Черные Земли - Фридман Селия С. - Страница 42

Хессет посмотрела ему прямо в глаза. Заглянула в них глубоко-глубоко.

– Ничего себе прогулочка!

И он понял, что она имеет в виду. И чего боится.

– Деревья не нападут на нас, пока мы не захотим отдохнуть. – Он произнес это спокойно, хотя и сам едва не вздрогнул при одной мысли о том, что придется вновь пройти мимо этих растений. – Если мы ни разу не остановимся, все будет в порядке.

– Ты в этом уверен?

Он замешкался с ответом.

– Здесь нам оставаться нельзя. А это означает, что надо воспользоваться подвернувшейся возможностью. Но какой-то смысл в этом есть, не правда ли? Если сила деревьев заключается в усыплении, то только естественно ожидать, что они не начнут действовать, пока наши собственные тела не проделают за них полработы. Или, по меньшей мере, усыпят нашу бдительность.

– Будем надеяться, что ты прав, – пробормотала она.

Путники как можно быстрей собрали свои пожитки. Дэмьен особо проследил за тем, чтобы аптечка осталась под рукой; ведь нельзя было предугадать, в какой именно миг она может понадобиться. Йенсени захотела было понести часть поклажи, но едва она взвалила скатанные одеяла на худенькое плечо, Дэмьен забрал у нее эту ношу и добавил к собственной. Слишком она была мала, слишком слаба и слишком потрясена недавним нападением; и если им понадобится бежать – и ей тоже, то лучше не обременять ее никакой дополнительной тяжестью.

– Я справлюсь, – пообещала она Дэмьену, и он расслышал в ее голосе страх. Страх не перед деревьями, подумал он, и даже не перед Принцем. Страх перед тем, что она окажется бесполезной и ее из-за этого бросят.

– Все в порядке, – хрипло прошептал он, погладив ее по плечу. – Просто старайся не отставать от нас.

Они сошли с южного края гранитного островка, но разницы никакой не ощутили – почва и здесь и там была одинаково твердой. Тем не менее это было для Дэмьена одним из самых трудных шагов в его жизни. Он почувствовал, как подобралось все его тело при одной мысли о том, что придется приблизиться к деревьям, и ему пришлось заставить себя тронуться с места, а потом просто-напросто поставить ногу на землю, возможно пронизанную смертоносными корнями. И все же он сделал этот шаг, и ничего страшного не произошло, и тогда он понял, что власть, которую имели над ним деревья, исчезла. Или же была изгнана – мастерством Тарранта и его собственными отчаянными усилиями.

Какая-то миля пути. В одиночку он покрыл бы это расстояние минут за пятнадцать; вдвоем с Хессет – ноги и, соответственно, шаг которой были короче, – за чуть большее время. Ему не хотелось думать о том, сколько времени им понадобится в обществе маленькой девочки. И так они шли на предельной для нее скорости. Иногда, когда они невольно ускоряли шаг, Йенсени переходила на бег, лишь бы не отстать. Что ж, все правильно. Ей не вредно время от времени и пробежаться, а они, обремененные поклажей, не могут себе этого позволить. На исходе мили им придется вступить в бой со стаей убийц, присланной Принцем, и если они выбьются из сил, потеряют энергию и утратят хладнокровие, им суждено будет стать легкой добычей.

Каждую пару минут Дэмьен задерживался, чтобы провести Затемнение, – не потому, что надеялся сбить со следа погоню, но в стремлении хоть как-то затянуть ее. Вдруг, оставив в пустыне ложный след, он ненадолго отвлечет преследователей от истинного, а может быть (хотя эта вероятность выглядела совсем уж незначительной), попав на ложный след, они не сразу сообразят вернуться на настоящий. Ему оставалось только надеяться. Он даже попытался создать Иллюзию на их гранитном островке, чтобы преследователи решили, будто путники все еще находятся там, но ему было ясно, что практически невозможно создать образ, достаточно сложный, чтобы в него поверило животное. А кроме того, даже решив наброситься на Иллюзию, звери распознают ее мнимость в первые же мгновения – и, таким образом, весь эффект полностью пропадет. Таррант, конечно, в состоянии создать Иллюзию, обладающую необходимым запахом, необходимым вкусом и даже бьющуюся в агонии, когда на нее набрасываются… Но для того чтобы это сработало, необходима и живая приманка. А Дэмьен уже столько раз вынужденно наблюдал, как вместо него самого гибнут симулакры, что ни за что не решился бы на это по собственной воле. Даже когда речь зашла бы о жизни и смерти.

