Сашка Вагнер. Вера. Отвага. Честь - Рой Олег - Страница 3

– Свои кури, – злобно ответил усатый. – Стоишь на блокпосту и трындишь, что цыгарки нет. Ещё б кума угостил, мы пехота, у нас со снабжением тяжко.

– Ага, заливай больше. – Некоторые слова, которые употребляли солдаты, были грубыми ругательствами, и Бианке было непросто догадаться, к чему их вставляли в обычном разговоре. – Вы в любой лавке и любом ларьке карманы набить можете!

– Чем тут набивать? – отмахнулся усатый. – Город под нами давно, всё, что можно, парни разгребли по сто раз. Смотри, что курить приходится. – И он, вынув из кармана бело-розовую пачку, ткнул её под нос Диме.

Тот скривился:

– Румынские?

– Молдавские, – сморщился в ответ усатый, выщёлкивая из мятой пачке две сигареты – одну из них отдал Диме, другую прикурил сам. – На вкус как кизяк, хотя кизяк я пока не курил. Эти сволочи там, в Киеве, небось «Кэмэлом» с «Данхилом» давятся, чтоб их порвало. Ты прав, кум, тикать надо, пока не припекло. С «Вагнером» или без, они нас доконают.

– Не скажи, – возразил Дима, с отвращением затягиваясь. – То есть, что задавят, факт. А вот то, что не важно чем, – тут ты не прав. «Вагнер» – это у них типа штрафбата, набрали головорезов из всех расейских тюрем и кошмарят. Ты про их кувалду слышал?

Узнать, слышал ли кум Димы про кувалду, Бианке так и не довелось: к блокпосту подъехало нечто, в чём с большим трудом опознавался уазик. Верха у машины не было, водитель и пассажиры сидели открыто. На корме машины стоял раритетного вида пулемёт с толстым, как труба, стволом.

– И чем я их заверну? – возразил Дима. – Не стрелять же по ним?

– А хоть бы и стрелять, – равнодушно пожал плечами офицер. – То ж не люди, а биомасса, завалите кого – меньше ждунов будет.

Собеседник Димы с готовностью передёрнул затвор автомата и направился к толпе:

– Слыхали, что пан офицер говорит? Развернулись и по домам, пока москали палить не начали.

– Командир, – выступила вперёд сочная девица с большой грудью, к подолу платья которой жался мальчишка лет семи, – та вы б нас выпустили, мы б и ушли. Тут же война, убить могут…

– Ага, открыла нам глаза, что война, – проворчал усатый. – Дорога простреливается, не видишь, что ли? Вы пойдёте, а москали пальбу откроют.

– Москаль по мирным не бьёт, – выкрикнул из толпы какой-то юноша.

– Раньше не стрелял, а ну как начнёт? – ответил боевик, зыркая глазами в поисках разговорчивого смельчака. – На город идёт «Вагнер», это бандиты, которых по тюрьмам наскребли. Для них человека убить – что спичку зажечь.

– Как будто вы не такие же, – вполголоса просипела старуха, стоявшая рядом с Бианкой.

Слава Богу, усатый её не услышал; отбросив окурок в придорожную грязь, он добавил:

– Короче, так, считаю до десяти, и если, как досчитаю, кто-то из вас не будет бежать к городу – сам убью на месте. Шо не ясно?

Свои слова боевик подтвердил, вскинув оружие и наведя ствол автомата на толпу. Люди – преимущественно женщины, дети, старики – тут же бросились прочь. Бианка было замешкалась, но стоявшая рядом старуха дёрнула её за разорваный рукав куртки.

– Бежи, дочка, – прошепелявила она, – шо есть духу бежи, наче за тобой сам чорт из пекла гонится. То такие твари, шо им человека пристрелить, як для тебя комара придушить.

И Бианка, почему-то поверив женщине, побежала прочь, а за спиной усатый нарочито-громко считал: три… четыре… пять…

Бианка бежала так быстро, как могла, – по размытой дождём грязи получалось плохо, несколько раз она поскользнулась, один раз упала на одно колено, другой – едва успела поддержать трусившую рядом старушку. Через короткое время у неё за спиной раздался одиночный выстрел. Бианка непроизвольно остановилась и обернулась, чтобы увидеть, как худенький юноша, не старше шестнадцати, с недоумённым выражением лица падает в грязь, а его белая вышиванка на груди краснеет от крови – должно быть, пуля насквозь прошла.

