Великий князь Русский (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 33

— Казимир что?

— Сам прочитай, — Стася открыла нечто, похожее на дамскую сумочку и отдала мне пачку писем, среди которых выделялась парочка с королевскими печатями красного воска.

Казимир, как и предполагалось, клялся в вечной дружбе и намекал, чтобы ему не мешали разобраться с Данцигом. Вот и пойми, что там будет — король смотрит на север, а пограничная вольница на восток. Кстати, ничуть не хуже вариант — у немцев замятня, нам они помочь толком не смогут, а вот мы остаемся против Казимира и Кичи-Мухаммеда, правда, с Гераем… С венграми, что ли, договориться, чтобы поляков понервировали? Да только там тоже бардак, верховодят Хуньяди и Цилли, никак мадьяры с немцами власть в стране не поделят… В Чехии тоже непросто — остатки гуситов до сих пор дают жару, рулит ими пан Иржи из Подебрад, будущий король (если я правильно помню свои экскурсии по Праге).

Черт, как все это некстати!

Да когда война была кстати…

Внизу взревели песню, да так, что Стася вздрогнула. Я прислушался — Волка узнаю, Ремеза узнаю, а еще кто? Но тут мои на секунду замолкли, оставив солировать третьего…

— Господи, это Ипатий, что ли? Его-то ты зачем привезла?

— Вот уж не привозила! — фыркнула Стася. — Сам увязался, да так и протопал всю дорогу пешком.

Ох, едрена корень, только этого прохиндея мне и не хватало!

На следующий день я собрал в кучу младое поколение и потащил на Пушечный двор, где у рындецкой школы нынче занятия. Пусть племянничек вливается, ему все время, что будет в Москве, предстоит в ней заниматься. Ваську, конечно, уму-разуму в Полоцке и Витебске учат, Дима старается, но у нас тут все-таки более системный подход.

Пока ехали по городу, все глазели на воев городового полка, конных детей боярских, поместных, а как выбрались за стены, начали гостя выспрашивать:

— А что ты в Смоленске да Витебске делаешь?

— Девок валяю, — важно зашел с козырей Васька.

— Врешь! — ахнул Юрка.

— Вот те крест!

— А мы зато из пушек стреляли! — попытался перебить впечатление Ванька.

— А у меня вот чо есть! — и племянничек вытащил из седельной кобуры пистоль.

Настоящий пистоль, усохни моя душенька! И не колесцовый, а с ударным замком!

— Так, хватит величаться, дай-ка сюда, — воспользовался я служебным положением и заткнул оружие за пояс.

— Туда с огнестрелом нельзя, — пробурчал Юрка,

— А сам-то, — кивнул на меня Васька.

Я обернулся в седле:

— На Пушечный двор с пищалями нельзя никому. Мне можно.

Пока рындецкую школу таскали по мастерским (впрочем, отроков больше интересовали рассказы Васьки, чем чудеса техники), я с механикусами разглядывал пистоль. Нормальный такой пистоль, уровень XVII века. Штучное изделие, тонкая ручная работа.

Порой я Диму не понимаю — зачем? Вещь, безусловно, статусная, и в острый момент может спасти жизнь… Но мне кажется, что острых моментов нужно попросту избегать, а вместо одного ствола, потратив такое же время, усилия и ресурсы, можно было сделать пять, если не десять, широких ткацких станов. Ей-ей, толку больше выйдет.

Молодежь тем временем продолжала меряться крутизной, понемногу сходя на позиции «А вот у моего бати…», но в какой-то момент рациональные аргументы закончились, и за углом сруба вскипела драчка. Рынды мгновенно разделились на две партии и дрались от чистого сердца — наследнику фингал посадили, племяннику нос расквасили, порваных одежд и затоптанных шапок не считали.

Считали розги — каждому решением Феофана всыпали по десятку, как только я сдал эту шоблу в руки космитораса. Оттого лекцию мою о политэкономии слушали со всем вниманием, хотя и шипели, когда неудачно ерзали на сиденьях.

— Земля сама, без вложенного в нее труда, не родит, — объяснял я вроде бы очевидное.

Княжата и боярчата постарше солидно кивали — знамо дело, надо смердов на землю сажать!

— А труд может принести прибыток без земли.

— Это как же? — вылез глазастый мальчонка, кажется, из Стародубских.

