Мировая жила - Парсиев Дмитрий - Страница 8

– Вась, – Макар тронул за рукав, – Я задержу…

– Уверен? – тяжело дыша уточнил Вася.

– А что остается-то? Бегите.

Вася кивнул и побежал, а Макар остался. Через пару минут Вася услышал за спиной, как заполошно зашлась собака, а потом лай ее резко перешел в скулеж, а через мгновение так же резко оборвался и скулеж. На берег-то они высадились без всякого оружия. Все ж таки не воевать шли, а в разведку. Но Макар и без оружия опасен, собачку угомонить способен голыми руками.

Макар зашел за ствол тропического дерева и стал ждать. Собачий лай, приближаясь, становился громче, но реже. Первый охотничий раж у собак прошел, теперь они начинали сберегать силы. Первым на Макара выскочил молодой кобель, кормленый, лоснистый, завидев Макара, радостно возвысил голос, – догнал свою добычу. Кобель оказался непуганый. Кинулся на Макара без затей, целясь вцепиться в руку. По всему видно, так его натаскивали.

Макар сместился с острия атаки, отвел предплечьем собачью морду и кулаком другой руки впечатал в подбрюшье. Кобель упал, заметался, сменил лай на скулеж. Макар подскочил, ухватил пса за хвост двумя руками, раскрутил для разгона и впечатал хребтиной об древесный ствол. Пес не издох сразу, пришлось раскрутить еще раз и повторно долбануть об дерево. Даже труха какая-то посыпалась.

Он едва успел спрятаться за дерево, когда раздались первые выстрелы. В него не попали. Может призагнул эльф, что пули предметы облетают, может просто повезло. Макар перекатом ушел за другое дерево. На него уже выбегали другие собаки. Макар нащупал в кармане чудом завалявшую монету, засветил и приложил псов «цепенящим ужасом». Для малой монеты заклятье оказалось чрезмерным, монетка рассыпалась в труху, но дело сделала. Звонкий скулеж, казалось, весь лес огласил. Макар перебежками, а иногда крадучись, повел погоню за собой.

Вася бежал дальше. Рядом топал Аким, Ольха не отставала, Вася хорошо слышал ее легкий шаг. А потом услышал вдалеке хлопки выстрелов. Вася пошептал заговор на оберег от стрелы и снаряда, прося волчьего бога, чтобы обнесло Макарку несчастье стороной. Выстрели бахать перестали, и Вася боялся даже думать, по какой причине имперцы перестали стрелять. А потом они нарвались на заслон. Вася едва успел прочуять опасность, крикнув:

– Ольха, Акима! Туда бегите, – а сам выбежал на видное место, подставился, давая время друзьям сбежать.

– А ну стой! – услышал Вася грозный окрик.

– Стою, – Вася старался отвечать ровно, не выдавая сбитого дыхания.

По глазам ударил яркий свет, будто прожектор на него навели. Вася прищурился и поднял руки вверх.

– Я без оружия! – крикнул он в сторону слепящего света.

Подошли двое. В руках ружья, целят Васе в живот. Он бы не стал сопротивляться, но ему не понравилось, что светят в рожу клятым прожектором. Не по-людски это как-то. Его обыскали, а он стоял смирно. Ему завели руки за спину, а он не сопротивлялся. Его попытались ударить прикладом в спину, а он был в оборотне и спиной чуял…

Увернулся от удара прикладом, вызволил руки из захвата, ударил лбом в переносицу одному, подшагнул и раскрытой ладонью ударил снизу-вверх по носу другому, ломая носовой хрящ. От источника слепящего света раздался грозный окрик. Вася прикрывался телом оседающего на землю бойца, выхватил ружье из его слабеющих рук и разрядил прямо в пятно раздражающе яркого света. Прожектор тут же погас, а тот, кто кричал грозно, не заткнулся и продолжал кричать.

«Странные они эти имперцы, – подумал Вася, – На опасность отвечают руганью. Цивилизация людей отупляет». Он обошел крикуна сзади, благо в установившейся тьме не видно не зги. Придушил, уронил, а потом не сдержался и руку сломал засранцу. Чтоб знал на будущее, как в рожу фонарями светить. «Что за уловки ментовские?» – подумал в сердцах и приложил еще напоследок пинком по ребрам.

