Пожиратели душ - Фридман Селия С. - Страница 13

Наутро я уехал, ни разу не оглянувшись назад, – помолчав, завершает рассказ Итанус.

– И обрели покой здесь? – тихо спрашивает Камала.

Он долго смотрит в ночь, прежде чем ответить.

– Где же и найти его, как не в лесу? Нужды мои немногочисленны. Мои консорты, как правило, умирают от старости… чуть раньше, чем естественным порядком, но не столь рано, чтобы люди обращали на это внимание. И хищники в черных одеждах не окружают меня, карауля миг моей слабости. Да, я полагаю, что обрел покой, насколько магистр способен об этом судить.

Теперь, в свой черед, замолкает она. Ему не нужно смотреть на нее, чтобы знать, о чем она думает, – этим насыщен воздух вокруг нее.

– Тебе этого мало, не так ли? Она молчит.

– Мне в дни моей молодости было бы мало.

Алмазные глаза, не мигая, глядят во мрак.

– Последнее время мне снятся странные сны. – Она закусывает губу. – Я думаю, они… о моем консорте.

– Это невозможно, – цепенеет Итанус.

– Да, вы говорили.

– Что ты видишь? Почему думаешь, что тебе снится он?

– Лица я не вижу. Ничего такого. Просто… чувствую чье-то присутствие. И связь между нами. Я знаю, что он такое, но не могу узнать, кто он. – Она поднимает глаза на учителя. – Есть ли способ сделать эти сны более ясными? Я пытаюсь каждую ночь, но у меня ничего не выходит.

– Не надо ничего выяснять, – шепчет он.

Она не спорит с ним – она никогда не спорит, – но ее глаза блещут вызовом, слишком хорошо знакомым ему.

– Камала… послушай меня. – Он берет ее за плечи, поворачивает к себе. – Это смерть, понимаешь? Боги в милосердии своем обрекли наших консортов на безымянность, даровав нам неведение. Будь по-другому, как могли бы мы делать то, что делаем?

– Я хочу знать, – шепчет в ответ она. – Разве вы никогда не думали о тех, кто поддерживает ваше существование? По-моему, такое любопытство только естественно.

– Камала… – Он подбирает слова, зная ее железное упорство. Если он не поможет ей понять все магистерские «как» и «почему», вряд ли она будет уважать их обычаи. – Мы больше не люди в понимании смертных. Мы крадем чужую Силу, разжигая собственную, давно охладевшую жизнь. Если ты хоть на миг усомнишься в своем праве, пожалеешь о своем деянии… связь прервется, и ты умрешь. Не доведывайся о его имени. Не пытайся разглядеть во сне его лицо. Поверь мне, этого нельзя делать.

– По-вашему, эти сны правдивы? – не уступает она. – Значит, если я все-таки увижу его лицо, оно будет настоящим, а не измышлением спящего разума?

Итанус качает головой, его губы сжаты.

– Я не знаю. Говорят, будто некоторые магистры пытались получить сведения о своих консортах путем волшебства, но все их попытки проваливались. Ни одному магистру еще не удалось узнать, с кем он связан… ни одному мужчине. – Его голос звучит не громче ночного бриза, но зарядом не уступает молнии. – Ты же – нечто такое, чего еще не бывало. Может быть, женщине свойственно такое желание – узнать имя того, чьей жизнью она пользуется, но это не значит, что ее желание разумно.

– Может быть, именно поэтому они умирали. Другие женщины. Вы говорили, что некоторые из них совершали Переход, но потом умирали.

– Я говорил просто так, без задней мысли.

– Я умирать не собираюсь, – с мрачной решимостью произносит она.

– Тогда не пытайся узнать.

– Я и так уже далеко зашла. Если я увижу его лицо, меня это не убьет.

– Камала…

Ее глаза сверкают холодным огнем.

– Вы сомневаетесь во мне, мастер? Вы думаете, что я откажусь от этой жизни – вечной жизни – из страха погубить одного человека? Думаете, что я настолько слаба?

Он снова ищет слова, чтобы убедить ее в своей правоте.

– Преступникам не напрасно закрывают лица перед повешением. Человека, которого ты не знаешь, легче убить.

