Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Черные Земли - Фридман Селия С. - Страница 72


72
Изменить размер шрифта:

– «Золотой славы» больше нет, – в конце концов сообщил Тошида.

– Ушла на Запад? – спросил Дэмьен, прекрасно понимая, что ответ окажется иным.

– Потерпела крушение. В бурю возле Альмаранда. Большей части экипажа удалось безопасно высадиться на берег, но ваш корабль пошел ко дну. И весь груз тоже. Мне очень жаль, – вроде бы с искренним сожалением добавил он.

– А капитан Рошка? А штурман Марадез?

Лицевые мышцы Тошиды напряглись.

– Капитан – в Пяти Городах, подыскивает себе новое судно. А Рася…

Дэмьен затаил дыхание.

– Утонула?

Тошида покачал головой, лицо его по-прежнему выглядело скованным.

– Она выбралась на берег. Провела неделю в Альмаранде, изучая тамошние древние морские карты. Затем отправилась в протекторат Лурал на поиски какой-то старинной лоции, которая там вроде бы хранилась. Насколько я понимаю, реликвия одной из первых экспедиций.

– И?..

Тошида отвернулся.

– Она была пришлой, – тихо сказал он. – А сейчас дурные времена для пришлых.

«О Господ…» Дэмьен представил себе Расю, окруженную разъяренной толпой, – рост, цвет кожи и акцент без всяких сомнений выдавали в ней иностранку, возможно, замаскированного врага… Он представил себе, как она становится жертвой разъяренной толпы, и невольно задрожал. «О Господи. Прошу Тебя. Только не это».

– Бывает, – проскрипел Тошида. И хотя он сказал это как бы в утешение, Дэмьену показалось, что эти слова прозвучали как-то грубо. Бесчеловечно. – Такова цена, которую приходится платить, преподобный.

– За что?

– За свободу. За уничтожение тирании. Страна нуждается в очищении, и если при этом возникают болезненные побочные результаты…

– Господи небесный, – взорвался Дэмьен. – Неужели вы сами верите в подобную чушь? Честно говоря, я ждал от вас большего, Патриарх!

Последнее слово он произнес с нажимом, и прозвучало оно чуть ли не издевательски.

Тошида насупился:

– Кто вы такой, чтобы осуждать нас? Если для исцеления народа следует пролить кровь, то пусть она прольется. Такие эмоции нельзя держать под спудом на протяжении долгого времени – рано или поздно они выплеснутся наружу, и если этот выплеск станет неуправляемым…

– А то, что происходит у вас, вы считаете управляемым? Вам и на самом деле так кажется?

– Они убивают ракхов. Я называю это справедливостью.

– Они убили Расю! – Голос Дэмьена дрожал – от ярости, от горя, от недоумения. – И сотни других людей. Тысячи других. Каждого, кто встанет им поперек дороги, или усомнится в их справедливости, или просто попадется под горячую руку.

– Эту цену нам приходится платить, преподобный Райс. Поймите.

– За что?

– За наше единство. – Регент глядел уже угрожающе. – Или вы забыли? За великую Святую Церковь, которой мы оба служим. За единство веры. Единство цели. Единство судьбы, достигаемое любой ценой.

– Нет, – внезапно вмешался Таррант. – Не любой ценой.

Тошида повернулся к нему:

– А теперь вы возьметесь учить меня вере? Меня воспитала Святая Церковь, я достаточно знаю писания Пророка.

– Может быть, и знаете, – невозмутимо возразил Таррант. – Только не понимаете.

В глазах Тошиды вспыхнула ярость, краска гнева залила все лицо.

– Как вы смеете! Как будто кто-нибудь, прибывший со стороны, может понять мир, построенный нами здесь, и оценить предпринятые нами усилия…

– Хотите узнать, что вы тут построили? – Гнев самого Охотника наполнил комнату, сделав сам воздух стылым и жутким. Над головой у него замелькали порождения ярости. – Хотите посмотреть на мир, построенный вами на религии ненависти? Что ж, я вам покажу!

