копытами по мосту Городового канала, обводящего границы города с южной стороны.

Мы не успели проехать шумную грязную улицу, которой так славятся окраины, когда раздался стук копыт, конское ржание и зычное:

– Поберегись!

Отряд казаков выскочил нам навстречу. Завидев всадников, люди хлынули врассыпную. Какой-то мальчонка, продававший пирожки, замешкался: слишком уж тяжёл был его груз.

– С дороги! – один из казаков замахнулся плетью. Мальчонка съёжился, ожидая удара. Этого я стерпеть не могла и, опустив голову, прошептала заклинание.

– А-а-а!

Всадник в ужасе отбросил плеть, превратившуюся в его руке в змею. Шипя и извиваясь, она упала на землю и резво поползла к сточной канаве, где и замерла, насмерть замёрзнув.

– Ведьма, – раздалось вокруг. – Ведьма!

– Оцепить улицу! Всех гони сюда! – приказал один из казаков, видимо, старший. – Сейчас узнаем, кто тут колдует против людей государевых!

Он спешился, подошел к закоченевшей змее и сдёрнул перчатку с руки. Сразу полыхнуло зелёным. А я тихо застонала: малахит. Камень, который легко чуял магию и указывал на её источник. Обычно разъездам не выдавали подобные амулеты, но слишком уж смутным было время.

Понимая, что скрываться было бесполезно, я решительно отворила дверцу и спрыгнула на мостовую. Следя, чтоб не запачкать подол платья, окраины города не отличались чистотой улиц, я подошла к обомлевшим казакам:

– Добрый день.

Малахит полыхнул ещё ярче.

– Ты глянь, благородная, – сплюнул обладатель кольца. – И что с ней делать?

– Сказано: тащить всех. Вот и тащи, – распорядился старший. – Там, – он поднял указательный палец вверх, – все разберутся.

Сопротивляться я не стала и в сопровождении казаков отправилась в Особую канцелярию.

– Ну что же вы, Варвара Михайловна? – покачал головой дознаватель. Тучный мужчина с густыми усами, он сидел за столом, рассматривая мои документы. – Ехали же мимо, вот и ехали бы…

В его голосе звучала неподдельная грусть человека, которого оторвали от обеда и заставили заниматься неотложным делом. Я только повела плечом, прекрасно понимая, что любые объяснения бессмысленны.

– Ну вот что прикажете с вами делать? – дознаватель отложил письмо императрицы.

– Отпустить? – предложила я, вызвав у мужчины, сидящем напротив меня, грустный вздох.

– Да кабы время другое было, – пояснил он. – А так я вас задержать должен, в острог определить да донесение Александру Христофоровичу подать. Вы ж – ведьма.

– Господин Бенкендорф и так знает, кто я, – сухо оборвала я дознавателя. – Я оканчивала Смольный институт, потому моя фамилия графу известна.

– А, – протянул дознаватель. – Вон господа, давеча полки на Сенатскую площадь выведшие, тоже известны были. Герои войны! И что? Столько народу погибло…

Он сокрушённо покачал головой и потянулся к колокольчику. Будто упреждая, дверь распахнулась, ударившись о стену, и в комнату шагнул мужчина в военном мундире. При виде этого человека дознаватель вскочил и вытянулся в струнку, а я с досадой застонала, моментально узнав его. Капитан Мезенцев – красавец, балагур и… мой несостоявшийся жених.

– Ваш благородие, а доложить?! – донёсся снаружи испуганный голос караульного.

– Позже, – небрежно отмахнулся вошедший. Он подошёл к столу, не сводя с меня насмешливого взгляда.