Рожденные в завоеваниях - Фридман Селия С. - Страница 1

Селия ФРИДМЕН

РОЖДЕННЫЕ В ЗАВОЕВАНИЯХ

ДАВНЫМ-ДАВНО…

Редактор и Автор отправились в модный французский ресторан для обсуждения рукописи Автора. Это была их первая встреча, и обе чувствовали себя несколько неуютно.

«Что она за человек? — думала Редактор. — С какого боку к ней подойти? Как она воспримет предложение внести в рукопись некоторые, на мой взгляд, необходимые, изменения? Убежит на болота или будет угрожать мне дробовиком каждый раз, как я заведу разговор о том, что с сюжетом нужно еще немного поработать? Она способна написать еще одну книгу или на этом все закончится? Как задавать такие вопросы, чтобы не нанести удар по самолюбию Автора и не испортить с ним отношений?»

«Что она за человек? — думала Автор. — Как мне с ней разговаривать? Прямо сказать ей, что для меня не проблема переписать часть рукописи, или профессионалы такие вещи открытым текстом не выдают? Она доверит мне самой переписывать текст или придется отдать его кому-то на переработку? Действует ли здесь какая-то особая профессиональная этика, или мы просто можем признать, что я в этом деле не разбираюсь, и сконцентрироваться на самой работе?»

Одно мгновение показалось вечностью. Где-то вдали, если отправиться вспять по коридору времени, Редактор слышала песни своих предков, степных воинов, которые делили трапезу с мужчинами и женщинами без различия культур и всегда были настороже. В ней шевельнулось знание о первобытных традициях, которые обращались к человеческой душе, взывая не к разуму, но к инстинктам. О традициях, которые помогают незнакомцам понять друг друга и стать ближе путем сосредоточения на простых вещах, необходимых в жизни, а не на многочисленных условностях.

Редактор посмотрела на Автора, чувствуя горячее дуновение пустыни в волосах, и сказала:

— Надеюсь, вы не будете возражать, если я хорошенько набью себе желудок? Сегодня утром я не успела даже перекусить.

Она видела, как ее слова воспринимаются, как над ними раздумывают. Редактор знала, что этой женщине также дует в лицо жаркий ветер пустыни. Она поймет?

Автор встретилась взглядом с Редактором.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если я хорошенько набью себе желудок? — сказала Автор. — Маковой росинки во рту не держала со вчерашнего вечера.

И таким образом установилось партнерство.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я никогда не собиралась печататься.

Честно.

Работа, которую вы держите в руках, началась, как проект, предназначенный непосредственно для меня, в лучшем случае — для нескольких самых близких друзей. Это результат очень скучной учебы — во время учебы мне требовалось писать, чтобы сохранить рассудок. Потом была напряженная работа, и мне требовалось писать, когда я возвращалась домой, чтобы расслабиться. Были еще и другие дни… такие… ну… подойдет любое оправдание. Видите ли, мне просто требовалось писать. Это не сознательный выбор, как у некоторых, а состояние. Голод, такой примитивный и грубый, такой настойчивый, как потребность организма в еде или сексе. Слова выстраиваются внутри тебя и им нужен выход. И также они должны приобрести нужную форму. Не имеет значения, что тебе завтра представлять диссертацию на соискание степени магистра; если очередной кусок научно-фантастического романа кричит в твоем сознании и требует выхода, то он должен идти первым. Не выпустишь его на волю — и канал окажется заблокированным и вдохновение больше не позовет тебя.

(И я таки на самом деле написала одну главу этой книги в ночь перед сдачей диссертации на соискание степени магистра.)

