Псалмы Ирода - Фриснер Эстер М. - Страница 9

Однако подобные мысли насчет будущих альфов и того, с какими тяжкими испытаниями они встретятся, ведя свою личную борозду к предназначенной цели, могли запросто накликать несчастье. Бекка вспомнила руки Джеми, такие непохожие на руки Тома, такие изящные, с длинными и тонкими пальцами. Глядя на них, она иногда физически ощущала, как они дотрагиваются до ее кожи, и ее спрятанные под кофточкой груди напрягались и делались твердыми — почти до звона.

Сможет ли Джеми сделать все как надо, когда придет время? Сможет, твердо решила она. Должен сделать, раз в том есть нужда. «О Господин наш Царь Ирод, ты, что сидишь по левую руку самого Господа Бога, подобно сыну Его, сидящему справа, дай Джеми силу, потребную для достижения цели, от которой сам он готов отказаться, если перед ним возникнут препятствия».

Бекка выбросила Джеми из головы и запретила себе думать об их будущем. Хэтти вечно повторяла ей, что нужно заботиться лишь о дне сегодняшнем. Бекка сложила руки на груди и, опустив голову, стала ждать, когда же Том скажет, что ему нужно от нее.

— Мисс Линн… ребенок… — Хоть Том был и велик и силен, но сейчас его голос звучал так, будто он подавился комком затвердевшей каши. — Я обязан заняться этим… Это… это я еще могу, но идти в Миролюбие и говорить с ней… передавать ей кости…

Бекка приподнялась на цыпочки и положила ладони на широкие плечи Тома.

— Я схожу туда.

— Бекка!

Видеть его радость и благодарность было почти больно. Эта боль вышибла из ее памяти все, что говорила Хэтти о мужчинах и о силе, которой наделил их Господь. Когда она услыхала свое имя, произнесенное с дрожью в голосе, новая волна сомнений, казалось, накрыла ее целиком — душу и тело. Бекка попыталась напрячь все силы души, чтоб противостоять этому напору, и, как ей показалось, начала побеждать.

Но тот Червь сомнения, который сидел в ней, тот, что был внедрен в нее призраком с девичьим ликом, заставил ее произнести:

— Я даже помогу тебе совершить то, что надо сделать с ребенком мисс Линн.

Из глаз Тома исчезла даже тень былой благодарности. Его лицо ожесточилось, черты окаменели.

— Да знаешь ли ты, о чем говоришь! Понимаешь ли, о чем идет речь?

Червь, угнездившийся в ее сердце, уже успел превратить его в нечто чужеродное. Слух Бекки был полон тайными словами, что нашептывались ей в ту бесконечную ночь бдения. И она услышала свой ответ так, будто была кем-то третьим в чреве Поминального холма, кем-то, кто видел, как эта полоумная девчонка осмеливается спорить со своим огромным и сильным родичем так, будто он юная девочка, еще не вошедшая в возраст Перемены.

— А чего тут знать-то. Том? Выполнить долг в отношении младенца означает дать его костяку возможность родиться на свет. Я ведь слыхала, как па разговаривал с Джеромом, который чуть не победил Захарию в бою за хутор Миролюбие. Это было как раз вслед за тем, как Селена в последний раз ходила на тот холм. Па попросил Джерома оказать ему услугу и присмотреть за ребеночком, поскольку тот уже умер, и…

Ладонь Тома сильно и точно хлестнула ее по левой щеке, заставив рот захлопнуться с такой силой, что лязгнули зубы. Она ощутила на языке вкус крови.

— Не смей говорить об этом! И особенно здесь! Ты хочешь, чтоб я все рассказал па? Хочешь, чтоб тебя как безумную выгнали с хутора? Ворье будет в восторге. Им уж давно не доставалось девичьей плоти!

По коже Бекки побежали ледяные мурашки, когда ее родич упомянул про ворье. Еще бы! Ведь каждая порядочная женщина знала, как называется ее самый страшный кошмар… Но этот леденящий ужас никак не отразился на ее лице. Она и сама поразилась тому, что ни на секунду не дрогнула, что продолжала спокойно стоять и глядеть на Тома, который в это мгновение держал в руках и ее жизнь и смерть, и жизнь и смерть ее будущих детей.

Голос той лунно-серебристой девушки шевельнулся в глубине сердца Бекки. Этот голос одновременно был и Червем сомнения, и повелителем запретных слов. Он шепнул: «Нет, не ворье сделало со мной такое!» Распускались бутоны грудей, окропленные кровавой росой… Бекка с трудом прогнала видение. Проклятый Червь не желал оставить ее в покое; должно быть, он был порождением самого Сатаны и орудием его пыток.

Но сглаз — это еще не безумие, и она не позволит Тому повернуть дело таким образом, который обречет ее на гибель. Безумие превращало ее в изгоя, и даже Джеми не смог бы ничем ей помочь. Но если Том назовет ее безумной, то обвинению мужчины она сможет противопоставить лишь одно свое слово… Разве что…

Медленно и веско она сказала:

— А может, ты хочешь, чтоб я рассказала па, как ты со страху не выполнил его приказа?

«Он может убить тебя, — звучал в ее мозгу голос Хэтти. — Он может убить тебя и даже сотворить кое-что похуже, а потом бросит твое тело так, чтобы остальные подумали, будто шайка ворья обнаглела и получила желанное. Бекка, девочка, кровинка моя, верно, ты и в самом деле сошла с ума!»

Но после того, как первая краска багровой ярости слиняла с лица Тома, Бекка увидела, что его голова склоняется перед ней, будто она была самим Господином нашим Царем.

— Хорошо, Бекка. Раз ты хочешь, мы пойдем вместе, и ты поможешь мне выполнить долг перед младенцем. Но если нас обнаружат, вся тяжесть вины ляжет на тебя.

— Согласна, Том. — Поселившийся в ней Червь наполнил ее сердце гордостью и торжеством, но тем не менее взгляд ее глаз хранил по-прежнему скромность и мягкость. — И пусть свидетелем нам будет Господин наш Царь.

3

В рощице мертвых деревьев на коленях, упираясь в землю руками, стояла Бекка. Ее рвало последними остатками полдника. За своей спиной она слышала поток брани родича, обрушивающийся в равной степени на ее и на его собственную голову. Ее глаза почти ничего не видели из-за застилавших их слез, а из носа, как только начался новый приступ рвоты, потекла густая вязкая жижа. Омерзительная вонь от кипящего котла теперь стала чуть послабее, а запах пылающих под котлом сучьев, наоборот, усилился.

— Ты, верно, хочешь, чтоб нас обоих убили, Бекка! — бормотал Том, яростно помешивая в котле деревянной лопаткой. Он кинул в котел еще одну пригоршню крошек какого-то зелья, которое он притащил вместе с котлом и лопатой из хижины, специально отведенной под встречи мужчин. — Так шумишь, что счастье, если нас не услышат дома.

— Я… я вовсе не шумела… Я… — Бекка ничего не могла сделать с собой. Она втянула еще один глоток того специфического запаха, который исходил от котла, и ее тут же снова вырвало. Несмотря на свои претензии стать травницей, Бекка не имела ни малейшего представления о том, какие травы пошли на изготовление этого серовато-коричневого порошка, и о том, когда и где мужчины собирали и сушили их. А если по правде, то ей не полагалось даже задавать себе такие вопросы. Это было чисто мужское дело.