Барракуда - Лунина Татьяна - Страница 57

Кристина улыбнулась и чмокнула рыжего в щеку.

— Поехали! Не бери в голову, никуда не денется твой Анатоль.

От церковной ограды медленно отъезжал свадебный подарок. «Сааб» мягко скользнул по зеленой траве, сверкнул серебристым боком и, приветливо мигнув поворотником, плавно выкатил на дорогу. За ним весело побежала другая иностранка — белая «ауди», обвитая свадебными лентами, с нарядной куклой на капоте.

— Живут же люди, — вздохнул за рулем синей «девятки» Стас. — А тут, вроде, и руки есть, и голова приставлена как надо, а в карманах ветер гуляет.

— Тебе грех жаловаться, — заметила жена. — Вспомни своего любимого Винсента, вот кто жил в нищете.

Сначала они ничего не поняли. Просто страшный взрыв впереди, потом еще один, дым, чей-то истошный крик, визг тормозов, сильный толчок, боль в груди от ремня безопасности, вой сигнализации.

— Что это? — помертвела Кристина от страшной догадки.

Корецкий повернул к ней белое, как мел, лицо.

— Кажется, взорвалась машина, по-моему, даже две. Не Михаила, — поспешил добавить Стас, увидев ужас в глазах жены, — впереди. Та, что подарил Осинский. И еще одна, которая ехала по встречной полосе. Наверное, ударило в бензобак.

— Боже, какой кошмар! — ужасалась Зорина, слушая взволнованный рассказ. Слава Богу, хоть оба остались живы.

— Мишка ходил в церковь, поставил сто свечей. Но погиб Алексей, щукинский водитель, двадцать шесть лет парню.

— Господи, что за жизнь! Каждая минута — по краю обрыва, никто не знает, где будет последний шаг, — Надежда Павловна вздохнула и быстро перекрестилась, а Кристина подумала, что увлечение религией становится повальным.

— Надюша, ты хотела со мной поговорить? Извини, но мне уже надо бежать. Я обещала Корецкому заехать в магазин. На него снизошло вдохновение, видно, на нервной почве. Стас пишет, не отходя от холста, весь день. А у нас в холодильнике пусто, как в утробе голодного студента. Ты же знаешь, какая из меня хозяйка.

— У вас сейчас все нормально?

— Вполне.

— Но были проблемы?

— У кого их не бывает, — гостья поднялась из кресла. — Я пойду. Передавай привет Андрею Ивановичу.

— Не уходи, пожалуйста, — попросила Зорина, - прости, если лезу в вашу личную жизнь. Вы мне оба очень дороги, и мне бы не хотелось терять никого из вас.

— Мы не потеряемся, — улыбнулась Кристина. Ее начинал утомлять этот бестолковый разговор, и, чтобы не раздражаться на излишнее любопытство, она под благовидным предлогом решила уйти. Надежда — замечательный человек, но иногда перегибает палку.

— А у меня отличный коньяк, — похвасталась хозяйка, — настоящий, из Еревана. Армянка одна презентовала. Я же чиновница, а у нас всякое место доходное.

— Я за рулем.

— Ну нет, так нет, — Зорина потянулась к сигаретам, закурила. — Я составила завещание.

— Не рано?

— В самый раз. Подожди минутку, хорошо? — она воткнула сигарету в пепельницу, поднялась с дивана и быстро вышла из гостиной. Кристина не успела и слова сказать. Через пять минут вернулась с небольшой шкатулкой из резного камня, похожего на малахит, только темного очень, на овальной, тускло блестевшей золотом крышечке выделялась выпуклая монограмма. Вещь явно старинная и очень дорогая. — Этой шкатулке больше двухсот лет, — улыбнулась хозяйка, в ее голосе слышалась грусть. — То, что я тебе сейчас скажу, не для чужих ушей, ладно? — Кристина молча кивнула. — Я ведь по матери принадлежу старинному дворянскому роду, — она закурила новую сигарету, протянула пачку гостье, та молчаливо отказалась. — Моя бабушка, урожденная графиня Ландсборро, после революции жила в России, — Надежда Павловна усмехнулась. — Дед был большим патриотом и не пожелал оставить Родину на растерзание большевикам. Встал под светлые знамена воинов, сражавшихся за царя и Отечество, — никчемных болтунов, прошляпивших страну. Сначала — Деникин, потом — Врангель, там и убили, под Перекопом, — погладила пальцем вензель на золотой крышечке. — Бабушка его очень любила… — Зорина глубоко затянулась и принялась выпускать колечками дым, внимательно за ними наблюдая. — Но надо было как-то жить дальше. Бабушкин младший ребенок умер трехлеткой от голода, а старшего, мою маму, нужно было кормить. Бабушка привязала к животу вот эту шкатулку, собрала узелок, надела на маму несколько кофточек, чтобы целее были, и летом двадцать второго перебралась из Питера в Москву. Пристроилась переводчицей в небольшое издательство, вышла замуж. Думаю, скорее, чтобы изменить фамилию, чем по любви. Как ни странно, расчет оправдался, бабушку «воронки» объехали стороной. Знаешь, что называли тогда «воронками»?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Да.