– Чего ты вклякла, як соляной столб? – опять дёрнула её старушка, тяжело дыша. – Хочешь, чтобы и тебя так же?

– За что? – прохрипела Бианка. Происходящее казалось сном, вот только проснуться никак не удавалось.

– Говорил много, – строго ответила старушка, – Да и вообще… не любят бандеры нас, ждунов. Шо ещё за слово такое, бес их разберёт…

– А ты, дочка, погляжу, ненашенская, – сказала старушка, когда они оказались в городской черте, вернее, когда, попетляв по улочкам частного сектора, остановились отдышаться у полуразрушенного двухэтажного дома. Бианка машинально отметила, что дом хозяин строил с любовью – углы стен отделаны декоративным рустом, на окнах – красивые резные рамы… точнее, были красивые – теперь окна были выбиты, перекошенные рамы свисали вниз на креплениях, а один угол дома полностью снесён, и рядом на земле виднелась глубокая воронка. «Миномётная, сто двадцать миллиметров», – подумала Бианка, некстати вспомнив, как покойный Крешемир учил её отличать воронки – какая от мины, какая от снаряда… в уголках глаз защипало, но позволить себе такой роскоши – заплакать она не могла.

– Я из Венгрии, – ответила Бианка, запустив руку в карман куртки в поисках беджика. Крохотной пластиковой карточки на месте не оказалось. Остальные документы девушки остались в бардачке их машины, но, обнаружив, что оказалась без удостоверения личности, Бианка почему-то не почувствовала особого страха. Может быть, окружающая её действительность сама по себе была настолько кошмарной, что на её фоне ужас от потери документов просто растворялся?

– А по-нашенски чисто говоришь, – заметила старушка. – Звать-то тебя как?

– Бианка, – машинально ответила та. – У меня родители из Чопа, я и по-русски, и по-украински с детства говорю.

– Ясно, – кивнула бабушка. – А меня Марфой кличут. В честь тётки назвали, материной сестры, значит. Её немчура в годы оккупации встрелила за то, что листовки клеила. Як же тебя в наши края занесло?

– Журналистка я, – ответила Бианка. – Приехала снимать репортаж про агрессию.

– Агрессия, – хмыкнула старушка. – Я тоби так скажу, девочка, вот те, што сегодня на блокпосту нас ружжом пужали, вот они настоящие агрессоры и есть. Знаешь, чего они нас ждунами кличут?

– Нет, – покачала головой Бианка. Хотелось попросить, чтобы кто-нибудь разбудил ее, вот только сделать это было некому. – Откуда ж мне знать?

– Бо мы ждём, – ответила Марфа, – когда уже наши придут заместо иродов этих.

– Наши? – переспросила Бианка. – Кто это?

– Русские, вестимо, – ответила старушка. – Те, что с Большой России. Они – наши, а эти черти желто-голубые – чужие.

– Что, и «Вагнер» – наши? – поразилась Бианка. Марфа кивнула. – Они же уголовники, их из тюрем выпустили…

– Не так страшен тот, кто отсидел, чем тот, кого не посадили, – загадочно ответила старушка. – Да и не все там урки, добровольцев тоже хватает.

– Кто ж захочет служить с уголовниками? – удивилась Бианка.

– И хотят, и за честь почитают, – ответила Марфа. – Бо лучше последний уркаган, чем бандеровец, поверь мне. – Она вздохнула и неожиданно лукаво посмотрела на Бианку. – Ну что, молодуха, отдохнула? Идём уж, до сумерек добраться надо. Нам Бог помогает, ишь, тихо как, не стреляют почти.

Бианка только после слов Марфы обратила внимание на звуки, царившие в городе. Не стреляют? Но где-то вдалеке раздавались автоматные очереди, то с одной, то с другой стороны слышались разрывы…

– Ну или почти не стреляют, – добавила Марфа. – Глядишь, дойдём до дому свахи[2] моей. Она в высотке живёт у Гнезда. Подвал у них хороший, перекантуемся пока…

И, не закончив фразы, старушка решительно отправилась дальше. «Что – пока? – подумала Бианка, догоняя женщину. – Пока „Вагнер“ не придёт с его замечательными головорезами?»

Но, поскольку другого выбора у неё не было, она послушно поплелась вслед за подвижной не по годам старушкой.

Глазами героя

Мы все родом из России. Потому что Россия – это не просто страна на карте мира. Россия – это мир. В разное время он назывался по-разному: Русь, Великое княжество Московское, Московское царство, Российская империя, СССР, Российская Федерация… не важно.