Пожиратели душ - Фридман Селия С. - Страница 35

Костас, весь подобравшись, слушал ее внимательнее, чем прежде. Теперь он, длинноногий и длиннорукий, угловатый, с немигающим взглядом, казался ей изготовившимся к прыжку богомолом.

– Боги выковали из молний копья и сбросили их на землю одно за другим, в разгар битвы между людьми и демонами. Небесные копья пронзали заснеженную землю сплошной чертой, сколько хватал глаз. Кровь земли ударила из тех мест и застыла на морозе зубьями много выше человеческого роста. Так страшен был гнев богов, что ничто живое не могло ни приблизиться к этим зубьям, ни пройти между ними. Демоны, оказавшиеся за частоколом, на севере, завыли от ярости, ибо поняли, что побеждены. Ночное небо полыхнуло огнем, и кроваво-красные Покровы замигали от горизонта до горизонта. Воины перебили немногочисленных демонов, застрявших на южной стороне, а последние колдуньи, оставшиеся в живых, перешли Черту Гнева, чтобы расправиться с прочими. Они верили, что Север заморозит демонов окончательно и те больше не смогут биться.

Да разве чужой поймет, что значит родиться в краю, где до сих пор звучит эхо великой войны? Жрецы говорят, что демоны так и сидят там, за частоколом. Если Гнев уступит и битва возобновится, родичи Гвинофар станут в первых рядах. Даже женщины. Таков их долг.

Гвинофар думала о Ресе и других Хранителях. Они, рискуя собой, ездят от зубца к зубцу, осматривают монолиты застывшей земной крови, укрепляют их, если нужно, приносят жертвы воздвигнувшим их богам. Ведь если демоны вернутся, между ними и плодородными, изнеженными южными землями будет стоять только Гнев. Даже Дантен со всем своим войском не сможет отразить врага, если Гнев падет.

– Вот почему, – завершила она свой рассказ, – в начале Второго Века Королей не было ни единой колдуньи. Все, умевшие управлять душевным огнем, принесли себя в жертву.

– Перейдем теперь к семьям Заступников, – предложил Костас. – К той… Силе, которой они обладают. – Ни голос его, ни поведение нисколько не изменились… но этот вопрос пронзил душу королевы как нож. Она и раньше испытывала это, когда Рамирус пользовался магией, чтобы читать ее мысли. Вторжение в тайны ее души возмущало ее, как насилие, но она даже виду не подала, что знает о нем.

Она ненавидела Костаса – и не переставала гадать о подоплеке этого чувства, вспоминая то, что сказал ей Рес: «Те резоны, которые ты привела, не объясняют столь лютой ненависти».

«Королевские гончие, – подумала она, – тоже не любят нового магистра, но им не приходится объяснять, почему это так».

– Они произошли от уцелевших военачальников. Жрецы решили, что их потомки будут править Севером, – так с тех пор и повелось. – Гвинофар умолкла, пристально глядя на Костаса. – Что еще вы хотите знать?

– Боги одарили их чем-то, не так ли? Силой, которая позволит защитить мир от демонов, если те явятся вновь. Так по крайней мере говорят.

Гвинофар внутренне замерла, как лань, почуявшая охотника. С самого начала он только и ждал, чтобы задать ей этот вопрос. Для того ее сюда и позвали.

Она решила скрыть все, что только будет возможно.

– Мало ли о чем говорят люди, почтенный?

– Сказки все это, – фыркнул Дантен.

Она потупилась, надеясь сойти за женщину, смущенную мужским вольнодумством.

– Может быть, и сказки, ваше величество.

– Вы не ответили мне, – заметил Костас.

Она пожала плечами, делая вид, что этот предмет для нее мало что значит.

– Долг Заступников – забота о Копьях. Поэтому боги будто бы наделили их способностью подходить к ограде ближе всех остальных. Не знаю, можно ли назвать это даром, почтенный магистр. Гнев страшен, и только те, кто связан долгом, рискуют приближаться к нему.

– Говорят также, что в ваших жилах течет колдовская кровь.

Сердце Гвинофар дрогнуло, но она, дыша глубоко и медленно, сохранила спокойствие. Она не могла лгать, зная, что он видит ее насквозь, но и всей правды говорить не хотела.