– Палач, отказываясь совершить казнь, лишается только платы, магистр же теряет жизнь. Я хорошо понимаю, в чем разница.

Как дерзновенна она! Как самоуверенна! Он видел в ней это с самого начала. В ранней юности она пережила множество бедствий и теперь не верит, что хоть что-то способно ее победить. До сих пор упрямство служило ей броней против всех испытаний… но доспехи эти с изъяном. Тот, кто не верит в опасность, никогда не будет готов достойно встретить ее.

«Ты еще не показала себя как магистр, – думает он. – Не померилась силами с равными тебе. Пока этого не случилось, ты остаешься всего лишь диковинкой, рискованным опытом… и одни боги знают, что станется с тобой, когда другие проведают о твоем существовании».

– Я больше не твой учитель. – Эти слова тяжким грузом ложатся на его совесть, но их нужно произнести. – Теперь я могу только советовать, ничего более. Прошу тебя, поверь мне, как верила прежде. Ты едва ступила на новый путь, и ни ты, ни я не знаем, куда он приведет. Не губи свою душу в самом начале. Держись испытанной, торной дороги. Для дерзаний у тебя еще будет время.

Молчание и сверкающий взор служат ему ответом. Он тяжело вздыхает. При всем ученическом послушании она в основе своей остается все той же, какой впервые пришла к нему: сердитым, обиженным судьбой ребенком, который намерен схватить этот мир за волосы и силой вырвать желаемое. Теперь это в ее власти.

– Подожди хоть немного, – просит Итанус. – Обещай мне.

Она молчит долго, очень долго. До ее Перехода он знал бы, как она ответит, но теперь она совершенно непредсказуема.

– Хорошо, я подожду, – говорит она наконец. Итанус знает, что слово ее твердо, но огонь в глазах ясно свидетельствует о том, что долго ждать она не намерена.

Оставив его, она поворачивается и сходит по каменистому склону в лес.

Он молча провожает ее взглядом.

Глава 7

Когда рынок уже закрывался, поднялся ветер, и амулеты на шатре гадалки зазвенели, нестройным хором встречая ночь.

Гадалка Ракель сочла немногие монеты в своем кошельке и вздохнула. Мало она сегодня выручила, но иного и ждать нечего. Когда людям хорошо живется, они не обращаются за предсказаниями, а местные жители куда как довольны хорошей погодой после недавних дождей. Надежды растут вместе с зелеными всходами – какая же тут нужда к гадалке ходить? Даже болезни, обычные в летнюю пору, в нынешнем году обходят город стороной, точно сама Природа вознамерилась оставить здешних ведьм без работы.

Тем удачнее, что к ней недавно заглянул чужеземный магистр. Благодаря его щедрости она как-нибудь переживет трудные времена… хотя при каждом прикосновении к его монетам ее пробирает дрожь. То недоброе, что связано с ними, недоступно глазам простых смертных, но она от рождения способна видеть то, чего не видят другие, и ее не обманешь. Но что же это – зло, заключенное в нем самом, или качество, присущее ему как магистру? Она никого из магистров не знала достаточно близко, чтобы судить об этом, а после получения денег от давешнего надеялась, что и впредь не будет иметь с ними дела. Уж очень страшное это золото… словно и не людское.

Полотнище у входа шевельнулось явно не от ветра, и гадалка поспешно упрятала деньги поглубже.

– Кто там?

– Ты сегодня больше не принимаешь? – спросил мужской голос, густой и бархатистый, словно добрый эль.

– Отчего же? Пожалуйте.

Она встала навстречу гостю и расправила вышитую юбку.

Мужчина слегка нагнулся при входе. Высокий, с лицом, говорящим о красоте не только внешней, но и внутренней, он двигался с грацией, присущей молодости. Ракель заметила, что его одежда хоть и проста, но отменно скроена. Золота он тоже не носил, но Глаз показал ей следы прежних украшений.

Побуждаемая любопытством, она позволила себе толику магии, чтобы узнать, кто он такой. От узнанного дух у нее захватило, колени подкосились, и она отвесила вошедшему земной поклон.

– Ваше высочество…

– Не надо этого. Пожалуйста, встань.

Она повиновалась, и легкая улыбка у него на лице приободрила ее, хотя Глаз не преминул увидеть таящийся за этой улыбкой мрак.