Красавица и Ректор: расколдовать любой ценой (СИ) - Солейн Анна - Страница 64

— Но как же Лаура… Она ведь… Она леди. Что же она будет делать на корабле без ежедневной ванны, без перчаток и без компаньнки? Она не вытерпит и дня.

— Что ж, возможно, это даже пойдет ей на пользу. В любом случае, изменить она уже ничего не может. Как и мы с тобой. Дорогая моя, мне нужно дописать письмо для генерала, посиди пока здесь. Можешь выпить чаю.

Он махнул рукой на столик, где исходили дымом заколдованные и вечно горячие чашки. Я взяла одну из них в руки и задумчиво постучала пальцем по фарфору.

— То есть, ты ничего не знаешь о своих родителях? Совсем-совсем ничего? — спросила я, когда Оливер наконец оторвался от бумаг и потянулся, сидя в кресле.

— Ничего. Я пытался что-то нащупать, но… ничего не выходило. Иногда я жалею, что у меня даже ничего не осталось от них, ни одной вещи, которую можно было бы хранить.

— Я тебя понимаю. У меня тоже ничего не осталось, только мамин гребень, но это не в счет.

— Гребень?

Глава 45

— Да, ничего важного. По правде говоря, мачеха купила его для меня на ярмарке… — Увидев недоуменное выражение лица Оливера, я махнула рукой. — Потом расскажу.

Время шло, постепенно выходку Томаса и Лауры все забыли. В академию прибыл отставной генерал королевской армии с суровым именем Дитрих Гленвиль, и профессор Янг сполз на третье место в общем рейтинге самых завидных холостяков академии.

На первом прочно обосновался Оливер, а граф Дитрих Гленвиль, обладатель пронзительных черных глаз, военной выправки и «ах, каких» шрамов на шее, занял второе.

Стоит ли говорить, что его профессор Янг не взлюбил так же, как и Оливера?

Из головы у меня не выходила принцесса, несколько раз я ее даже видела во сне: лихорадочный взгляд зеленых глаз, просьбу «Давай сбежим!»

Я пыталась узнать у Оливера подробности, даже предположила, что король… плохо к ней относится, но в ответ на это Оливер возмутился так искренне, что мне тут же стало стыдно:

— Унни! Я близко знаком с королем и с ее высочеством уже много лет. Король любит дочь.

— Не похоже, что она… счастлива.

— Она…

— Не говори мне про болезнь. На ней проклятье?

— Не совсем, — уклончиво ответил Оливер. — Чудо, что я смог помочь, а все благодаря мемуарам Джо, моего прапрадеда.

— Читала я эти мемуары, — проворчала я. — Твой предок описывает, как королева фей отреклась от престола из-за любви к нему, как он сам участвовал в походах против драконов, а потом приручил одного из них и несколько лет жил в драконьем племени. И это только первая половина книги! Ну и как ты предлагаешь мне догадаться, что из этого правда и имеет отношение к принцессе?

Оливер засмеялся.

— Это не моя тайна, прости. Могу сказать только, что это все — временные меры. Скоро Амелия успокоится.

— Успокоится? Ты же не имеешь в виду…

— Во имя всех святых, Унни! Кем ты меня считаешь? Скоро ей станет легче, я говорю об этом. Ее беспокойность и стремление куда-то убежать — это не просто так. Это влияние магии, темной, жестокой, слепой. На самом деле принцесса мирная и кроткая. Скоро она опять станет собой.

Летом было объявлено о помолвке принцессы и старшего сына какого-то герцога, и я искренне хотела поверить Оливеру в том, что с ней все будет хорошо. В конце концов, до сих пор он ни разу меня не обманывал.

Во время последнего года обучения в академии я ужасно нервничала. Дело было не в экзаменах, разумеется. И даже не в том, что мне предстояло возвращаться в родную деревню — работать в школе. Меня там не ждали, по правде говоря: Томас перед тем, как сбежать в море, выполнил свою угрозу и попросил своего отца отправить в деревенскую школу учительницу. И, к удивлению, она в самом деле прибыла, еще в прошлом году. Махеча говорила, дети от нее и ее «волшебностей» в восторге.