– Не знаю, на какие предания вы ссылаетесь. Иногда рассказывают, что семь колдуний пережили битву. Они стали женами семи полководцев и родили им сыновей. Говорят также, что кровь всех погибших чародеек впиталась в землю и передалась первым Заступникам. Но все это было давным-давно, а магический дар не передается с отцовским именем и не зависит от сказок, которые мы слышим в детстве.

– Сама она точно не ведьма, если ты об этом допытываешься, – заявил Дантен. – Рамирус удостоверился в этом, прежде чем мы поженились.

– Магистр Рамирус? – Теперь Гвинофар смутилась по-настоящему.

– По моему приказу. – Дантен жестом пресек все ее возражения. – А ты как думала? Я бы не стал брать жену из рода колдунов, а про вас всякое болтали. Видно, боги пообещали дать Заступникам Силу, лишь когда в ней будет нужда. Боги ничего в простоте не делают, так ведь?

– Похоже на то, – тихо согласился магистр.

– Лорды-протекторы построили на таких побасенках недурную империю, и я за это их уважаю. Но чародейскую кровь поищи в другом месте, Костас. Жена моя – чистокровная Заступница, но Рамирус заверил меня, что от ведьмы в ней не больше, чем в любой другой знатной даме. Извини, дорогая, ты сама знаешь, что это правда.

Она молча кивнула – без слов чувствительная ко лжи магия Костаса не имела над ней власти.

– Удовлетворен ли почтенный магистр теперь? Или от меня еще что-то требуется?

Об этом нельзя было спросить, глядя в сторону, и ее пронизала дрожь. Серые глаза Костаса, светлые, почти как у самой Гвинофар, во всем остальном не были человеческими глазами. В их глубине ей мерещились темные тени, голодные твари, готовые всплыть наверх и пожрать ее душу. Или восторжествовать над ее слабостью, если она не выдержит взгляд магистра. Но Гвинофар выдержала, призвав на помощь все свои душевные силы. Целую вечность спустя, как ей показалось, Костас сказал:

– Нет. Я узнал достаточно.

Она, не слушая, что он говорит королю, вздохнула с тайным облегчением. Несмотря на свою наружную хрупкость, она была сильной женщиной, а принадлежность к Заступникам делала ее сильной вдвойне, но переглядеть магистра мало кто из людей способен.

Дантен осушил свой кубок до дна. Она не заметила, наполнял ли он его повторно во время ее рассказа. Если сегодня он пьет больше обыкновенного, это недобрый знак.

– Я говорил магистру, что в ваших преданиях мало толку, но он все-таки захотел послушать. Что, Костас, позабавили тебя сказки про демонов? Ты можешь идти, дорогая. – Поднимаясь и приседая, она увидела, что король уже думает о другом, и еще раз перевела дух.

Лишь покинув чертог и закрыв за собой дверь, она обмякла и прислонилась к прочному дубу. Для чего все это было устроено? Общение с Рамирусом убедило ее в том, что магистр ничего не делает просто так, и смертные редко догадываются о его намерениях.

Ей тоже, как она ни старалось, не удалось распутать замыслы Костаса, и она вернулась к себе. Здесь, по крайней мере, она могла отгородиться от королевского магистра и попытаться забыть о его нечистом проникновении в ее душу.

Дантен подлил в свой кубок вина и тихо проворчал:

– Ну так как, ты получил что хотел? – Костас медленно наклонил голову. – По мне, так это чушь несусветная. Предания сочиняются людьми, которые хотят занять место в истории. Все династии передают по наследству такие вот байки – или придумывают их сами.

– Вы, как я вижу, обходитесь без преданий. Дантен от души посмеялся.

– На свете, смею надеяться, есть такие места, где меня поминают как бога, хотя вряд ли благословляют. Мне это только на руку. Страх держит людей в повиновении. – Он выпил еще. – Только слабый правитель взывает к богам – без молитвы он и в нужник не ходит.

– А вы, значит, ходите? – усмехнулся магистр.

– Хожу и кладу на этих жалких людишек. И на их богов.

– За послушанием вашей жены таится мятежный дух, – заметил Костас.

– Ну так что же? – Король плеснул вина в кубок магистра. – Кобылка без норова хорошего жеребца не принесет, Костас.