Что же касается Хессет, то она не предпринимала никаких попыток помочь Дэмьену собственным искусством, из чего он сделал вывод, что приливное Фэа на данный момент просто-напросто недоступно. Что ж, тем хуже для них. При всей неустойчивости и неуправляемости приливное Фэа должно было быть именно той силой, с которой едва ли доводилось схватываться Принцу; и Дэмьен отдал бы сейчас все на свете, лишь бы с ее помощью организовать настоящее Затемнение. Что ж, возможно, Хессет подключится к приливной Фэа позже. На этот раз у нее не должно быть никаких затруднений морального свойства. Хотя, как правило, она защищала только своих соплеменников, Дэмьен пробыл с ней уже достаточно долго и вступил в достаточно близкие отношения, чтобы она относилась к нему как к своего рода родственнику. Не говоря уж о девочке… Дэмьен вспомнил разговор, который невольно подслушал однажды утром, еще не полностью проснувшись.

– А у тебя есть дети? – спросила Йенсени.

Хессет ответила не сразу, а когда все-таки заговорила, стало ясно, что слова даются ей с огромным трудом:

– У меня была дочка. Ей было пять лет, когда я впервые отправилась к людям. И я оставила ее на попечении у родственников. На целый месяц.

– И что случилось?

– Произошел… несчастный случай. Во время землетрясения. Иногда такое бывает. – Она сделала паузу. – Я и не знала об этом, пока не вернулась домой. А они не знали, как рассказать мне…

Ее голос поплыл, в нем слышалась невыразимая печаль.

Йенсени шепотом задала следующий вопрос:

– А ты когда-нибудь заведешь других детей?

В разговоре возникло долгое молчание. А когда Хессет заговорила, было понятно, что она пытается найти слова, которые смогла бы воспринять Йенсени:

– Когда мои соплеменницы созревают для материнства… у нас это не как у людей. Они больше ни о чем не могут думать, они больше ничем не могут заниматься… и от людей такого не скроешь. Поэтому, если переводчица хочет отправиться к людям, ей приходится отказаться от мыслей о материнстве. Раз и навсегда. Так это было и со мной.

– Значит, у тебя больше никогда не будет детей?

– Нет, малышка. Никогда. – И шепотом добавила: – Но у меня есть ты.

Тем утром Дэмьен почувствовал стыд. Стыд из-за того, что странствует с ракханкой по свету так долго, знает ее так хорошо, а при этом даже не подумал о том, чтобы задать ей столь основополагающий вопрос. Возможно, ему казалось, что если Хессет захочется поделиться с ним личными воспоминаниями, то она возьмет инициативу в свои руки, а самому к ней приставать с расспросами нечего. Или, если уж начистоту, воспоминания о ракханках в период течки все еще вызывали у него неприятный осадок, и он избегал любых разговоров, хотя бы косвенно связанных с этой темой. Конечно, это было не более чем предубеждением, правда, вполне естественным для представителя человеческой расы.

Время от времени он оборачивался и проводил торопливое Познание. Действовать против потоков Фэа было трудно, и он получал лишь отрывочную информацию. Вот звери пошли по ложному следу. Вот оставили его. Вот нашли, наконец, истинный след и отправились по нему, время от времени теряя минуту-другую на расставленные священником Отвлечения, но неизменно возвращаясь на истинный след. Было совершенно ясно, что от этой погони не избавиться, и Дэмьен молился о том, чтобы ему со спутницами удалось своевременно добраться до таинственного оборонительного рубежа. Если их настигнут в чистом поле, у них не будет ни малейшего шанса.

И вот они вышли к трещине или, возможно, к ущелью, настолько глубокому, что нельзя было увидеть дна. Стены ущелья образовывали гладкие черные плиты, поблескивающие в лучах солнца подобно лезвиям.