— Правильно, черные фургоны для перевозки политических. Слава Богу, бабку эта беда миновала. А мама долго не выходила замуж, не нравились ей скошенные лбы и впалые глаза. В сорок первом ушла на фронт, она ведь закончила медицинский. В сорок втором познакомилась с отцом. Вышла после операции покурить на крыльцо, а спички забыла в халате. Увидела у дерева курильщика, подошла попросить огоньку: не хотелось возвращаться. А тут бомбежка. Человек накрыл маму собой, а сам получил осколок. Она его прооперировала и влюбилась. Так, в сорок третьем на свет появилась я, — Зорина бросила в пепельницу выкуренную до фильтра сигарету, такой окурок обычно оставляют мужчины. Взяла в руки малахитовую шкатулку. — Эта вещица — реликвия нашего рода. Изготовил ее крепостной умелец, которого мой предок выиграл в карты. Осталось, конечно, далеко не все, но кое-что есть, — она сняла золотую крышечку.

Кристина едва удержалась, чтобы не ахнуть. Сапфиры, изумруды, алмазы, жемчуг — все завораживало глаз, мерцало, искрилось, сияло, светилось и запросто могло свести с ума.

— Господи, как же удалось это сохранить?!

— Тайна сия велика есть, — улыбнулась Зорина. — Драгоценные украшения передавались в нашем роду по женской линии, это была наша привилегия. Бабушка рассказывала, что нарушалась традиция только в том случае, если рождались одни сыновья, тогда шкатулка переходила по наследству младшему. У меня, к сожалению, нет ни сыновей, ни дочерей, только Станислав и ты. Я хочу передать это тебе.

— Нет.

— Почему? Ты мне не веришь? Не веришь, что я люблю вас, как родных детей?

— Верю.

— Тогда запомни: в завещании я указала тебя и Стаса. Движимое имущество после моей смерти принадлежит тебе, недвижимое — Станиславу, с которым, надеюсь, ты не расстанешься. Но даже если это случится, все в жизни бывает, я хочу, чтобы у тебя осталась обо мне память.

— Это не память, — вырвалось у Кристины, — это головная боль. Ты забыла, в какой стране мы живем?

Надежда Павловна нахмурилась.

— Не будь дурой! Все меняется на наших глазах, и «вчера» отличается от «сегодня», как вода от молока. К тому же, никто не знает об этой шкатулке, даже Андрей. А я не знаю, что со мной будет через минуту. Бери!

— Не могу.

— Хорошо, — неожиданно легко согласилась Зорина. — Тогда я тебе скажу, где ее найти, если со мной что случится, а ты обещай, что возьмешь. Идет?

Голова сама собой утвердительно кивнула.

— Вот и славненько, — повеселела оригиналка. Порылась в сокровищах и извлекла оттуда перстень: сапфировый квадрат в обрамлении алмазов. Темно-синее, почти черное мерцание оттенялось тусклым сиянием прозрачных камней. Подумала, отложила и выудила другой — грушевидный алмаз не меньше двух карат в обрамлении тонких лепестков. Взяла левую руку Кристины, чуть истертый ободок легко скользнул по среднему пальцу. — Я знала, что подойдет, у тебя тонкие пальцы, почти, как мои. Надеюсь, что не за горами времена, когда ты спокойно сможешь носить и остальное. А так и будет, поверь, — Кристина попыталась снять перстень. — Нет, — резко остановила Зорина, — теперь это твое. Не хочешь целое, возьми часть. Можешь ты ублажить хоть в чем-то одинокую старушку, вредина? — и «вредина» ублажила.