Металлист. Назад в СССР (СИ) - Борчанинов Геннадий - Страница 53

Дима и его товарищи покинули сцену, прошли мимо нас.

— Варя, привет! Всё ещё с этими неудачниками играешь? — спросил он, скользнув по нам взглядом. — Может, лучше к нам? Для тебя всегда место найдётся.

Данила Мартынюк гоготнул, словно услышал что-то очень смешное.

— Да пошёл ты, — фыркнула Варя.

— И следующим на нашей сцене выступает вокально-инструментальный ансамбль общеобразовательной школы номер семь «Высокое напряжение»! — очень вовремя объявил конферансье.

Драку за кулисами мне бы точно не простили.

Мы вышли на сцену ДК, к полному залу, начали подключаться. Я заметил на первом ряду Любочку и Кобру, нашёл взглядом своё семейство в полном составе, Елизавету Константиновну, однокласников. У самого выхода толпилась гопота с Гришаней во главе, тыкая в меня пальцами и что-то бурно обсуждая. Нас поприветствовали аплодисментами, не такими бурными, но достаточно громкими, чтобы заставить Свету смутиться.

Я подключил гитару, встал к микрофону. Члены жюри, сидевшее прямо напротив сцены за длинным столом, начали что-то помечать в своих записях.

— Для вас, дорогие зрители, звучит авторская композиция «Один в темноте», музыка Александра Таранова, слова Александра Таранова! — объявил конферансье, убедившись, что мы готовы начинать.

И мы заиграли. Начиная с медленного мелодичного перебора, как и сотни раз до этого. Отшлифовали песню так, что играть могли с закрытыми глазами, по мышечной памяти. Зал снова перестал существовать для меня, я остался наедине с музыкой, наедине с песней, проживая каждую её строчку, каждый момент. Стал на несколько минут главным героем этой песни.

Перешли к припеву, тяжёлому и оттого непривычному здешней публике, на второй куплет, заиграл соло. Не лучшее моё исполнение, особенно после такой пробежки, но я выкладывался на полную, изо всех сил.

Бурных оваций не случилось. Хлопали одноклассники, хлопали близкие. Основная масса зрителей просто не поняла песню, новую, непривычную, незнакомую. Члены жюри задумчиво и благосклонно кивали, наклонялись друг к другу, перешёптываясь и обсуждая исполнение. Конферансье из-за кулис жестом показал на часы. Время идёт.

Я посмотрел в зал, обернулся к остальным.

— Играем про мирный атом, — сказал я.

— Каскадёры же! — воскликнула Варя.

— Катя, мирный атом! Погнали!

Барабанщица дала быстрый отсчёт, и мы заиграли песню без всякого объявления. Скоростную, яростную, жёсткую. Я увидел, как вытянулось лицо Кобры, как прикрыла глаза Любочка. Несогласованный репертуар, снова. Но ради этой песни я сюда и бежал.

Я зарычал в микрофон первые строчки. Конферансье в недоумении смотрел на меня из-за кулис, но народу, в целом, нравилось. Некоторые даже качали головами в такт быстрому барабанному ритму и жужжанию гитар. Реакция жюри была мне пока не совсем понятна, они снова наклонялись друг к другу, обсуждая песню, но в этот раз электричество не отрубится. Это конкурс, и все думают, что это часть нашего выступления, а значит, дослушают до конца.

Одна только Кобра украдкой показала мне кулак. В ответ я сорвал маску с лица, демонстрируя всем свою помятую рожу. Наша музыка источала чистейшую, незамутнённую злобу, предупреждая всех об опасности экспериментов на атомных станциях. Такая музыка тут звучала впервые.

Не «Миллион алых роз», конечно. Популярной такая музыка не будет никогда. Относительный успех может прийти лет через восемь-десять, но и тот по сравнению с другими жанрами будет всего лишь небольшой вспышкой интереса.

Но я играл, играю и буду играть. То, что хочу играть. И так, как хочу. Хоть при Андропове, хоть при Ельцине, хоть при Сталине.

Я почувствовал прилив сил, открылось второе дыхание. Я отдавал толпе эмоции, получая их эмоции в ответ, и это бодрило меня, как не бодрит ни один стимулятор. Это наркотик, на который подсаживаешься легко, окончательно и бесповоротно, без каких-либо негативных последствий.

Мы отыграли два куплета, припев, настало время для гитарного соло, и я вышел на сцене вперёд, на самый край, чтобы под жарким светом софитов выдать самое лучшее соло в моей жизни. Я даже не глядел на гриф. Играл, как Бог на душу положит, высекая из струн всё то, что чувствовал сам, передавая это через музыку. И зрители, все до единого, завороженно следили за каждым моим движением, качая головами в такт ревущей из колонок музыке.

А это значило, что я своей цели достиг. Какой бы она ни была.