Ген поиска (СИ) - Мадоши Варвара - Страница 61

Младший инспектор Травушкин оказался в точности таким, каким я представлял его себе после телефонного разговора: молодой человек с прыщами и потными ладонями. Впрочем, старательный и вежливый: поздоровался и с Прохором, у которого я сидел на руках в сумке, и со мной, но дальше уже к Прохору не обращался. Прохор ведь не был моим помощником, только слугой, а этикет требует игнорировать слуг, занятых переноской генмодов.

Прохору это правило всегда скорее нравилось, чем нет. Он говорил, что это позволяет легко оставаться незамеченным и, занимайся он все еще старым ремеслом, он бы немало карманов обчистил таким манером! Это несмотря на то, что чистка карманов для мошенника уровня Прохора всегда была скорее небольшим приработком.

Однако последнее время камердинер стал своей службой тяготиться. Ворчал, что вот при Анне было хорошо, и он мог проводить вечера (и большую часть дня) в свое удовольствие, а вот теперь приходится постоянно таскаться со мной! А возраст у него уже не тот, между прочим.

Понимая справедливость жалоб моего верного слуги, я тем не менее не торопился нанимать нового помощника. Во-первых, мне сложно было представить того, кто так же хорошо впишется в мои привычки и быт, как Анна, которую я все-таки воспитывал с момента обретения ею сознательности. Во-вторых, была у меня еще одна причина, по которой я хотел придержать место своего помощника… не то чтобы совсем основательная, но все же и не пустая. Однако об этом в другой раз.

Так вот, поприветствовав нас с Прохором по всем правилам этикета, Травушкин провел нас в багетную мастерскую.

Здесь приятно пахло древесиной и неприятно — лаком, полиролью и прочими веществами для подготовки рам, в которых я разбираюсь крайне поверхностно. Хозяйка мастерской — пожилая дама в очках на цепочке — встретила нас крайне радушно, если не сказать подобострастно.

Она уже знала, что привело сюда Травушкина: вчера полицейские успели ее расспросить.

— Как, господа инспекторы, — начала она, очевидно, приняв Прохора тоже за сотрудника ЦГУП (очки висели у нее на груди, а в магазинчике при мастерской, куда мы попали от входа, было не очень светло). — Неужели со вчерашнего дня остались непроясненные моменты? Вот, пожалуйста, я вам могу снова и квитанции показать, и бухгалтерскую книгу, и подпись Любови Егоровны — она эту картину принимала, собственноручно!

— Отлично! — обрадовался я, так как вопрос, кто именно отдавал картину на переделку рамы — Любовь Егоровна или кто-то из доверенных слуг — я и собирался прояснить помимо всего прочего. — Но меня больше интересует другое. Работает ли у вас некто Хохлов Игорь Евгеньевич?

Женщина слегка растерялась.

— Да, работает… А он замешан в чем-то? Он очень благовоспитанный молодой человек!

— Не сомневаюсь, — не удержался я от мурлыканья. — И над багетом для картины Кахетьева трудился именно он?

— Н-нет… — нерешительно проговорила хозяйка. — Не думаю… Да, точно не он! Я Валере Шустову отдала этот заказ…

Этого я, признаться, не ожидал. Ведь так все хорошо сходилось! Хотя не так важно, все равно картина была для Хохлова в пределах досягаемости.

Тут же из соседнего помещения, дверь куда была приоткрыта, выглянул лысый мужчина в рабочем фартуке.

— Прошу прощения, — сказал он твердо, — но на меня вы это дело не повесите! Я как раз с Хохловым поменялся — он упросил взять этот заказ, а мне отдал те два натюрморта.

— А ты и поменялся! — возмутилась хозяйка. — И мне ничего не сказал!

— Мы говорили, да вы запамятовали, — пожал плечами Шустов.

— А сегодня Хохлов здесь? — уточнил я, хотя уже понимал, что, разумеется, если бы он был в мастерской, то уже дал бы о себе знать.

— Нет, он сегодня с утра позвонил и сказался больным, — нерешительно произнесла хозяйка. — Вы все же его подозреваете в чем-то? Я уверена, что он не виноват!

— Не волнуйтесь, — я вспрыгнул на стойку и успокоительно коснулся лапой руки женщины, — если он не виноват, то мы разберемся. Поверьте, меньше всего мы хотим упечь за решетку не того, а преступника оставить на свободе!

