Гризли в белых носочках - Донцова Дарья - Страница 7

Если молодая женщина любезно угощает мужчину, то ему ни в коем случае нельзя отказываться. Ему следует съесть предложенный изыск, закатить от восторга глаза и воскликнуть: «Никогда до сих пор ничего подобного не пробовал!» Поступать таким образом надо даже тогда, когда отведал нечто гадостное.

Я положил на свою тарелку крохотный «квадратик».

– Выглядит аппетитно.

– Вы сейчас в лучшей блинной России! – объявила Ольга. – Я постоянно здесь обедаю.

Учитывая, что вес моей собеседницы определенно перевалил за сто килограммов, госпоже Огоньковой следует отказаться от мучной, жирной и сладкой еды, перейти на овощи и есть их маленькими порциями. Шесть штук блинов с начинкой ей не надо класть на свою тарелку. Но хорошо воспитанный мужчина не позволит себе такой совет. Исключение составит только личный диетолог, но я не врач данной направленности.

– Иван Павлович, почему вы не едите? – удивилась Огонькова, уничтожая четвертый «треугольник».

Я улыбнулся изо всех сил, разрезал «квадратик», храбро запихнул в рот его половину.

В первую секунду мне захотелось выплюнуть этот «изыск». Сам блинчик оказался по вкусу похож на фольгу. Справедливости ради замечу, что никогда не жевал металлическую бумагу, но приди в голову мне подобное желание, скорее всего, я испытаю именно такое ощущение. К сухой, жесткой «обертке» прилагалось нечто противное, жирное, одновременно приторно-сладкое и безбожно соленое. Каким образом местному повару удалось совместить в одном продукте сахар и соль в большом количестве? Не знаю, но он задачу решил с блеском. И что делать? Чтобы не обижать даму, которая уверена, что она сейчас сидит в роскошном ресторане, где на кухне командует лучший шеф всех времен и народов, мне следует съесть эту гадость. Но положить в рот еще один кусок мерзости в тесте я не способен. Да, я капризен в еде! Питаюсь исключительно тем, что мне нравится!

И тут, на мою радость, к столику подошла незнакомая молодая женщина. Она завопила:

– Дорогуша! Ты ли это?! Узнала меня? Я Надя Лукина!

– Привет, – без всякой радости отреагировала Ольга и замолчала.

– Ольгуша, можно к вам подсесть? – продолжила девушка. – Одной скучно обедать. Работаю неподалеку. Наши все ходят в «Илья Муромец-бургер», а мне там не нравится.

Сколько найдется на свете людей, которые на этакий вопрос ответят категорично «нет»?

– Хорошо, – процедила сквозь зубы Ольга Мольеровна.

– Жрачка там отвратительная, – начала тараторить Надежда, – фу прямо. А тут вкусненько!.. Оля, познакомь меня с мужем! Как его зовут?

У Огоньковой покраснел лоб, а я быстро произнес:

– Разрешите представиться. Иван Павлович Подушкин. Ольга Мольеровна – на редкость красивая молодая дама, но, увы, я не являюсь ее спутником жизни. У нас чисто деловая встреча.

– А-а-а, – протянула Надежда. – Точно, колечка-то на пальце нет! Значит, пока все в старых девах? Чего так?.. Из наших только Филимонова без пары. Но ее, конечно, никто в ЗАГС не поведет. С виду жуть, характер гадкий. А ты бутончик! И жалмерка! Ну как так? Куда мужики глядят? Чего не приходишь на наши встречи? А? Вдруг бы кто понравился!.. Хотя мы еще молодые совсем, есть время выбрать парня.

Слово «жалмерка», сейчас почти забытое, в начале двадцатого века адресовали женщине, чей муж находился на воинской службе. Это существительное любил писатель Михаил Шолохов. Надежда же сейчас употребила его как синоним выражения «старая дева», что неверно.

Надежда схватила с блюда блинчик, вмиг запихнула его в рот и потянулась за вторым.

Ольга Мольеровна отвернулась к окну. Моя рука выдернула из держателя бумажную салфетку. Я сделал вид, что вытираю губы, быстро выплюнул в бумагу кусок блинчика и положил ее на тарелку. Второй салфеткой я взял остатки кушанья, скомкал и разместил тоже на тарелке, выдохнул и тихо кашлянул.

Огонькова продолжала глядеть на прохожих, а ее знакомая кокетливо произнесла:

– Наверное, помешала вашей беседе?

Я навесил на лицо светлую улыбку и промолчал. Ольга же глянула на бесцеремонную женщину и отрезала:

– Да, у нас рабочая встреча, времени мало, а обсудить надо много вопросов.

– Мне уйти? – прищурилась подруга.

– Правильное решение, – спокойно согласилась Ольга. – Ты мешаешь деловому разговору.

– Мы сто лет не виделись, – насупилась женщина. – И…

Договорить Надежда не успела – Огонькова вынула из сумки визитку и протянула ее Надежде.

– Позвони в среду, договоримся о встрече. Сейчас я занята!

Подруга схватила картонный прямоугольник, вмиг разорвала его, бросила обрывки на стол, нецензурно выругалась и ушла. Ольга улыбнулась.