Откуда все это появляется, откуда это кошмарное вдохновение? Возможно, от отца, который показал мне, что написание текстов — это чудесный опыт. Отец учил меня, что нет большего удовольствия, чем создание идеального предложения. Он писал технические тексты и поэтому работал с самыми обычными, а не фантастическими мирами, которые вскоре начнет исследовать его дочь. Он не считал себя истинным мастером, называя себя просто ремесленником. Но какой он был ремесленник! Я вспоминаю вечера, когда отец выходил из кабинета и зачитывал нам какое-то предложение — или просто выражение, которое придумал. Ритм и значение в нем были так великолепно настроены, что звучали для отца как музыка… И когда он читал придуманное нам, казалось, что и для нас это становилось музыкой.

Спасибо, папа, за то, что ты делился с нами этой радостью!

Итак, я начала писать. Я создавала миры, и они росли вместе со мной, истории, которые я придумывала в этих мирах, также развивались. Пару раз я показывала их друзьям. Друзьям нравилось и они уговаривали меня издать написанное. Но я была еще не готова. Я писала недостаточно хорошо пока, во всяком случае, сама так считала. Может, я недостаточно сильно желала тогда писать не просто для себя, а на продажу?

Но вот, однажды вечером, это произошло. Я вернулась домой после четырнадцати часов напряженной работы и не могла уснуть. Тогда я села за пишущую машинку, чтобы выпустить немного творческого пара, и слова сами полились на бумагу. Я писала долго, очень долго, не обращая внимания на часы. Я давно забыла об усталости и работала до рассвета, когда пишется лучше всего и муза особенно требовательна к своим избранникам.

Тридцать страниц.

Когда я закончила, то просто откинулась на спинку стула и уставилась на заполненные буквами страницы. Я все еще слышала музыку родного языка в сознании и чувствовала созданные мной образы. Даже в первом, черновом варианте, глава пела мне. И в то миг я поняла, что пересекла какую-то безымянную черту. Написанное мной готово к изданию. Если я хочу опубликовать его, то время пришло.

(Для любопытных — это глава одиннадцатая книги, которую вы сейчас держите в руках.)

Одного желания было достаточно? Может, и нет. К счастью, у меня есть друг, который уже много лет наблюдал за моими творческими потугами и каждый раз, когда я задумывалась о публикации, подзадоривал меня. Я позвонила ему и рассказала о том, что поняла этой ночью, а он ответил, что я чертова дура, поскольку не додумалась до этого раньше, и что он знает кого-то в издательстве «DAW Books». И если я смогу передать ему книгу к концу лета, то он лично проследит, чтобы она была удостоена внимания, которого заслуживает. Его зовут Рик Умбрау, и без его поддержки, дружбы и вовсе не мягкого давления эта книга могла бы и не осуществиться.

Одно лето. Теперь это кажется так легко, в мире компьютеров и высоких технологий! А тогда я была обескуражена, учитывая размеры рукописи. Я едва набрала денег на компьютер фирмы «Рэйдио Шэк» и подсоединявшийся к нему кассетник. Тогда все работало по-другому: следовало ждать гудков на пленке, пока не доберешься до паузы, а затем запускать, чтобы посмотреть, в какой части текста ты находишься. Боже, страшно вспомнить, что произойдет, если забудешь, в каком месте на пленке что находится! Неужели это было лишь восемнадцать лет назад? Теперь мой компьютер выдает мне подсказки, если считает, что мне нужна помощь, и еще приходиться убеждать его оставить в покое написание придуманных мною терминов!

В то лето я напряженно работала. Напряженно как никогда в своей жизни. Я собрала все написанное мной за десятилетие или даже больше, и обрабатывала, собирала воедино, ужимала. Времени не было обращать внимание на отсутствие вдохновения или искать каких-то других оправданий. Наконец я все подготовила, упаковала рукопись для Рика и добавила страницу поверх первой, лично для него, написав на ней черным маркером, зажав его в трясущейся от усталости руке: «Я больше никогда не буду этого делать!»

Именно это я и имела в виду.

Только несколько лет спустя я выяснила, что он оставил эту страницу поверх рукописи, когда отдавал ее в «DAW» — и первыми моими словами, которые увидел Дональд Уоллхэйм, стала нацарапанная клятва, гласившая, что я никогда больше не напишу никакого романа.