Причина моей нервозности крылась в том, что заклинание, которое могло снять проклятье с рода Оливера, с каждым днем становилось все более зрелым. Скоро оно сработает.

Зависший посреди наполненной каменными статуями комнаты сгусток силы, переливающийся голубым, зеленым и розовым, уже совсем скоро должен будет взорваться и окатить волной магии все поместье.

От проклятья не останется и следа — но как меня примет род Стортонов?

Что-то мне подсказывало, что они далеко не обрадуются.

Осенью и зимой я утешала себя мыслями, что до встречи с родителями Оливера еще далеко, а весной… изо всех сил пыталась перестать себя изводить. С каждым днем заклинание становилось все сильнее и могло сработать в любой момент — как только магия посчитает, что удачное время пришло.

В ответ на все мои опасения Оливер говорил только, что никакое неодобрение родных его от женитьбы на мне не удержит.

— И вообще, дорогая, разве не пора тебе думать о свадебном платье? Спроси, пожалуйста, у Аннет, на что полагается невестам спускать деньги и потрать как минимум в два раза больше.

— Оливер, я не могу…

— Да что за женщина мне досталась! Просто делай, как я говорю. Если я говорю, что ты должна тратить мои деньги на свои прихоти — будь добра слушаться. Зачем мне жена, которая не уважает мое слово?

Сказать ему, что главной моей прихотью будет открытие школ для магически одаренных детишек, мысли о чем не покидали меня уже многие месяцы?.. Это траты посерьезнее платьев и перчаток. Пока не буду говорить. А то испугается и передумает жениться.

Летом я жила в поместье Стортонов и не сразу заметила, что Оливер… подглядывает за мной. Не в интимные моменты, конечно, а по вечерам, когда я расчесывала волосы перед сном.

Увы, в комплекте с кошачьим телом Оливеру досталось умение бесшумно передвигаться.

— Ты мог бы не прятаться, — не выдержала я однажды.

За дверью раздался шорох, а затем — щелчок: поместье Стортонов, как и любой уважающий себя старинный дом, было оборудовано множеством секретных ходов и лазеек для подслушивания и подглядывания.

— Ты не должна была об этом узнать, — проворчал он.

Я решила не говорить, что в таком случае ему стоило бы тщательнее контролировать вырывающееся из утробы мурчание.

— Проходи, я пока не собираюсь спать.

Оливер открыл дверь и, наклонив голову, зашел в комнату, приветсвенно махнул хвостом. Конечно, неприлично ему находиться в моей комнате после рассвета. Но наши отношения уже давно перешагнули, с одной стороны, все рамки приличий, а с другой — оставались целомудренными, даже слишком.

— Унни, твой гребень…

— Что? Ах, да. Это с ярмарки, я же тебе говорила.

Покраснев, я снова провела им по волосам.

— Нет, Унни, — странным тоном проговорил Оливер. — Такие гребни не продаются на ярмарках. Он стоит… даже затрудняюсь сказать, сколько. Для его величества, если я не ошибаюсь, этот гребень вовсе бесценен.

— Ты что? — со смехом обернулась я. — Это же просто безделушка. Купленная на ярмарке за медяк.

— Унни, — Оливер не сводил взгляда с гребня. Зрачки его расширились, как будто он увидел пучок кошачьей мяты. — Эта вещица уникальна. Откуда она у тебя?

— Мачеха сказала, что ее оставила моя мать. Но… Ты посмотри на этот гребень? Простой, металлический, грубый. Она наверняка соврала, чтобы сделать мне приятное.

Оливер покачал головой.

— Унни, это не металл, это предмет, выточенный из редчайшего серебряного коралла. Даже полунции этого вещества стоит больше ста золотых, а то и дороже, потому что его уже много лет не привозил на остров ни один купец. И… разве ты не чувствуешь магию, исходящую от этого гребня?

Магию?

Я пожала плечами. Простая ведь безделушка. Я повертела гребень в руках. Легкий, гладкий, с острыми зубчиками и ручкой, похожей формой на волну. Я так привыкла держать его в руках, что почти не замечала.

Когда-то в детстве я боялась с ним расстаться, даже к морю собой не брала — опасалась, что его случайно унесет накатывающая на берег волна. Мне представлялось, что однажды мама вернется и узнает меня, когда я покажу ей этот гребень.