– А еще говорят, что люди со временем меняются. Нет-нет! Если ты с пеленок дура и подлая, в школе была ябедой, то потом станешь еще глупее и гнуснее. Вернемся к нашим делам. Вы хотели что-то узнать о Светловых?

– Да, – кивнул я.

– Чем они могли заинтересовать частного детектива? – прищурилась Огонькова.

– Ольга Мольеровна… – завел я разговор, но продолжить не сумел, потому что женщина смутилась.

– Прошу вас, просто Оля. Терпеть не могу свое отчество, хотя у него интересная история. Деда по линии отца звали Петр Алексеевич. Он в юности работал дворником. Хороший, честный человек, мастер на все руки, обслуживал территорию, где стояли несколько кооперативных домов. Вроде ничего особенного, ан нет! Квартиры там купили артисты театров и кино, режиссеры, писатели. Дедушка на все руки был мастером, мог любую вещь починить. Он сколотил бригаду, ремонты стал делать. В советское время, чтобы краску, обои и всякое другое-разное купить, требовалось в очереди долго простоять. А дедушка мог любой импортный товар достать. Кафель из ГДР? Пожалуйста. Линолеум польский? Запросто. Дорого, конечно, но творческая элита хорошо зарабатывала. К дедушке очередь из клиентов стояла. И каждый ему что-то приятное сделать хотел. С билетами в театр у нас проблем никогда не было, в Центральный дом актеров и литераторов заходили как к себе домой… Дедуля, вообще-то, имел хорошее образование. Он не москвич, приехал в столицу после окончания школы, поступил в институт. Почему тогда в дворники подался? Так очень место сладкое. Оклад невелик, зато была возможность делать ремонты. А за них деду о-го-го сколько платили! Он стал обеспеченным человеком… Так как я получила уникальное отчество? Дедушка хорошо учился в техническом вузе. А художественную литературу не любил, не читал. Потом один главный режиссер московского театра дал ему пропуск на премьеру пьесы Мольера «Мнимый больной». Спектакль потряс дедушку до такой степени, что он на следующий день отправился в районную библиотеку и попросил все произведения великого французского писателя. Перечитал их, потом взялся за Шекспира, Чехова… Он понял, что слова Максима Горького «любите книгу – источник знаний» – теперь его девиз по жизни, и начал глотать произведения классиков – как русских и советских, так и зарубежных. Потом дедуля открыл для себя историческую, научную литературу, обложился энциклопедическими словарями, чтобы выискивать незнакомые ему слова. Через некоторое время он стал самым частым гостем в лавке писателей, куда ему вход открыл один из очень популярных литераторов. Директриса этого закрытого для всех, кроме членов Союза писателей, заведения, легендарная Кира Викторовна Дубровская, полюбила необычного покупателя, всегда откладывала для него все самое интересное. Библиотека дома составилась огромная, дедуля забыл про телевизор, он читал запоем. У него появился список особенно любимых литераторов. Но самым-самым обожаемым навсегда остался Мольер. В честь него дедушка назвал своего единственного сына.

Глава восьмая

Ольга улыбнулась.

– Ох и натерпелся папа в детстве от дедушки! Дед его с младенчества обложил книгами, сначала ему вслух читал, а в пять лет обучил малыша грамоте. В школе ему пришлось стать отличником, поскольку даже за четверки отца наказывали. В классе его не любили – мало того, что он зубрила, по всем предметам только пятерки получает, его в пример ставят, так еще и зовут его Мольер! Понятно, что его обзывали по-всякому, «моль» – самое частое прозвище. Ну и дразнили постоянно: «Эй, моль, лети сюда!», «Моль, у меня новое пальто шерстяное, не сожри его!» Кто во что горазд упражнялись. А мне досталось необычное отчество. Но в школьные годы к тебе только по имени обращаются, поэтому я избежала насмешек. Мама рассказывала, что дедушка хотел, чтобы, если у него родится внучка, она стала Джульеттой – Шекспира он тоже обожал. Но мой папа Мольер, который никогда не спорил со своим отцом, встал на дыбы, прямо закричал: «У Андреева из третьего подъезда – пудель Джулька! Карасевы, которые в пятом живут, завели овчарку Джулю! В соседнем доме, писательском, почти в каждой квартире по псинке, и среди них штук пять Джульетт! Выйдет кто из хозяев во двор, заорет: «Джульетта, ко мне!» – прибежит свора собак, а среди них моя дочь?! Да никогда!» И я стала Ольгой, за что очень папе благодарна. «Джульетта Мольеровна» – это уж слишком… Я ни деда, ни бабушку никогда не видела, они скончались до моего рождения. И, как потом поняла, наверное, папина родня не хотела, чтобы он женился на маме. А близкие с маминой стороны не приняли Мольера. Что за муха между ними пролетела? Понятия не имею. О своих родителях мать никогда не рассказывала, о папиных тоже помалкивала. То, что вам говорю, я узнала отрывками, потом сама сложила в готовую картину… Жили мои родители спокойно, но иногда мама садилась на метлу, кричала на мужа: «Мямля! Из тебя всю самостоятельность выбили! Очнись! Научись принимать решения!»