— Так на промыслах же. Там ведь не сеют, не пашут, — улыбнулся я.

— Но промыслы хлебца не дают, а без хлеба никто не труждается! — опять возразил глазастый.

Толковый парень, надо приметить.

— Все так, но прибыток с промыслов вернее, поскольку ни от хлада, ни от дождей, ни от саранчи, — я нахмурился, вспомнив ситуацию в степи, — не зависит. А урожай может и на корню сгнить.

С мальчишками легче — они Зелейный и Пушечный, Хамовный и Соляной дворы живьем видят и с самого юного возраста впитывают понимание, что вотчина, при правильном подходе, может дать много больше, чем просто сколько-то мер зерна с чети. А я их в этом понимании всемерно укреплял — пусть высшее сословие у нас коммерции не чурается. Рассказывал о разделении труда, о концентрации производства, о том, почему это выгодно — буквально на пальцах. Самое горе, что даже терминов еще нет, все приходится самому изобретать. Хочешь рассказать об основном или оборотном капитале — юзай греческие «кефалио», хочешь о промышленности — говори «виомехания».

— Возьмем, для примера, лесопилку.

У большинства тут же загорелись глаза — еще бы, такая штука прикольная! Вода пилы двигает! А доски — дорогущие!

Вот на этом интересе мы, по сути, написали образцовый бизнес-план — сколько стоит поставить лесопилку, какова производительность, с какого количества полотен содержать ее выгоднее, чем терщиков с ручными пилами, ну и так далее. Пусть ребятки учатся бизнес строить.

И задачки в цифирный курс Феофану я такие же подкидывал — типа «Некий купец продает за месяц товар с прибылью в третью долю и всю выручку вкладывает в товар же. Сколько прибыли он получит за три месяца?» Разом сложный процент научатся вычислять, получат понятие об обороте, и запомнят, что деньги должны работать, а не в скрынях лежать. А самые умные сообразят, что у купца еще и накладные расходы учитывать надо.

Может, создать еще и торговую сколию? Подкинуть идею Ховриным, Шиховым, Бибиковым и прочим, пусть скинутся и обучают отроков. Здесь же, в Спас-Андронике.

Когда возвращались, завернули на Кучково поле, посмотреть на маневры пушкарей, а уже у въезда на Торг по Дмитриевской улице, я опять услышал слитный рев Ипатия, Волка и Ремеза — так и есть, загуляли у Козели. Как его Дима в руках держит, ума не приложу, не иначе, животворящими пенделями. К «человеку духовного звания» тут за день целая очередь выстроилась за благословениями, будто к чудотворцу какому, на что весьма косо смотрел Никула. Я подкинул ему идею рукоположить юрода в дьяконы, но сам Ипатий уперся рогом и пошел в отказ. Ну да, в сане он мгновенно попадет в юрисдикцию митрополии, а так вроде как сам по себе, вольная птица…

Список гостей не ограничился Стасей и проезжими на Берег князьями — по Волоцкой дороге примчался Гейдель, главный казначей Ливонского ландмейстерства. Должность он унаследовал от покойного дяди, на мешках с деньгами заматерел, раздался вширь, но сохранил ту же рыжую морду, конопатую и с носом картошкой. Хорошо хоть его Питером крестили, а не Антоном, хотя насчет лопаты и деда ничего не скажу, не знаю.

Заночевал Гейдель на Ливонском дворе, а с утра явился с рабочим визитом.

— Либер фюрст, — начал он после положенных реверансов на вполне приличном русском, — за вами должок.

Я нахмурился и наклонил голову — не помню такого! Все расчеты ведем строго, просрочек нет, какой еще долг?

— Большой, либер фюрст, я бы даже сказал, изрядный. Вместо того, чтобы повесить, вы всего лишь выгнали из города эту сволочь Шельде!

Перед глазами тут же встал кривоногий упитанный ратман.

— Этот поганец, — по лицу казначея пробежала тень, — пролез в рижский рат, а ныне, при поддержке преосвященного Сильвестра, стал одним из четырех бургомистров!

Я только пожал плечами:

— Ваш ратман, вам и судить. И, положа руку на сердце, Питер: разве вы бы первый не заявили протест, вздерни я тогда Шельде на воротах? Так что насчет должка вы, пожалуй, погорячились…