Барракуда - Лунина Татьяна - Страница 38

Думает ли так сам «должник», Кристина сомневалась, но переубеждать наивного философа не стала. Чужие долги, как и чужие счета, ее не волновали, со своими бы разобраться.

Через десять дней позвонил Жигунов, доложил, что «актриса» может спать спокойно.

— Я все уладил, не волнуйся, на работе ничего не узнают.

— Спасибо, Кирилл.

— Увидимся?

— Позже, хорошо? Сейчас у меня ни минутки свободного времени, — и не удержалась, — включи завтра «120 минут», я поздороваюсь с тобой в эфире.

А в тот же день утренний звонок был продублирован вечерним, только абонент не баритонил, а басил.

— Добрый вечер! Кристина?

— Слушаю вас, — голос узнала сразу, а потому приветствовать не стала. Не лежала душа к Мишкиному другу, а почему — и сама не знала толком.

— Михаил передал мне вашу просьбу о возможном письме из милиции.

— Я просила не вас, — не удержалась «сестренка». Ее не просто настораживал, начинал раздражать этот манерный очкарик.

— А просьбу выполнил я. Работайте спокойно, вас никто не потревожит.

— Спасибо.

— Мне донесла на хвосте сорока, что вы завтра выходите в эфир?

— А вы откуда знаете?

— Информация, Кристина, — основа власти, впрочем как и деньги. Желаю удачи! — и первым повесил трубку. Это было, конечно, бестактно, но разумно, потому как абонент абсолютно не знал, чем ответить.

Ночью она почти не спала: боялась, подведет будильник. В три была на ногах, в четыре — в рабочем «рафике», в пять пуховкой ей пудрили нос, без десяти шесть прицепила микрофонную петличку. После шести не отводила глаз от монитора, а потом сказала в красный глазок: «Доброе утро!» Не с перепугу, просто утро было таким: и текст читался легко, и буквы не прыгали перед глазами, и новости хорошие, приятно сообщать. Потом — чашка крепкого кофе, уборщица со шваброй, продравший глаза народ в коридорах, стук, смех, первые окурки, последние сплетни, звонки, сквозняки, шаги, беготня — счастье в сумасшедшем доме, где всяк пациент — творец. Сегодня она любила всех и даже каждого.

— Привет! — Ирина небрежно бросила сумку на соседний стол. — Поздравляю, с тебя причитается.

— Спасибо.

— Видела-видела, вполне. Только улыбаешься зажато, как под прицелом. Ты потренируйся дома перед зеркалом, может, получится. И знаешь, эта блузка тебе не идет, шею делает короткой. Хочешь, свою продам? Тетка достала. Ни разу не надевала, маловата, — разоткровенничалась Ирка. И тут же спохватилась, — то есть, великовата.

— Спасибо, не надо.

— Ну, как знаешь, — равнодушно пожала плечами Лушпаева.

— Здорово! — в дверь заглянул выпускающий Кривцов. — Видел! Поздравляю! Молоток! — и снова скрылся, даже «спасибо» не успел принять.

И завертелся день колесом, редакторские обязанности с нее пока никто не снимал. Пару раз порывалась сбегать в соседний магазинчик на углу, купить бутылку и торт — все ж таки, и правда, первый эфир. Но поразмыслила да вместо улицы потопала в столовую на второй этаж, где вполне прилично кормили, а сегодня она заслужила хороший обед.

— Какие люди! — за столик плюхнулась с подносом Хлопушина. — К вам можно, мадам? Или мадмуазель? — они не виделись сто лет, но бывшая наставница совсем не изменилась. Все так же потешно морщится веснушчатый нос, те же смешинки в глазах, ирония в голосе, вот только из шатенки второй режиссер превратилась в блондинку. Кристина ей обрадовалась, Оля напоминала прошлое — забавную мешанину наивного щенячьего восторга и апломба небитой юности.

— Привет! Разве тебе нужно мое согласие? По-моему, нет.

— Правильно мыслите, товарищ! Как жизнь? Выглядишь потрясно. Влюбилась?

— Ага.

— В кого?

— В работу.

— Сбрендила! Решила сдуру пополнить ряды ненормальных?

— Ага.

— Что ты все заладила одно и то же? Пообносился лексикон?

— Ага, — невозмутимо поддакнула словесная нищенка.

— Молодец! Стоять надо на своем, даже когда тебя со всех сторон пихают и клянут.

— А я сегодня утром новости вела, — вдруг похвасталась дебютантка. Но с Ольгой было так легко, они так давно знали друг друга, что притворяться и скрытничать совсем не хотелось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Да ну?! Поздравляю! А от меня перемены, как черт от ладана бегут, — весело пожаловалась Хлопушина, энергично разрезая эскалоп. — Занято, — строго пресекла попытку невзрачного парнишки пристроиться рядом, — стул можешь забрать.