Осознав, что вся засада и состояла из трех человек, и что нарвались они скорее всего случайно, Вася кинулся догонять Ольху с Акимом. Окликать их он боялся и довольно скоро понял, что след их потерял. До рассвета бежал в надежде, что наткнется на них. Но так и не наткнулся. Когда забрезжило утро, Вася понял, что остался один.

Аким осознавал своего оборотня хуже остальных. Он сосредоточил все внимание на беге по ночному лесу, думая только об одном, как бы не подвести друзей, как бы не споткнуться, не упасть, не покалечиться. Он настолько полно сосредоточился на беге, что перестал слышать и видеть что-либо вокруг. А когда восходящее солнце осветило лес в полумрак, понял, что рядом никого нет. Он совершенно не помнил, когда оторвался от друзей. Помнил смутно лай собак, помнил далекие выстрелы, помнил, как полыхнуло ненадолго ярким светом, и как Вася приказал бежать в другую сторону. Он побежал в другую… Вот и убежал. Ото всех.

– Ну, дура-ак, – отругал себя Аким, – Что делать-то теперь?

Макар увел погоню от друзей, а вот самому оторваться не получилось. К утру его все-таки обложили так, что выскользнуть он уже не смог. Пришлось сдаваться.

– Эй, – крикнул он из густо поросшего оврага, в котором пытался отлежаться. Псы его чуяли и кружили все ближе, сжимая круг поиска, – Я сдаюсь.

– Выходи, – тут же отозвался имперец с явным облегчением, ночная погоня измотала даже собак, люди просто с ног валились, – Оружие на землю, руки вверх.

– Нету у меня оружия, – ответил Макар, вставая в рост с поднятыми руками.

Макару связали руки за спиной, потом избили. Особенно старался один блондин с родинкой на щеке. Когда Макар упал, тот долго еще запинывал его ногами:

– Ты что с собаками сделал, мразь? – он выплевывал из себя слова на свистящем выдохе и раз за разом обрушивал на Макаркины ребра грязный сапог, – Ты лучших собак мне испортил своим проклятием, гнида. Лучших! Ты слышал?

Макар молчал. Если те собаки, которых он приложил «цепенящим ужасом», были лучшими, то может он и поторопился сдаваться. Так себе собачки: и для схватки обучены плохо, и боевых заклятий им нюхать раньше явно не давали. Макара это соображение даже удивило, коли в этой империи нифрила как грязи, то сопротивление нифрильной могии собакам должны бы были с молочных зубов прививать.

Потом его подняли и погнали обратно в сторону моря. К полудню привели на большую заставу на берегу. Макар с сожалением смотрел на раскинувшийся у ног океан, у пленного, такое зрелище воплощенной безбрежной воли, вызывало чувство щемящей тоски. Он предпочел бы сейчас оказаться на «Кубе». Подумал с теплотой о друзьях, оставалось надеяться, что десант успешно проведет разведку и вернется назад на яхту к остальному отряду.

Потом водили в допросную. Но спрашивали мало, тем более, что Макар предпочитал отмалчиваться. Больше опять били. Имперцы почему-то были уверены, что Макар – обычный пират. Разуверять их он не пытался. Потом отвели к судье. Тот самый имперский суд оказался делом совершенно плевым. Макар даже испытал разочарование, все ж таки предыдущий суд проходил во дворце, а судьей выступал сам Азум-хан.

Здесь же Макара завели в сырую и жаркую бамбуковую хижину, где обильно потеющий полноватый имперец в таком же сером мундире, как и все остальные, позевывая, признал его виновным в пиратстве и назначил отбытие бессрочного наказания на нифриловом руднике. На его послужную дорожку, прописанную по внешней стороне левой руки, к Макаркиному удивлению, даже не взглянули.

Зато поставили нифрилом нелепый знак на внутренней стороне запястья. Нарисовали в ряд несколько черточек одинаковой длины, но все разной толщины. Под каждой черточкой – цифра. Потом отвели в трюм транспортного судна, где уже сидели в клетках два десятка таких же как он неудачников. Ждать на месте долго не пришлось. Уже к вечеру судно вышло в море, а еще до темноты свернуло в речное устье. Макара повезли куда-то в материковую глубь.