Комнату заполнило буйство переливающихся красок, в котором затерялись и Тошида, и Дэмьен. Стены утратили материальную субстанцию, пол и потолок куда-то исчезли. Даже сила притяжения внезапно прекратила что-либо значить – все начало втягиваться в сердцевину цветного вихреворота, в воронку, – все мысли и чувства, все телесное и духовное, все надежды, страхи и мечты…

И перед ними предстало грядущее. Не какой-то отдельно взятый момент или период. Перед ними разверзлась бездна грядущих времен, хаос кое-как сходящихся друг с дружкой возможностей. Дэмьен увидел миры, в которых всеобщее уничтожение, затеянное Калестой, охватило целые города, целые края, подняв брата на брата с единственной целью истребить все живое. Он увидел миры, в которых Святая Церковь стала инструментом тотального контроля, орудием убийственной тирании, и мечта Пророка окончательно сошла на нет в эксцессах ритуальной жестокости. Перед его взором миры проплывали за мирами: кровавые, убийственные, безнадежные, охваченные порчей. Он видел, как порча расходится кругами, подобно волнам, как поражает сперва народ, потом Церковь, а вслед за этим – и Фэа, пока не растекается по всей планете единым океанским валом, губя каждую душу, к которой прикоснется. Воплощенная мечта Калесты – и голод Калесты. И посредине всего этого лишь один мир, в котором осталась хоть какая-то надежда, один клочок земли, на котором сияет свет. Лишь один мир – и в нем только один человек, мудрый и решительный, которому, пожелай он этого, удалось бы отразить этот натиск, этот напор, удалось бы спасти свой город – и с ним свой мир, поведя его по другому пути. Только что избранный Патриарх – темнокожий, торжествующий…

Раздался внезапный крик – наполовину гневный, наполовину испуганный, – и видение взорвалось, рассыпавшись на хрустальные брызги. Фрагменты реальности дождем полились на Дэмьена, пытавшегося кое-как прийти в себя, но на протяжении целой минуты ему это не удавалось, – а к тому времени, как он вновь увидел дверь, ту уже закрыли с другой стороны, и человек, сделавший это, пропал из виду.

– Джеральд!..

Он не мог думать сейчас о Тошиде, он и сам рванулся к двери, надеясь догнать и остановить Владетеля. Но Охотник шел быстро, да и фору взял изрядную, – и пока Дэмьен не выбежал из дворца, растолкав и распугав по дороге добрый десяток гвардейцев, он так и не увидел Тарранта. Но вот и он – его длинные ноги стремительно шагают по дворцовым угодьям.

– Джеральд! Остановитесь! – Он не знал, услышит ли его посвященный с такого расстояния, однако попытаться стоило. – Прошу вас!

Никакого эффекта. Дэмьен побежал еще быстрее, стремясь наверстать отставание, хотя ни силой, ни выносливостью ему было с Таррантом не сравняться.

И наконец в каком-то безлюдном месте ему удалось догнать Охотника, не потому, что он бежал быстрее, а потому, что остановился сам Таррант. Страх читался на его смертельно-бледном лице, страх читался в серебряных глазах.

– Вы поняли, что я там сделал, – с вызовом спросил посвященный. Его голос от ужаса совсем охрип. – Вы все поняли?

– Вы поделились Божественным Видением, – ответил Дэмьен. – И если Тошида увидел то же самое, что и я, тогда вы, возможно, спасли этот мир. И совершенно определенно спасли этот город…

Он умолк на полуслове. Потому что внезапно понял. Понял подлинный смысл происшедшего.

– Я сделал кое-что другое, – страстно прошептал Охотник. – Я только что совершил самоубийство. Или вы забыли мою сделку? Забыли, что за сила поддерживает меня в живых? Я существую, священник, лишь на определенных условиях. И если я и впрямь подвиг Тошиду на спасение здешнего края от роковой судьбы, то нарушил тем самым все условия договора.

На мгновение Дэмьен лишился дара речи.

– Но вы же живы, – слабо произнес он наконец. – Вы до сих пор живы.

Таррант страдальчески отвернулся от него.

– Надолго ли? – прошептал он. – До тех пор, пока не переменится сам Тошида? До тех пор, пока не начнет сказываться эта перемена? И на каком же этапе этого процесса будет пресечена моя жизнь? Девятьсот лет служения, перечеркнутые од ним-единственным мимолетным порывом! – Он закрыл глаза. – И на это меня подвигли вы, священник! Вы и ваша философия! Вы и ваше человеческое влияние! Что ж вы не радуетесь? – с вызовом спросил он. – Разве не к этому вы стремились? Разве вам не доставит удовольствия сознавать, что я горю в аду, пока вы замышляете следующий поход против Калесты?