— Что-то ты уж больно строга, — заметила Кристина, когда паренек послушно отвалил.

— Серость портит аппетит. К тому же терпеть не могу чужие уши по соседству с моим языком, мало ли что ляпну сгоряча? — Ольга лихо подцепила вилкой последнюю сливу в компоте. — Послушай, Окалина, может, спустимся в бар, кофейку попьем? У меня есть полчасика.

— Ага, — улыбнулась бывший ассреж.

Полчаса пролетели, как полминуты, и глазом моргнуть не успели. Кристина с удивлением поняла, что за последние годы перед ней впервые сидел и оживленно болтал, с интересом слушая, нормальный человек, искренний и открытый. Без дешевых подковырок, фальшивой лести, лицемерия — просто пил себе кофе и от души радовался чужой удаче.

— Может, по сигаретке? Перед разбегом в разные стороны.

— Ага.

— Убью! — радостно пообещала Ольга.

Под лестницей они разбавили собой пустоту.

— Так ты не ответила: замужем или балду гоняешь? — спросила Хлопушина и щелкнула зажигалкой.

— Отдыхаю.

— Да-а-а, — бывшая помощница Ордынцева задумчиво выпустила дым, — после такой высоты снижать планку не в кайф. А я сдуру чуть за рубеж не махнула, представляешь? Вертелся тут под ногами иноземец один, замуж звал. А у нас, сама знаешь, ни соли, ни сигарет, ни жратвы, колготок приличных и то не найдешь. Не покупаем — достаем. Осточертело все это! Я и ответила «да», — Хлопушина замолчала, с интересом наблюдая за ростом пепельного столбика.

— А кто он?

— Турок, черт бы его побрал! В Стамбуле живет.

— Ну и что? Там, говорят, красиво: море, экзотика. Ты же выходишь замуж не за турка или немца — за человека.

— Не может для меня иностранец быть человеком! Он — инородное тело, ребус, кроссворд, и я не собираюсь его разгадывать. В общем, жених отвалил в родные пенаты. Да ну их к черту, мужиков! Знаешь что, приходи ко мне в гости, а? Разве здесь пообщаешься? Грымзы вокруг шныряют, ушки топориком держат, слова сказать не дают. Что за общение в такой толчее? Приходи, я тортик морковный испеку, низкокалорийный, — совращала Ольга.

— Когда?

— В воскресенье, часикам к пяти, годится?

— Ага, — кивнула словесная жадина, и они рассмеялись, довольные друг другом.

Хлопушина жила в Кузьминках, недалеко от метро. Серая панельная «хрущевка» с деревянной лавкой у подъезда, тихим зеленым двором, обшарпанными стенами с известными словами, без лифта. С площадки третьего этажа от одной из закрытых дверей разносилась по дому музыка. Подсмотрев в свою шпаргалку с адресом, Кристина с ужасом поняла, что музыканты ликовали в хлопушинской квартире. А там, наверняка, еще и гости: такое в одиночку слушать невозможно. Визитерша решила вернуться домой, вино оставить для Мишки, торт — для матери, а себя опустить в горячую ванну и понежить новой пеной. Музыкальную какофонию, бесноватых певцов и чужие вечеринки она не выносила. Но дверь вдруг распахнулась, и беглянку ухватила за локоть цепкая рука.

— Куда? — на пороге стояла радостная Ольга, за порогом мелькали чьи-то макушки, из квартиры несло табачным дымом.

— Оль, извини, мне надо домой, — бормотнула неудачливая гостья и сунула хозяйке торт с бутылкой, — это тебе. Я как-нибудь в другой раз, хорошо? — меньше всего на свете ей хотелось бы сейчас оказаться среди незнакомых людей, улыбаться, кивать, выдавливать из себя любезности. «Ольга совсем с ума сошла, хотя бы предупредила, что будет не одна!»

— Окалина, — весело изумилась «сумасшедшая», — да ты, никак, одичала? — потом захлопнула спиной дверь и виновато зачастила. — Криська, прости Христа ради. У меня сегодня день рождения, никого не звала, клянусь! Думала, с тобой вдвоем посидим, выпьем по рюмке, тортик, как обещала, испекла. А они, гады, ввалились без предупреждения, веришь? Володька, дружок мой школьный, ребят привел, сюрприз хотел сделать, дурачок, — сияла новорожденная, — обзвонил народ, собрал и приволок. Сказал, что не каждый год тридцатник бывает. Пойдем, а? Они отличные ребята, честно! Мы с детства дружим, выросли вместе в этой «хрущобе». Мальчишки разъехались, а я до сих пор здесь кукую. Слушай, у тебя сигаретка есть? Давай курнем здесь, не хочу лишний раз светиться. Эти зануды сами дымят, а меня пилят, что вредно. Воспитатели хреновы!