Шустов при этих словах скорчил гримасу, но хозяйка, кажется, поверила и успокоилась.

Дальнейшие мои расспросы касались в основном порядка работы над картиной. Мне удалось выяснить, что Хохлов работал в отдельной комнатушке, как всегда, что работу его никто не видел. Что, поскольку мастерская была не единственным его местом работы, хозяйка разрешила ему приходить в неурочные часы и даже выдала ключ, так что он частенько являлся рано с утра и отбывал поздно вечером. И еще что картина пробыла в мастерской две недели, поскольку Любовь Егоровна не требовала ее назад. В общем, идеальные условия для изготовления не то что двух, а даже десятка копий!

Обыскивать мастерскую повторно мы не стали: все равно вчера это проделали профессионалы. Ясно было, что оригинала картины здесь нет, а если Хохлов все же умудрился спрятать ее в тайнике, то быстро мы его не найдем.

— Но нет, я не думаю, что картина спрятана в мастерской, — рассуждал я уже в казенном экипаже ЦГУП на пути к дому Кахетьева, благо, здесь было недалеко. — Если бы это было так, Хохлов бы стремился ее забрать… А он явно пытается держаться от мастерской подальше. Уже почувствовал, что оказался в числе подозреваемых.

Травушкин недоверчиво покачал головой.

— Ну и быстро вы работаете, господин Мурчалов!

— Отнюдь нет, — произнес я с безразличием, стараясь, чтобы оно звучало как можно искреннее. — Мне редко попадаются дела в этой области, да и связей практически никаких…

— Ну да, если не считать автора самой картины, — недоверчиво произнес Травушкин.

— Кроме того, и дело-то немудрящее, — продолжил я, не обращая внимания на эту реплику. — Любой бы догадался.

— Как это немудрящее? — удивился Травушкин. — По-моему, очень запутанное! Ладно бы, с аукциона продали оригинал, копию оставили владельцу — тут понятно. Ладно бы, на аукционе продали подделку — тоже понятно. Но зачем делать две копии и одну продавать?

— И в самом деле, — я независимо лизнул лапку, — зачем? Думаю, об этом стоит спросить у Любови Егоровны Кахетьевой.

Травушкин подумал и, кажется, пришел к очевидному выводу:

— Вы думаете, Хохлов в нее влюбился? И именно поэтому припрятал ее настоящий портрет, а еще одну копию сделал на продажу так, ну почему бы не заработать?

Я захлопал глазами. Признаться, такая версия даже не приходила мне в голову! Иногда молодежь способна меня удивить своим полетом мысли. Впрочем, с Анны во время оно тоже сталось бы предложить подобную версию.

— Младший инспектор, сколько времени вы работаете в ЦГУП? — спросил я его.

Тот слегка порозовел щеками.

— Н-ну… два года.

Надо думать, округлил в большую сторону, хотя вряд ли слишком.

— Вам очень, очень повезло с делами, которые вам поручали расследовать, — сделал я вывод.

Регистрационное бюро Торговой палаты занимает огромное, длинное здание на берегу реки Неперехожей, построенное специально для целей хранения регистрационных сведений сразу после Большой войны. Лишних денег тогда у города не было, поэтому в отличие от здания ЦГУП оно не отличается красотой. Честно говоря, оно вообще ничем не отличается: такой унылый кирпич еще поискать! Однако внутри на диво уютно: документы, знаете ли, нуждаются в постоянном режиме влажности и температуры. А это весьма ценно и летом, когда булыжники тротуаров плавятся от жары, и промозголой зимой, когда негде спастись от сквозняков.

Сыщику приходится довольно часто пользоваться регистрационным бюро. В бытность свою помощником Бонд я протоптал сюда широкую тропу и, должен сказать, провел немало приятных часов, заснув под зеленой лампой на столе в справочном зале! Не то чтобы я засыпал специально — просто обстановка располагает.

Доступ в это святилище («Скуки», — добавляет Прохор, и, говоря по совести, он прав! Но нет в мире совершенства) может получить кто угодно. Если вы полный или неполный гражданин города, то для вас бесплатно — достаточно показать удостоверение на пропускном пункте архива, где царят, по-моему, совершенно одинаковые тетушки. Они все люди, но тоже напоминают мне сов своими круглыми очками на цепочках, которые покачиваются, как брыли.